Так вот и осиротели. Трудно в те минуты мне было. Ну, благо, подружки морг рядом всегда, и утешат, и помогут. Говорили так: не убивайся, Зоя, горе — не море, пройдет, отболит. Оно-то так, да и не так.

Ну, словом, помогли мне, по-человечески утешили. У нас такой коллектив, о человеке не забудут: хороший ты — похвалят, трудно где — помогут. Я лично не жалуюсь. Квартиру мне хорошую дали, все удобства, и так, ежели что надо, не отказывают.

Не постесняюсь я высокого слова: свою верфь люблю. Она для меня вроде матери второй, а я дочь ее. И скажу почему. Отдала я заводу все, что имела: молодость свою, увлеченность, душу, и получила от него сполна.

Вот как-то прихожу домой, на груди у меня медаль «За трудовое отличие». Совсем еще новенькая, только на торжественном вечере вручили. Детишки ко мне, разглядывать стали. Меньшой и говорит: «А чего, мама, тебе не орден дали?» Ну, что ему на это ответить? Медаль то же, говорю, что орден, сынок. Формы, может, у них разные, а содержание одно: за хороший и полезный труд дают. Счастливый был тот вечер.

Ему двадцать три года. Стройный, подтянутый. За фрезерным не так давно, а в цехе уже уважительно говорят: «Мастер». На верфь пришел в семидесятом, а два года спустя на конкурсе получил звание «Лучший фрезеровщик города», после чего на зональных соревнованиях в Улан-Удэ успешно защищал честь камчатских станочников. Экономисты как-то прикинули, что если бы каждый комсомолец работал в этой пятилетке так, как ударник коммунистического труда Карепов, то можно было бы дополнительно отремонтировать с десяток океанских судов. Сам Дмитрий о таких выкладках, конечно, не думал. Но когда об этом было сказано на одном авторитетном собрании, он поднялся и под аплодисменты присутствующих произнес:

— А ведь можно и лучше работать. Но ведь столько помех. Вот тот же инструмент. В обрез его. Скажем, нет фрезы нужного размера, берешь меньшую. Но тогда вместо одного несколько проходов делаешь. Вот тут и теряешь время, а значит, и солидный производственный резерв.

Работу свою, как он сам признается, Дмитрий «чертовски» любит. В цехе его не сразу застанешь у рабочего места. Спросишь: «Где Карепов? — На расточном. А может на зуборезном. — А что он там делает? — Как что? Работает». Из-за любопытства идешь туда. Дмитрий с улыбкой: «Специфика». Нагрузка сегодня не велика, а заказ срочный. Вот и взялся, так как токарь приболел». Выходит, что Дмитрий Карепов — универсал, широкий у него профиль. Однако самая большая тяга — к фрезерному, к первоначальной профессии. Побочные им уже попутно были освоены. У иных добрая зависть к парню: «Молод, а хватка какая! И глаз наметан».

Сам же Карепов на такую зависть обычно так реагирует:

— Спасибо наставникам, повезло мне с ними. Вот тот же Григорий Трофимович, на первый взгляд чудаковатым казался. А какой мастер! Насквозь тебя видел. Смотрит, смотрит, вроде все по-доброму, а потом вдруг: «Знаешь, парень, фрезерному ты не ровня. Не твое это дело». Но это к тем, кто с прохладцей учился у него. К старательному иной подход. Незаметно как-то к заданию подведет, немногословно объяснит. Мол, сам умом пораскинь, что тут к чему. Но это еще в Хабаровском профтехучилище было. Когда я на верфь пришел, имел уже и стаж и разряд третий. И все же поначалу в ученики подался, как-никак место новое, требование жестче, чем на прежнем заводе. И тут, знаете, с мастерами мне опять повезло. Юрий Иванович Путро бывалым судоремонтником оказался. В курс он меня ввел, растолковал, со спецификой познакомил. Все это пригодилось.

Под ним Дмитрий понимает несколько больше того, чем просто чистота рабочего места и смазка станка. По-кареповски порядок — это прежде всего дисциплина, самоподготовка, тщательное обдумывание каждого задания. Нынешний его мастер пояснил:

— Иные ведь, как конец смены, скорей из цеха. Дмитрий же непременно задержится, спросит: «А какой заказ на завтра?» Так и повелось: задания он у меня с вечера получает. К утру ознакомится, прикинет, что к чему, чертеж рассмотрит. На часах восемь, без пятнадцати, а он у станка, минуты на настрой и за дело.

По всему видно: легко и красиво работает парень. Хотя заказы порой каверзные, над ними покумекать надо. Тот же мастер довольно припомнил:

— Говорю ему как-то, не смог бы, Дмитрий, отфрезеровать вкладыши подшипников для траловой лебедки? Сам я знаю, заказ этот для горизонтально-фрезерного и расточного станков. А у него вертикальный. Но те были заняты тоже срочной работой. Подумал, прикинул: «Попробую».

Вроде, на первый взгляд, и сложностей особых нет. А внимательней присмотришься, поймешь, что за внешней кареповской простотой — отличное знание своего станка, собственная технология, мастерский подход. Труднейших заказов Дмитрию дают немало, причем срок их выполнения нередко строго ограничен временем. Тут требуется повышенное внимание и напряжение. Между тем в ОТК авторитетно поясняют: «Брак у Карепова? Нет. Такого не помнится».

Трудится Дмитрий в высшей степени производительно. Норму свою он всегда раза в полтора перевыполняет.

— Думаю, за счет графика, — поясняет сам фрезеровщик. Плотный он у меня. Перекуров не любит. Нет дела у фрезерного, на другой станок переключаюсь. Знаете, не по себе как-то, когда время впустую теряется. Иногда настроишься с утра на один заказ, а тут, бац, другой подсовывают. Пока примеришь, подгонишь, а час-то пролетел. И нередко так. Конечно, судоремонт — дело специфическое, все тут не предусмотришь. Но упорядочить дело следует…

Такова у Дмитрия производственная позиция и заинтересованность. Не показные они, не для формы в разговоре. Просто дорог ему цех, близки к сердцу его успехи и упущения. Вот эту «болезнь» и стремится передать он тем, кто называет уже Карепова своим наставником. О первом ученике Дмитрия Сергее Бажинове мастер участка Иващенко отозвался так: «Кареповского в нем немало. Хороший фрезеровщик». Ну, а Валерий Демин? На самостоятельный путь он только год как стал. Дотянется ли до учителя?

Что касается личной жизни, то у Дмитрия Карепова она так же уплотнена, как его рабочий график. Без ненужных перекуров. Комсомольские поручения, учеба, секция самбистов. Так что его молодая жена Лида — инженер-конструктор отдела главного механика — особо мужа не корит, если он после смены задержится. Знает, дело у Дмитрия не пустяковое, необходимое.

Вот так и живет этот парень Дмитрий Карепов. Есть у него работа по сердцу. И друзья по душе. Есть настоящее рабочее счастье.

Из своих неполных тридцати шести лет Анатолий Боев уже двадцать стоит у станка. На верфь пришел подростком. Припоминает, как подвел его мастер к невысокому парню и сказал:

— Принимай, Василий, новенького, Тот строго оглядел.

— Ну, ты что, парень, токарничать серьезно надумал? Или деться некуда?

Похлопал по плечу.

— Если серьезно, совет дельный дам. Будь настойчивей, смекалку развивай. Без этого, знаешь, не натокарничаешь. И еще. Рабочую честь береги. Случись помочь товарищу — не отлынивай, доверие сразу потеряешь… Ну, а теперь попробуем, к станку…

Руки поначалу не слушались. С трудом получалась самая черновая работа. Ловил взгляды соседей и будто стыдился самого себя. Как же доказать, что он хочет токарничать не хуже других? Что просто нет еще навыков, нет привычки?

Анатолий посмеивается.

— Да, было. Но робость быстро прошла. Василий Сушков сразу мне приглянулся. И ребята его тоже. Жили дружно, не обижали. Месяца через три сам уже детали точить стал. Несложные чертежи читал…

— И с тех пор все в одном цехе? — спрашиваю.

— А зачем бегать. Работа у меня интересная, разнообразная, даже скажу так: смекалистая. Иной раз и без чертежа вытачивать приходится. На глазок, по интуиции. Сделаешь, сдашь. А тебе скажут: «Хорошо выточил». Разве не приятно?

Участок, где трудится Анатолий, небольшой. Тут всего несколько станков. Самый габаритный у Боева — ИЖ-1-400. На нем он работает двенадцать лет.