Глава 3.

Если бы его жизнь делилась на главы, то эту бы главу он назвал «33 несчастья Билла Каулитца и другие неприятности». И ему было на что обижаться. С появлением Луизы в жизни Тома, его жизнь разделилась на счастливое до и одинокое после. Да и «терпелка» кончилась уже через пару часов, после более плотного общения с девушкой.

В тот несчастливый день, когда Билл размечтался полетать на парашюте, привязанный крепкой веревкой к катеру, Том уговорил его пойти с ними, так как одному страшно. Билл не понял, чего именно испугался их самоуверенный ловелас, но пойти после некоторых уговоров все ж согласился. Ах, если бы он знал, какую подставу готовит брат, то не пошел бы ни за какие миллионы.

К их приходу Луиза уже накупалась и решила перекусить. Это было очень кстати, так как близнецы не завтракали, отчего Билл был хмурым и необщительным, а Том хоть и общительным, но все равно хмурым. Заказав себе сандвичи с мясом и много кофе, а Луизе фруктовый салатик и сок, молодые, как прозвал про себя парочку Билл, решили поговорить. И, собственно, ничего не предвещало плохого…

— Том, я все хотела спросить, а где ты учишься? — мило спросила девушка.

— Я… Э… — костяной язык Тома был на лицо. Билл почему-то решил, что брат вчера глупо врал. Оказалось, что он еще и приуменьшил всю глубину своего несчастного падения.

— Мы с Томом учимся в музыкальном училище, — нашелся Билл.

— Ого! — округлила она глаза.

— Да, — развалился в кресле парень. — Я на вокале, а Том все больше с гитарой практикуется.

— Классическая гитара, — зачем-то соврал Том. — Фламенко.

— Боже! Ты играешь на гитаре? — Луиза аж вперед подалась, восторженно уставившись на старшего Кау. — Фламенко! Это моя мечта!

Том расслабился, улыбнулся стыдливо. И даже покраснел, чего за ним Билл не замечал уже лет триста. Потом Билл подумал, что это великое счастье, что брат не привез гитару с собой. Он, конечно, гитарист, но вряд ли сей особе придется по вкусу его фламенко.

— Том, а почему так мало женщин, исполняющих фламенко? Это же настоящая дискриминация!

— Потому что женщины слишком тупы, чтобы играть фламенко! — сразу же пресек Билл дурацкие расспросы.

Девушка возмущенно приоткрыла ротик, потом взяла себя в руки и сообщила:

— Вообще-то, исследования позволяют с уверенностью сказать, что за всю историю фламенко было немалое количество гитаристок профессионального уровня. В качестве свидетельства могут служить гравюры и картины прошлого века, изображающие женщин, играющих на гитаре. Единственное, среди токаоров не называется ни одной женщины, а вот, например, среди байлаоров их было больше половины! Например, Матильда Куервас Родригес сравнивали с такими великими токаорами как Мануэль Молина и Рамон Монтойа. Говорили, что выступления этой замечательной гитаристки изумляли поклонников фламенко, а особенно тех, кто считал игру на гитаре привилегией мужчин.

— Я рад за них, — вымолвил Билл, отхлебывая кофе. — Но все-таки, согласись, мужчины играют на гитаре лучше, чем женщины. Например, в рок-музыке…

— Что ты сравниваешь? — фыркнула она. — Рок-музыка — это… это… это даже не музыка! Это… Это издевательство над музыкой!

И Билл понял, по какой причине Том вдруг стал играть фламенко.

— Что такое рок-музыкант? Три простых аккорда! На них же даже не учатся…

— Ну и что? — вдруг горячо возразил Том. — Вот Ван Гог тоже не получил систематического академического образования и вообще творить начал довольно поздно. Однако, благодаря дару, постоянным усилиям, труду и собственному неповторимому взгляду на мир, сумел создать подлинные шедевры.

Билл едва успел поймать падающую челюсть.

— Ну, у тебя-то есть образование, — спокойно пожала Луиза плечами. — По крайней мере, ты его получаешь.

«Угу, — подумал он. — Два раза на второй год и домашнее образование за деньги. Все ж Том ближе к Ван Гогу, чем к фламенко».

— Но Ван Гог прекрасно обходился без академий! — настаивал Том. Билл поставил локоть на стол и подпер рукой челюсть, с интересом уставился на брата. — Его картины живут собственной полноценной жизнью, они динамичны, постоянно пребывают в движении, преобразуются и видоизменяются. Они могут быть источником жизни для человека, рождая злаки и вскармливая виноградники, а может отвернуться от него, следуя собственному пути.

— Это ты про «Красные виноградники в Арле»?

— Да, в ней художник воспевает торжество жизненных сил, благодаря символике динамичных пурпурных, буро-красных, оранжевых сочных оттенков. Картина словно звучит, она превращается в гимн природе. Это моя любимая картина.

— Я сок еще принесу, — проблеял Билл, быстро ретируясь с места ожесточенного спора. Интересно, где брат нахватался этой ерунды? Он же еще вчера был совершенно здоров! Господи, а если оно заразно? Вдруг это передается через поцелуи? Да что же это делается, граждане!!! Какой Ван Гог?! Откуда?!

Он стоял у барной стойки и нервно грыз ноготь большого пальца, пытаясь совладать с рвущимся наружу ужасом. Том в жизни не интересовался никаким Ван Гогом, не играл фламенко, а самое главное — не прогибался перед девушками. Обычно именно они вешались на него гроздьями, и ему вполне хватало собственного красноречия, чтобы удержать внимание девиц. Что сейчас происходит? Ладно, Билл, успокойся, все хорошо. Наверное, он работает по какой-то сложной схеме, так как, видимо, девица просто так не дается. Курортный роман. Времени много. Можно и поразвлекаться. Но с какого перепугу Том вдруг начал говорить о Ван Гоге?

Когда он вернулся, молодые все еще, перебивая друг друга, громко спорили о злосчастном Ван Гоге:

— Для импрессионистов цвет интересен главным образом как средство передачи натуры, а для писавшего широкими вихреобразными мазками Ван Гога он был символом, выразительным средством! — на одном дыхании выдал Том.

— Ну, я не спорю, но так же фовизм…

— А пойдемте кататься на банане! — перекричал их Билл. — Что вы все о Ван Гоге да о Ван Гоге? Дайте человеку в раю спокойно в карты поиграть. Он уже весь обыкался.

— Почему в карты? — сдвинула бровки Луиза.

— Ну а чем там в раю можно еще заниматься? Там же скучно, — он дернул плечами и медленно отправился к причалу, где кучковались развлечения.

Банан был занят. Зато свободен катер с парашютом. Расспросив подробно что и как, Билл уже собрался радостно доверить свое драгоценное тело загорелому юноше с широкими плечами и явно вставными зубами, как вдруг Луиза сказала:

— А можно я первая?

— Конечно! — подпрыгнул Том. Вскочил на катер и подал ей руку.

Биллу осталось только недовольно сложить губки в виде куриной жопки. А потом и вовсе зло прищуриться и закусить нижнюю губу.

— У нас горючего всего на две поездки, — сообщил второй юноша с менее широкими плечами, более загорелый, с кривыми зубами и ногами.

— Ну хорошо, сначала Луиза, потом я, — согласился Билл нехотя.

Они отплыли от берега, договорились на какую высоту поднимают девушку, надели на нее снаряжение, и тут выяснилось, что Луизе страшно. Билл чертыхнулся. Том тут же все уладил: решили, что полетят вдвоем. Ну чтобы не страшно было… Запаковали Тома. Подняли пару в небо и неспешно поплыли вперед. Билл сидел внизу, изучая приспособление с веревкой, и следил, чтобы, не дай бог, брат не сорвался. Через несколько минут их опустили. Девушка что-то возбужденно рассказывала, делала она это так быстро и с такой жестикуляцией, что Билл отодвинулся подальше и половину не понял. А потом… Потом Том жалобно посмотрел на брата и… Луиза отправилась под облака одна. Она болтала ногами и махала ребятам рукой. Том махал в ответ и подпрыгивал, как дитё, увидевшее впервые змея. Билл тоскливо закатывал глаза и даже не считал нужным скрывать раздражение.

— Скажи мне, что это за херня такая? — спросил он, когда Том перестал скакать и все ж сел рядом с ним на лавочку.

— Ты про что? — скорчил невинную мордочку тот.