— Послушай, — тихо сказал Билл ему на ухо, накрывая руку брата, тянущуюся к трубке, своей рукой. — Он мог потерять телефон, его могли украсть, могла глюкнуться сим-карта. Что ты волнуешься?

Том раздраженно повернулся к нему, выдрал кисть и зашипел:

— Скажи еще, что Интернет тоже повсеместно отрубили!

Бросил? — испуганно промелькнуло у Билла в голове. Он тут же отогнал мерзкую мыслишку и уверенно заявил:

— Вот если до завтра не объявится, будешь нервничать. А сейчас какой смысл? Может, спит человек. Может, уехал куда-нибудь по важным делам. Может, еще что-нибудь такое произошло… Ну… Ну когда связаться не можешь…

— Я не знаю… — обмяк Том. — У меня на душе неспокойно…

— Неспокойно, потому что не знаешь. Не накручивай себя перед концертом.

Оставшийся день Том ходил злой и раздраженный. Он орал на всех, на кого мог наорать, но больше всего почему-то срывался на Билле. Брат терпел, сколько мог, но за пятнадцать минут до выхода на сцену, они чуть не подрались. Георг за талию оттащил брыкающегося Билла, а Тоби едва успел ухватить за футболки Тома, порвав одну из них. И Том тут же переключился на телохранителя, напрочь позабыв о брате.

— Что с ним? — испуганно спросил Георг, наблюдая, как Билл судорожно глотает воду из бутылки.

— Да что б я! — взвизгивал он зло между глотками. — Остался! С ним! В одной! Квартире! На хрен!!! В Берлин! К чертям! Куда угодно!

— Какой Берлин? — вытаращил глаза Листинг. — У нас тур расписан до сентября! У нас концерты через день-два! Нам пахать еще и пахать!

— Плевать! Я себя уважаю! Я за ним сколько бегаю?! Я думал вчера, что все будет нормально, что все нормализуется! Пошел он к чертям! Пусть трахает мозг своему дружку! Я устал!

— Какому дружку? — спросил Георг.

И Билл осознал, что сказал в запале лишнего. Он хищно улыбнулся, подмигнул и сделал многозначительный жест рукой туда-сюда от паха.

— В котором у него мозг прячется!

— Дурак ты, — рассмеялся тот. — Ну, вот скажи, в какой Берлин ты собрался, если ты совершенно не умеешь готовить? Ты чайник вскипятить не можешь. У тебя уже два чайника сгорело. Ты ж там с голоду загнешься.

— Кухня — это место для баб. А у меня есть телефон, чтобы заказать пиццу.

— Вот и отлично. В Гамбурге делают прекрасную пиццу.

Перед самым выходом на сцену Том попытался извиниться. Билл отвернулся и сделал вид, что они незнакомы. Вот пусть теперь он за ним бегает, а Билл уже свое отбегал, хватит. Надоело!

Во время маленького перерыва Том тут же кинулся к телефону.

Билл со злорадной усмешкой заметил его растерянный взгляд и белые губы. Брат отдал телефон Наташе и, ссутулившись, отошел.

— У меня вот тут потекло, — ткнул Билл пальцем в уголок глаза, садясь на ближайший ящик и подставляя лицо стилисту, чтобы поправила.

Женщина с готовностью извлекла «аварийно-спасательный набор» и принялась приводить вспотевшую звезду в порядок.

— Чего Том так за телефон хватается? — тихо-тихо, почти не шевеля губами, спросил он.

— Звонка от кого-то ждет.

— Мальчик? Девочка? — зачем-то уточнил Билл.

— Не знаю.

— Можешь посмотреть?

— Клавиатура заблокирована паролем.

После концерта Том, сославшись на головную боль и усталость, сбежал от всех. Билл пожал плечами и отправился с ребятами развлекаться.

Странное состояние страха, почти паники, не отпускало. Он глушил его спиртным. Он кокетничал и целовался с непонятной девчонкой, каким-то чудом оказавшейся у него на коленях. Он то становился холодным и безразличным, то на него накатывала неестественная волна безудержного веселья. Когда девчонка полезла к нему в штаны, он почему-то ее прогнал, хотя в другое время обязательно бы отвел в чилл-аут и как следует отодрал. Откуда-то нарисовался Густав с лицом лисы, только что обчистившей курятник. Билл как раз закончил выяснять отношения с девицей, и ее, наконец-то, увели.

— Чего не пошел-то? Хорошая ж. Как ты любишь, — кивнул в ее сторону Густав.

— Что-то не то… — пробормотал совершенно трезвым голосом Билл, нервно грызя ноготь.

— Да тебе какая разница? Тебе с ней жить что ли? — хмыкнул парень, подливая себе и Биллу водки в стаканы к апельсиновому соку.

— Поехали в отель, — проскулил он неожиданно.

Густав громко захохотал, заваливаясь на диван и обливаясь полученным коктейлем.

— Извини, Билл, ты клевый пацан, отличный друг, чудесный человек, но я не рассматриваю тебя как сексуального партнера. У тебя слишком маленькая грудь и совершенно нет задницы, одни кости.

Билл побагровел, выпучил глаза и… двинул ему по уху.

Густав треснулся затылком о мягкую спинку и рухнул лицом вниз.

Парень перепугано уставился на друга.

— Эй… Эй… Густи… Я не хотел, Густи…

Его плечи начали вздрагивать. Билл беспомощно развел руками, не зная за что хвататься, кого звать на помощь.

— Густи… Густи… — он тряс его одним пальцем.

— Ыыыы, — оторвал красное лицо от ладоней Густав. В глазах стояли слезы. От смеха. Он еще что-то провыл и опять начал ржать, утыкаясь в сиденье носом. Во весь голос.

— Господи, ну почему меня окружают одни уроды? — тяжко вздохнул Билл.

С Томом, слава всем богам, было все в порядке. Он напился с Наташей. И если последняя еще могла что-то членораздельно говорить, то Том мутным взглядом посмотрел на не очень трезвого брата, рыгнул и скромненько откинулся на диван, оглашая комнату сладким похрапыванием.

— Ну чего? — Билл постарался сфокусироваться на стилисте. Ему это даже удалось с третьей попытки.

— Неа… — видимо, Наташа тоже пыталась определить, какой из этих нескольких Биллов настоящий. — У него какая-то паранойя на личную жизнь. Сказал, что ждет звонка и волнуется. Что должны были еще вчера позвонить… В крайнем случае сегодня… Он даже туда домой позвонил. Говорит, никто не берет трубку. Я сказала, значит уехали. Ведь если бы что-то случилось, мы б уже знали?

Билл кивнул. Он сейчас на все согласен.

Жуткая головная боль с утра. Опухшее лицо в зеркале. Завтрак, который хочется отправить в унитаз вместе со вчерашним алкоголем, будь он не ладен. Кое-как улыбнуться и добраться от пункта А (двери гостиницы) до пункта Б (сидение машины) сквозь плотный строй истерящей массы. Том молчит всю дорогу. За телефон не хватается. Ему плохо. Билл молчит всю дорогу. Он бы и рад поболтать, и уже вовсе не сердится, но говорить не может физически. Ему плохо. Густав улыбается. Лицо припухшее, но взгляд чистый и ясный. Как у новорожденного. Георг прячется за огромными солнечными очками, надвигая на нос капюшон толстовки. И только Наташа чувствует себя отменно — загадочная русская душа.

Аэропорт. Фанатки. Самолет. Фанатки. Гостиница. Фанатки. Спааать…

Том ходил, как в воду опущенный. Не орал ни на кого, не злился. Ребята старались его расшевелить, рассмешить, но он молчал, грустно улыбался и вяло отнекивался, все так же сжимая в руке телефон. Билл видел, что брат с ним спал, положив около подушки, видел, как рванул к телефону в номере, когда снизу позвонила менеджер и попросила забрать подарки фанатов. Он за последние полчаса уже раз десять обновил почту, проверил мессенджер, слазил в дневник.

— Том, глупо изводить себя так, — решил утешить его Билл. — Ну с кем ни бывает? Первый раз что ли? Ты же не думаешь на самом деле, что вы бы жили с ним долго и счастливо и умерли в один день. Найдешь себе другую… Или другого… Глупо…

— Билл, сделай одолжение, пойди отсюда на хер, — спокойно попросил он.

— Я всего лишь хочу помочь.

Том встал и стремительно вышел.

Оставшееся время Билл провел с ручкой, ежедневником и календарем, выискивая дни, когда у них будет окошко в туре. Выходило как-то совсем все очень плохо. Сейчас Лиссабон. Завтра Белград. Потом Дортмунд… А через полторы недели после европейского тура у них начнется северо-американский. Еще полтора месяца. Георг прав — никакого смысла переезжать в Берлин нет. Платить за квартиру придется полную стоимость, а жить в ней три недели в году. Но находиться рядом с Томом еще хуже. Что же делать?