— Они тоже из Союза? — спросил Лешка.

— Из России. В «совке» он не жил. Его дед был генералом у Деникина, а он родился в Австралии, потом переехал сюда.

Наташа достала из шкафа простыни, почему-то зеленого цвета, постелила на кровать, накрыв сверху красным одеялом, и расстегнула платье.

— Так мы будем спать вместе? — спросил Лешка.

— А ты против?

— Я СПИДа боюсь, — решил отшутиться он.

— А у меня штучки такие есть… Качественные!

Лешка смутился.

Наташа уже осталась в одних трусиках. Она стояла перед ним, сидевшим в кресле, и ее грудь качалась прямо перед Лешкиным носом.

«Да-а, — подумал Лешка. — Ей есть что показать».

Наташа повернулась, стянула трусики и нырнула под одеяло.

— Да ложись ты! — со злостью сказала она. — Я еще ни одного не изнасиловала!..

Лешка быстро разделся и нырнул под одеяло.

— Ты отличная женщина, — сказал он, дотрагиваясь до плеча Наташи, — но у меня есть жена, и я ее очень люблю…

— Спи! — ответила девушка. — Я и не хотела!..

Лешка повернулся спиной к Наташе и подумал, что не сможет заснуть, ведь он спал в самолете, в машине, и прошло мало времени, а он уже пересек две страны, две границы и видел столько нового… Но незаметно его глаза сомкнулись, и Ковалев уснул.

Лешка проснулся от громкого сопения. Рядом с ним в темноте кто-то ворочался, двигал мебель, тяжело вздыхал и вдруг оглушительно пукнул. После этого сигнала качнулась постель, и кто-то придвинул Наташу вплотную к Лешке. Наташа недовольно проворчала что-то, нащупала Лешкину грудь и прижалась к нему.

Лешка, сдерживая свое сильно мечущееся сердце, бешено прыгавшее в груди, ждал нападения, но вместо этого по ту сторону Наташи громко захрапели. Наташа опять что-то проворчала сквозь зубы, и до Лешки наконец дошло, что в собственную постель, занятую постояльцами, только что вернулся хозяин. До утра он больше не спал.

Он вспомнил Веру такой, какой он ее увидел впервые, и долго думал о счастье быть любимым именно такой девушкой. Он вспомнил, как впервые Вера принесла ему в тюрьму розовый мягкий комочек и сказала, что это его сын. Он вспомнил, как они вместе радовались, когда Костя сказал первое слово, как долго и упорно он добивался более частых встреч с женой, как демонстративно мучил себя голодом, чтобы добиться регулярных свиданий… Он вдруг подумал, что способность говорить с сыном на расстоянии он получил тогда, когда вечерами лежал один в мрачной камере — он так и не привык называть ее комнатой, как требовала Вера, — и мысленно обращался к сыну. Он рассказывал ему сказки, когда-то прочитанные им или придуманные здесь же, пытался объяснить, как хорошо читать самому, как выглядят буквы, мечтая о том, чтобы пусть хоть через десять лет, но получить возможность сделать все это наяву, а не в мыслях, представляя перед собой лицо сына, и не зная, так ли он выглядит сейчас на самом деле. Может, именно тогда у них с Костей наладился контакт? Или позже?..

Так это было или нет, но все равно сын у него оказался на редкость умный и сообразительный, но главное, что больше всего волновало Ковалева, сынишка получился с необычайно восприимчивым сердцем. Может быть, центр такой чувствительности находился и не в груди, а в голове, как говорили врачи, но от этого сын для Ковалева не становился хуже. Он любил его искренне и страстно, и если бы это поняли генералы, они никогда не разлучили бы их…

Лешка смотрел на потолок, начинающий светлеть, и видел кровать в далекой стране, на которой, разметавшись во сне, спит сын, его кровинка, продолжение его и Веры, самой лучшей женщины на земле, спит частица его плоти и один из лучших представителей биологического вида, называемого ЧЕЛОВЕК.

Теперь Лешка не имел права рисковать бездумно, ведь от его решений зависело здоровье, а может быть, и жизнь двух самых дорогих ему людей.

Рядом с Ковалевым храпел Макс, вздыхала Наташа, прижимаясь к его груди своей полной грудью, но он не слышал ничего и не чувствовал, он думал о том, что сейчас по всему миру раскидывается сеть, состоящая из загонщиков и засад, все города, куда он может приехать, берутся на учет, за вокзалами устанавливается наблюдение, чтобы оцепить его, Лешку, как волка, заставить метаться, озлобленно огрызаясь, и в конце концов загнать в клетку… Но вместе с ним в эту клетку попадет и Вера, потому что он уже не мог жить без этой маленькой красивой женщины, а она без него, в клетке будет и Костя, потому что способности малыша никто не может повторить, потому что множество мужчин, наделенных огромной властью, хотели бы иметь эти способности в своем распоряжении и исправлять с помощью малыша свои ошибки…

Ведь они, эти солидные умные дяди в генеральской форме и в штатском могли ткнуть пальцем в карту, и на этом месте через несколько лет вырастал комбинат, отравляющий все живое на несколько десятков километров, эти дяди могли, прокатившись с местным начальством и бабами на речном катере, определить место, где будет построена гидроэлектростанция, при помощи которой заработает этот комбинат, построенный на месте тычка в карту, а водохранилище, построенное для ГЭС, затопит сотни деревень, перекроет многовековой путь рыбе, и вместо пойменных плодородных лугов появится болото… И на тот случай, если вдруг, чего в общем-то быть не должно, кто-то настырный захочет разобраться в решениях, принимаемых этими дядями, и начнет с пристрастием расспрашивать их помощников и любопытному нельзя заткнуть пасть, тогда тихий голос из телефонной трубки скажет помощнику три слова, после чего скомандует, как ему поступить — убить любопытного гаденыша или выпрыгнуть самому с десятого этажа…

Помощник мгновенно вспомнит весь ужас, когда у него останавливалось сердце, вспомнит хрип аппарата, качающего в его легкие воздух, вспомнит страшный, безумно долгий миг ожидания, когда сердце вдруг переставало сокращаться и неизвестно, застучит ли оно снова, его мозг затопит безумие, и он сделает все, что прикажет этот голос, потому что он знает, и он не просто знает — он уверен, как в том, что для шага вперед надо обязательно поднять ногу, — если он не выполнит приказ, то сердце остановится, и только тот, кто знает три слова, может спасти. Помощник шагнет к подоконнику и сделает свой последний шаг. Увидев летящую навстречу землю, он испугается и закричит, он вспомнит, что эти три слова впервые ему говорил мужчина с вкрадчивым голосом в комнате с белыми стенами, он вспомнит все, но будет уже поздно. И в этой смерти, как и во многих других, будет виноват Лешка Ковалев, хотя за ту смерть его не будут судить. Ни его, ни Черного, и уж тем более не будут судить того, кто это придумал, того, кто отдал приказ…

И вдруг в душу Ковалева вошел страх. Он понял, насколько мощная система запущена для его поимки, ведь скорее всего его и не будут пытаться задерживать, его просто убьют. А вместе с ним под пули может попасть и Вера, но главное — сын…

Он понял, что боится, боится смертельно, до дрожи в руках, до озноба и боли в низу живота… И он подумал, а боится ли сейчас Каверзнев?

Обыкновенный сыщик, пусть и сыщик КГБ, а там были собраны лучшие, когда-то не побоялся войти в квартиру к опаснейшему преступнику, рискуя не только здоровьем, но и жизнью. Явился безоружным, хотя боялся, как все… И Каверзнев пришел для того, чтобы дать шанс преступнику, и этим сразу добился уважения Ковалева. А как, какими словами, благодаря каким убеждениям заставили этого безусловно смелого человека помогать тем, кто лишает людей воли, подавляет любую мысль, отличную от официальной точки зрения?.. Кто заставляет ловить не преступников, а своих же сограждан, не потерявших совесть и выражающих недовольство руководством серых мужчин… Этот смелый человек, сыщик Каверзнев, помогал сажать в тюрьмы и психушки, ведь не мог не знать о них офицер-оперативник самой могущественной организации в стране!.. Может ли честный человек дружески улыбаться, хлопать по плечу собеседника, пить с ним чай и постоянно держать в кармане палец на кнопке, нажатие на которую за долю секунды убивает поверившего в его честность человека?..