— Тогда — варенья! — снова предложила хозяйка.

— Нет, не беспокойтесь! — отказался на этот раз Эмиль.

— Какое же беспокойство? — возразила женщина. — Как же это, вы приходите ко мне в дом, и я вас ничем не угощу?

И, чтобы не получить нового отказа, она быстро направилась к шкафчику и вынула из него банку варенья.

— Это из инжира, — с гордостью сказала она. — Я сама сварила, из плодов с того дерева, которое вы видели во дворе.

Эмиль смущённо пожал плечами: по правде говоря, он его не заметил.

— Да… я видела, — быстро сказала Ана, чтобы доставить хозяйке удовольствие.

— Это одно из немногих инжирных деревьев Бухареста, — так же гордо продолжала хозяйка.

— А зимой что вы с ним делаете? — счёл своим долгом поинтересоваться Эмиль.

— Ох, и не спрашивайте! У корней наваливаю большую кучу земли, ствол обвязываю соломой, а сверху обматываю мешковиной. И всё же, когда стоят большие морозы, дрожу от страха, чтобы оно не замёрзло.

Говоря всё это, хозяйка положила варенье на блюдечки и, расположив их на серебряном подносе, поставила перед гостями. Затем наполнила стаканы водой из холодильника и наконец уселась за стол, вопросительно глядя на посетителей. Теперь, когда обязанности хозяйки были выполнены, мадам Нягу вспомнила, что она имеет дело с представителями милиции.

— Как я вам уже сказал, мы пришли, чтобы поговорить об одной старой истории, — попытался подготовить её Эмиль. — О старой истории, которая, однако, интересует милицию. Так что пусть вас не удивляют вопросы, которые я буду вам задавать.

— Чего же мне удивляться? — возразила хозяйка, уже теперь очень удивлённая.

— Помните ли вы танцовщицу Беллу Кони?

— Господи! Как же мне её не помнить! — воскликнула женщина. — Слыханное ли дело! Мадам Дина, бедняжка… Но как это вы о ней вспомнили?

— Вы были к ней привязаны? — спросил Эмиль, не отвечая на вопрос.

Эмиль и Ана пристально смотрели на хозяйку. Ирина Нягу колебалась. Она опустила глаза, но Эмилю показалось, что он успел заметить в них следы злобы. Может быть, женщине не слишком приятно было вспоминать времена, когда она вынуждена была обслуживать танцовщицу и выполнять все её прихоти.

— Да, — ответила Ирина после длинной паузы. — Я была привязана к мадам Дине… Она была ко мне добра…

«Почему она колебалась? — думала между тем Ана. — Ведь она могла бы просто “сыграть” сцену, как делала это раньше.»

— Варенье великолепное, — заявил Эмиль, ставя блюдечко на поднос. Но у хозяйки пропала всякая охота говорить об единственном в своём роде инжирном дереве Бухареста. Её мысли улетели назад, к тем временам, когда она была камеристкой танцовщицы, когда восхищалась ею и завидовала её шикарной жизни или — ненавидела её за капризы избалованной женщины.

— Бедная мадам Дина! — пробормотала, словно про себя, Ирина Нягу.

— Это вы нашли её… — Эмиль остановился. Он хотел спросить, она ли первой обнаружила смерть хозяйки, но раздумал. Вопрос показался ему неудачным, и он решил спросить об этом окольным путём. Но Ирина Добреску поняла.

— Да, я…

— В котором часу? — спросил Эмиль.

— Утром, в пять часов.

Казалось, она на минуту усомнилась, но потом продолжала: — Да, я помню… Девочка была больна, у неё поднялась температура… Я испугалась и решила разбудить госпожу. Стучу в дверь — никакого ответа. Сначала я удивилась: я знала, что она спит очень чутко. Постучала снова, потом приоткрыла дверь… И увидела госпожу, распростёртую на ковре. Я испугалась, окликнула её. Потом подошла и вижу: у неё вся грудь залита кровью. Господи, и сейчас не могу забыть! Не знаю, сколько раз она мне снилась так, вся в крови…

И Ирина Добреску, со слезами на глазах, перекрестилась.

— Вы сообщили об этом в полицию?

— Да… я позвонила в полицию.

— Сразу же?

— Нет! — ответила она после короткой паузы. — Сначала я позвонила господину… Ах, я забыла, как его звали… друг госпожи, офицер…

— Господин Серджиу Орнару? — напомнил ей Эмиль.

— Да, да! — воскликнула Ирина, довольная. — Он самый. Я боялась, как бы к телефону не подошла его жена. Но в конце концов не ответил никто.

— Почему вы решили позвонить именно ему?

— Сейчас я даже и не помню…

— Конечно, ведь прошло столько лет, — согласился с ней Эмиль. — Но в конце концов вы всё же сообщили в полицию?

— Да! В наше отделение полиции.

— В ту ночь вы не слышали какого-нибудь шума в комнате госпожи? Может быть, выстрелы?

По лицу Ирины Нягу прошла тень боли или страха. Она снова заколебалась, и наконец ответила:

— Нет… ничего не слышала…

— Ваша комната находилась близко от спальни хозяйки?

— Нет… не слишком близко… призналась мадам Нягу. — Но я ничего не слышала! Я спала в одной комнате с девочкой. Ухаживала за ней всю ночь и устала…

— Не заметили ли вы чего-нибудь особенного в поведении Беллы Кони накануне её смерти?

— Насколько я помню, ничего. Обычно она возвращалась в час ночи. Иногда звала меня, чтобы помочь ей раздеться, иногда — нет. В ту ночь она знала, что я усталая, так как накануне не спала из-за девочки. Так что не разбудила меня. Потом… но как я могу вспомнить всё это через столько лет?

— Да, конечно, — согласился Эмиль.

— Тогда я сказала всё… И подписала свои показания. Да, да, я сказала всё, что знала… — И вдруг: — Но как это вы вспомнили об этом по прошествии стольких лет?

— Ана, которая работает у нас служащей, учится на юридическом факультете, — попытался выкрутиться Эмиль. — И, среди прочих дел, изучает «дело Беллы Кони».

— Да, да, — подтвердила Ана, не переставая с едва скрываемым любопытством наблюдать за Ириной Нягу.

— Господи, я надеюсь, вы не собираетесь писать об этом в какой-нибудь газете?! — испугалась Ирина. — Знаете, теперь ведь другие времена, у меня взрослые дети. И потом, газетчики… Боже, сколько я вынесла из-за них после смерти мадам Дины… Они меня просто на куски рвали…

— Не беспокойтесь, — прервал её Эмиль, — теперь такого не будет. Всё это уже давно умерло. Мы просто собираем данные для научной работы.

— У вас есть дети? — поинтересовалась Ана.

— Конечно… два мальчика и девочка!

— Они ходят в школу?

— Старшему сыну восемнадцать лет, он работает электриком в кооперативе «Лифт». Дочь учится в школе медсестёр.

— Дети хорошие, послушные? — поинтересовалась Ана.

— Да, слава богу… хорошие. Самый младший, который учится сейчас в четвёртом, очень способный. Даже на рояле играет, — похвалилась бывшая камеристка.

— А муж? — продолжала Ана.

— Он мастер-осветитель в театре Джулешть. Когда мы познакомились, он работал электриком в «Альхамбре». — Ирина на минуту остановилась, потом заверила их: — Мы познакомились, когда шло следствие… То есть после смерти госпожи…

Эмиль вздрогнул. То, что Ирина Нягу поспешила уточнить время и условия, в которых она встретилась со своим мужем, показалось ему странным. У него было ощущение, что он за что-то ухватился. За что-то неопределённое, заключённое, может быть, в одном слове или в одной мимолётной фразе…

Ирина, как видно тоже недовольная собой, продолжала:

— Тогда нас вызвал господин следователь. Он знал мадам Дину.

— Кто, Пауль Михэйляну? — удивился Эмиль.

— Да, он самый… И Ирина Нягу опять остановилась, соображая, не допустила ли она новый промах. Потом всё же продолжала: — Он познакомился с госпожой по случаю другого расследования.

— Какого именно? — Эмиль притворился, что не знает в чём дело.

— Из уборной госпожи исчез браслет, — не слишком охотно продолжала Ирина. — Сообщили в полицию, и господин комиссар Михэйляну начал следствие.

— Вещь была ценная?

— Не знаю, — быстро ответила Ирина. Последовала новая пауза.

Эмиль смотрел прямо на неё. Он был более чем уверен, что бывшая камеристка недовольна собой за то, что ответила слишком быстро. Как могла она не знать цены браслета, если вещи актрисы были знакомы ей, как свои собственные? Результат этого подозрения сказался незамедлительно.