Среди бумаг Эмиль обнаружил небольшую написанную красным карандашом записку: «Внимание: женщины! Не забывай — они мстительны!»

Это замечание несколько сбило его с толку. Николау просто шутил или записка имела определённый смысл? По правде говоря, отнюдь не исключено, что жена одного из друзей Беллы Кони… «Но ведь в таком случае число подозреваемых сразу же удваивается! Ну и путаница!..» — вздохнул Эмиль. И его вдруг охватило страстное желание бросить всё и заснуть до того самого дня, когда истечёт давностный срок, и он сможет сообщить об этом по начальству…

Но Николау давал ещё несколько сведений — о главных свидетелях:

1. Ирина Добреску, в замужестве Нягу. В год смерти танцовщицы ей было 25 лет. Бывшая камеристка актрисы. В настоящее время живёт на улице Десяти столов, возле Пожарной каланчи. Трое детей. До 1955 года работала на текстильной фабрике, затем вышла на пенсию по болезни. Муж — мастер-осветитель в театре Джулешть, довольно хорошо зарабатывает.

Примечание Николау:

«Показания бывшей камеристки довольно-таки сомнительны… Внимание!..»

2. Елена Фаркаш. В момент смерти танцовщицы — 38 лет. Бывшая костюмерша в театре «Альхамбра», в настоящее время — мастерица по изготовлению париков в Национальном театре. Замужем, четверо детей. Старшему больше 30 лет. Она живёт на улице Глинки, в квартале Флоряска. Частным образом изготовляет вместе с дочерью парики и очень хорошо зарабатывает.

«Внимание! Елена Фаркаш ненавидела Кони!».

3. Василе Нягу, муж Ирины Добреску. Бывший электрик в театре «Альхамбра». Обвинялся в краже, впоследствии обвинение было снято. Из уборной танцовщицы исчезли драгоценности. Среди других, Белла Кони подозревала и Нягу.

Примечание Николау:

«Василе Нягу + Ирина Добреску (камеристка, которая станет его женой) + исчезновение драгоценностей = проверить… подумать…»

Наконец, на отдельном листочке — несколько сведений о дочери танцовщицы. После смерти Беллы Дойна Коман жила у женщины, которую считала своей матерью и к которой относилась, как дочь. В день драматического события Дойне едва исполнилось два года. Имя женщины, которая вырастила Дойну, Николау выписал заглавными, буквами: ФЛОРИКА АИОАНЕЙ. «Почему бы это? Какой особый смысл таило в себе это имя, написанное иначе, чем другие?» Эмиль глядел на записку, как на шифрованный документ: он знал, как серьёзно относились его коллеги к заметкам майора Николау, на первый взгляд вполне безобидным — казалось бы, случайным размышлениям или простым капризам.

Эмиль позвонил в буфет и заказал две чашечки крепкого кофе. И вовремя: не успел он повесить трубку, как в кабинет вошла Ана.

— Отдохнула? — спросил Эмиль.

— Не слишком. Я ведь занята: ищу преступника, — ответила девушка садясь на стул.

— И нашла?

— Да! Это один из пятерых, — уверенно ответила Ана.

— Или из десятерых, — возразил Эмиль.

— Откуда же ещё пятеро? — удивилась Ана.

— Мстительные жёны пятерых поклонников, — усмехнулся Эмиль, вспомнив пометки Николау.

— Да! Ты прав. А я об этом и не подумала! — вздохнула Ана.

— Представь себе жену, которая, заметив, что отношения её мужа с танцовщицей угрожают её семейному очагу, решилась убить соперницу.

— Женщины обычно используют яд. Это более утончённо.

— Особенно если не умеешь стрелять, — вставил Эмиль.

Между тем принесли кофе.

— Значит, принимаемся за работу! — предложила Ана. — Начнём с тщательного изучения дела.

— У меня другое предложение, — возразил Эмиль. — Прежде чем читать дело, нужно познакомиться с главными героями, так или иначе связанными с событием. Другими словами — начнём расследование заново, соберём новые данные, сравним их с данными досье и сделаем выводы.

— Но эти люди, скорее всего, просто-напросто не впустят нас в дом, считая, что мы гоняемся за привидениями. Да и кто ещё что-нибудь помнит по прошествии двух десятилетий?

— Напротив, я думаю, что в головах наших героев через столько лет сохранились лишь самые важные подробности. К тому же, именно за давностью событий никто из них больше не будет уклоняться от ответов и что-нибудь скрывать.

— Никто, кроме убийцы.

— Конечно, — согласился Эмиль. — И всё же люди, кое-что знавшие, молчали тогда, не желая впутывать свои имена в скандальную шумиху, поднятую печатью. Теперь, когда о деле забыли, а их воспоминания прояснились, для сдержанности больше нет оснований.

— Может быть, ты и прав… С чего мы начнём?

— Пойдём по тому же пути, по которому шёл и первый следователь. Начнём с показаний Ирины Нягу, урождённой Добреску. Она живёт возле Пожарной каланчи.

— А почему не начать с самого следователя? — спросила Ана.

— То, что он думал двадцать лет тому назад, я знаю из досье, а о сегодняшнем мнении я спрошу его под конец, чтобы не подпасть под его влияние.

— Будем пить кофе или сразу отправимся?

— Выпьем кофе, — галантно предложил Эмиль. — А ты, между тем, посмотри фотографии камеристки, — добавил он, вынимая из досье фотокарточку, с которой смотрела молодая девушка с тонкими чертами лица.

Ана медленно потягивала кофе, разглядывая фотографию. Правда, она уже видела снимки бывшей камеристки в газетах. И те и другие говорили о том, что Ирине нравилось позировать — и в прямом и в переносном смысле этого слова. Переняв обычаи того мира, в котором она жила, она тоже стала играть — и не без успеха.

Ана вспомнила, что одна из газет того времени поместила целых три фотографии Ирины Добреску в трёх разных, хорошо обдуманных позах. На одной из них — камеристка, обнаружившая труп, на второй — она же, в отчаянии плачущая над хозяйкой, а на последней — улыбающаяся репортёру.

— Николау предлагает обратить на неё особое внимание, — сказал Эмиль.

— Почему? — удивилась Ана.

— Не знаю… Кража или что-то в этом роде, в которую она была замешана вместе с её теперешним мужем.

— Прекрасно! Разберёмся на месте, — решила Ана, поднимаясь.

Они вышли из кабинета и, поймав такси, прибыли по назначению.

Обмен квартиры

Сведения Николау были точными: Ирина Добреску, в замужестве Нягу, жила на улице Десяти столов в одноэтажном доме с двором. Когда Ана и Эмиль прибыли к ней, Ирина была в саду; нагнувшись над грядкой, она пропалывала цветы. Ану поразила разница между Ириной Добреску, которую она знала по фотографиям, и Ириной Добреску-Нягу, стоявшей сейчас перед ней: это была преждевременно состарившаяся женщина, толстая и морщинистая, но не забывшая, что некогда была молодой, да сверх того и красивой. Остатки кокетства — слишком броско накрашенное лицо, выцвеченные соломенные волосы и яркий капот — её не красили.

— Госпожа Нягу? — обратился к ней Эмиль.

— Да, это я…

— Урождённая Добреску?

— Да, — повторила женщина, на этот раз удивившись.

— Мы из милиции, — Эмиль показал удостоверение.

— Боже мой, что такое? — испугалась мадам Нягу. — Несчастный случай?

— Нет, нет… — поспешил успокоить её Эмиль. — Мы хотели бы вас кое о чём расспросить… Это старая история… разумеется, если вы не возражаете.

— Да, да, конечно… — с облегчением вздохнула хозяйка.

— Но пожалуйста… войдите… Господи, как я испугалась… Пожалуйста, входите, барышня, — настаивала мадам Нягу, пришедшая наконец в себя.

Они пересекли большой холл и вошли в столовую. Новый мебельный гарнитур «Дунэря» ещё источал запах леса; стоявший в углу телевизор «Дачия» смотрел на посетителей своим большим глазом, а маленькая библиотека, состоявшая в основном из книг коллекции «Знаменитые женщины», выдавала литературные пристрастия хозяйки. Повсюду царила образцовая чистота. Казалось, что хозяйка целый день не выпускает из рук тряпку.

— Сварить вам кофе? — вежливо предложила мадам Нягу.

— Нет, спасибо, мы только что пили, — ответила Ана, сгорая от нетерпения увидеть, как хозяйка начнёт распутывать нить, запутанную два десятилетия тому назад.