— Где она сейчас, бедняжка?..
— Здесь что-то нечисто… я чувствую. — Пырву, бледный, как полотно, нервно протирал очки.
Алек, покровительственно хлопая Мону по руке, пытался успокоить ее:
— Может, все еще не так страшно… вчера вечером она была не в себе… может, приступ нервной депрессии… может, она уехала.
— Не взяв своих вещей? Ничего не сказав?
— Бедняжка… недаром у нее были предчувствия. Случилось какое-то несчастье!
Я смотрел на них, не зная, что делать. А волны выли все громче и громче, словно угрожая поглотить все вокруг.
— Стойте! Что это?
Приглушенные удары донеслись из ночной тьмы.
Когда я открыл дверь, нас окутала плотная волна тумана. Дождя больше не было, но двор тонул в ватной бездне, и лишь гул волн указывал направление, у ворот, казалось, светил какой-то огонек. Подойдя к ним, я вытаращил глаза: как в страшном сне, в котором нет ничего невозможного, на меня скалилась морда коня.
— Добрый вечер, товарищи!
Высокая бричка остановилась у самого забора, и стоявший возле нее милиционер осветил меня карманным фонариком.
— Хозяин дома?
— Нет… что случилось?
— Может, вы мне поможете… Не отсутствует ли кто-нибудь из отдыхающих в вашем дворе?
— Габриэлла, — всхлипнул кто-то за моей спиной.
— Да, одна женщина, — подтвердил я.
— Возле пограничного поста волны вынесли труп женщины. Пусть кто-нибудь пойдет опознать его.
ГЛАВА VII
«Правдивая история в первый раз рассказанная»
Джелу и Алек ушли с милиционером, чтобы опознать тело, выброшенное волнами. Веранда, в обычные дни светлая и приветливая, приобрела теперь, в холодном неоновом свете, какой-то искусственный и; тревожащий вид аквариума, в котором давно не меняли воду. Буйный гул моря то приближался, то удалялся, придавая ритм самой неподвижности. К окнам подступил туман; он надвигался на них каким-то ватным комом, который грозил разбить тонкие стекла и залить все внутри. Дом казался хрупкой ладьей на волнах безбрежного моря.
— Что это мы сидим так, как дураки? — нарушил молчание резкий голос Моны.
— Который час? — встрепенулся, словно от тяжелого сна, Цинтой. — Нам надо идти…
— Куда мы пойдем по такому туману? Глаза выколешь… И надо бы узнать, что… — голос Милики захлебнулся в рыданиях.
Волшебство нарушилось, момент замешательства остался где-то позади. Охваченные внезапной лихорадкой, все задвигались, начали искать себе место, дело, которое заняло бы их внимание, хоть немного рассеяло беспокойство… Мона, заявив, что ей холодно, удалилась, Барбу последовал ее примеру, и вскоре из его комнаты послышался хрип радиоприемника. Мирча пробормотал что-то нечленораздельное и ушел, прижимаясь к стенке. А Димок отыскал бутылку спиртного, наполнил стакан и молча уселся на стул перед окном, отсутствующим взглядом следя за клубами тумана…
— Стаканчик цуйки сейчас не помешает… — убежденно проворчал Цинтой и, налив себе в стакан, выпил его до дна.
— Товарищ Верня… неужели это Габи? — Часто моргая, зашептала Милика.
АБВ пожал плечами, кляня про себя дурацкую роль отца семейства, запрещавшую ему любое разумное действие. Впрочем, какое действие было бы сейчас разумным? Прежде всего, отказ от водевильных ролей, в которых они выступают вот уже несколько дней. Он с самого начала был не в восторге от идеи Джиби. Слишком много уловок и нюансов для обыкновенного следствия. Если бы все было по Джелу, вскоре он превратился бы во что-то вроде того толстого детектива, из какого-то там романа, который безвыходно сидел дома, выращивал орхидеи и готовил сложные блюда. Неужели таков современный следователь? Что-то вроде электронной сверхмашины, в которую другие, тоже электронные, машины вкладывают карточки? Где же пресловутый романтизм их профессии? Провели бы не стесняясь, несколько настоящих допросов, и теперь все уже было бы разрешено. И может быть Габриэлла — он был уверен, что утонувшей женщиной была именно она — осталась бы живой. Самоубийство, разумеется, исключается, несчастный случай маловероятен. Конечно, это преступление и — совершенно несомненно! — связанное с убийством Петреску. Из нескольких словечек, которые успел шепнуть ему Джелу, он запомнил лишь: «не спускай с них глаз», и теперь спрашивал себя, что это по сути означало? Ведь он — инженер Верня, любящий муж и отец, вмешиваться в чужие дела у него нет никаких оснований. Впрочем, он уверен, что ему и не во что вмешиваться…
Олимпия принесла колоду карт и сосредоточенно раскладывала пасьянс.
— Олимпия… не лучше ли было… — и он показал глазами на дверь комнаты.
— Ох, Аби, любимый, как ты мог подумать, что я лягу? А вдруг я вам понадоблюсь?
АБВ попытался представить себе ситуацию, в которой, по мнению Олимпии, коллектив мог бы нуждаться в ее помощи… Вероятно, общая резня, в которой она оказывала бы раненым первую помощь…
Милика шепнула что-то своему мужу и тот смущенно обратился к АБВ:
— Товарищ… нет ли у вас ручного фонарика? Моя жена хотела бы… но в этом тумане…
— Фонарика у меня нет, возьмите спички.
Супруги снова закутались в шали и плащи и вышли во двор. Тишина… лишь время от времени поскрипывает стул, на котором сидит Димок, да из комнаты Барбу доносится мелодичный голос, оплакивающий на итальянском языке судьбу последнего забастовщика с заводов Матерасси. АБВ размышлял о том, что делает сейчас Джелу и какую связь может установить нормальный милицейский ум между кражей нескольких миллионов в одной части страны и следующими одна за другой смертями в деревне, расположенной в другой ее части. Как бы он ни выстраивал факты, все рушилось, как песочный замок… Ничто не ведет ни к чему… И он с тоской подумал о «чистом» деле — отпечатки пальцев, показания, анализы, очные ставки, преследование — повседневный мир людей его профессии, с обычным ходом дела, с уверенностью, что каждый шаг приближает тебя к разгадке. Вероятно, он постарел… Или, может быть, ему следует «проработать» — как говорит Цинтой — штук десять детективов и законспектировать их… а уж потом сесть в кресло, включить в сеть «серое вещество» своего мозга и…
— На помощь, сюда! На помощь…
Резкие крики неслись со двора… В мгновение ока он вскочил на ноги и кинулся к двери, где столкнулся с бежавшим в том же направлении Нае. Двери комнат с шумом распахивались… Крики быстро приближались. АБВ открыл выходную дверь, и на ее пороге появилась, чуть не упав к его ногам, Милика. Ее лицо выражало самый неприкрытый ужас. В тумане послышалось глухое пыхтение, и за ней, с выкаченными глазами и раскрытым ртом, последовал Цинтой.
— Что такое? Что случилось?
Оба показывали куда-то себе за спину, с трудом глотая воздух:
— Там… там…
— У ворот… Стоял и следил… — сумел выговорить Цинтой, прежде чем свалиться на стул.
Димок вошел к себе в комнату и, вернувшись с карманным фонариком, вышел на двор. Туман поглотил его в мгновение ока.
— Не следовало ли бы и нам?.. — шепнул Мирча.
— Оставайтесь здесь! — Милика округлила глаза и сложила руки умоляющим жестом. — Что мы будем делать одни…
Вскоре послышались голоса приближающихся людей. Из тумана вынырнула солидная фигура Нае, а за ним показались… Влад и Дана!
— Вот черт… надо же! — прокомментировал Мирча, протирая очки, чтобы лучше видеть.
Они стояли на пороге, ярко освещенные электричеством с влажными от тумана волосами, веселые и беспечные.
— Что вы там делали, товарищи, в темноте? Мы, господи прости, чуть ли не окачурились… — набросился на них Панделе.
— Что нам делать? — весело осклабился Влад. — Мы пришли из соседней деревни пешком и…
— Ну и дорога была — чудо! — вздохнула Дана.
— И остановились у ворот, чтобы полюбоваться морем.
— Какое там море, товарищи, в двух шагах ничего не видно!
— Зрительное впечатление не так уж важно… дело скорее в ощущении… Остановись, о время… Ламартин… — обратился Влад к Цинтою, иронически улыбаясь. — Нам очень жаль, что мы вас напугали, — продолжал он с явным отсутствием какого-либо сожаления. — А теперь извините, мы пойдем ляжем… Знаете, молодые люди должны очень много спать… — заключил он, обнимая Дану за плечи и исчезая с ней в комнате.