— Вот что я получил, — сказал он, вместо приветствия протягивая мне конверт.

— Новое письмо! — воскликнул я с отвращением.

— Да, — мрачно подтвердил он. — Но обрати внимание: конверт не заклеен и на письме нет марки. Что ты скажешь?

— Что мне, черт возьми, говорить? От детектива мы перешли к репортажу с места преступления, а теперь окунулись в полную тайну… Ну давай, читай, сказал я, устроив его вместе со всем барахлом в машине.

Приятный баритон АБВ начал воспроизводить приключения доморощенной писательницы; машина поглощала первые километры предстоявшего нам длинного пути…

«12 августа — утро.

Аби, милый!

Надеюсь, тебя не слишком встревожили мои письма и телеграмма. Это был своего рода тест. Я колебалась, не в силах решить, какой жанр выбрать: детектив или реалистическое описание деревни наших дней. Я отказалась от детектива (слишком много развелось писательниц — авторов такого рода романов) главным образом оттого, что, зная, какие вы с Джелу придиры, боялась, что вы исчеркаете мне весь текст. Телеграмма и финал второй главы (от сыча и до конца) были созданы в стиле детектива. Теперь в них нет никакой нужды. Мне было трудно, но я решилась! Тема оказалась щедрой: внедрение в крестьянский мир группы горожан, процесс роста их сознания, «достижение существенного и постоянного единства во временно-пространственном отношении, независимо от класса, эпохи, интеллектуального уровня и профессиональной подготовки». Не забудь привезти порошковое молоко «Рарэу». С любовью, Олимпия».

— Ну, что ты скажешь, Абишор, об этой твоей Джеймс Бондессе в ночной рубашке? Все еще боишься, что бедняжке угрожает опасность?

— Но, Джелу… — забормотал АБВ, явно смущенный… У нее несомненный талант, я в этом почти уверился.

— Во всяком случае, мы сделали шаг вперед — кажется, избавились от самой паршивой комбинации: психологический роман с интригой детектива. Теперь можно переменить заглавие: «Пятый шаг»… ведь оно все равно не должно иметь никакой связи с происходящим… Ну, читай дальше!

«12 августа (весь день), 13 августа (до полночи).

Новый день, розовый и блистательный, встал над Черноморским побережьем.

Группа в разной мере загорелых отдыхающих проснулась с твердым намерением воспользоваться каждой песчинкой, каждым лучиком солнца…

Немногие из «гостей» супругов Петреску прореагировали на детский крик, возвестивший о новом дне… Димок имел удовольствие принять душ в полной тишине, хотя, как он заявил позднее, все время чувствовал, будто кто-то следит за ним из кукурузы враждебным взглядом. Механизм двора вступал в действие со скрипом, все были хмурые, словно с похмелья, говорить никому не хотелось, хотя тем для этого было предостаточно. Дидина несколько оживила атмосферу, выйдя с явными следами славной битвы: синяком под глазом и разбитой губой. Она казалась необычно веселой и заявляла во всеуслышание, что «покажет этому несчастному… пьянице и скотине, — ведь она везет на себе весь дом… а он доигрался: овец пасет, да и то без толку…» Миф о бедняжке муже, добром хозяине с больными легкими, растаял, как дым… Как бы то ни было, Дидина казалась оживленной после ночных событий и своих героических подвигов. В бурном приступе энергии она взвалила себе на спину баллон и в 9,15 села на автобус, идущий в Мангалию.

Разговор не завязывался, люди пили — чай или кофе — и отправлялись на пляж, — ведь мы за этим приехали на море, не так ли?

Утро прошло тихо — кто купался, кто занимался йогой… Габриэлла, научив Алека позе «Лотос», вызвала Нае на состязание по плаванию, Мирча, как обычно, таинственно исчез, а Барбу взял свое подводное ружье и отправился за кефалью. Так как Димок отказал ей, довольно-таки грубо, Габриэлла одна исчезла в морской дали, к вящему беспокойству Милики, уверенной, что она непременно утонет. Когда пловчиха вернулась, было слишком поздно: супруги Цинтой, забывшись и неотрывно глядя на море, приобрели опасный цвет перезрелой вишни. Отправившись за своим чадом, которое бодро копошилось в зарослях чертополоха, я с удивлением обнаружила вдали силуэт Петреску, то исчезавший, то появлявшийся вновь и без толку крутившийся у самого берега.

Дидина превзошла самое себя, устроив нам царский пир: помидорный суп и салат из баклажан — ешь сколько влезет. Мы ею восхищались, и она раскраснелась от удовольствия. Алек, воспользовавшись ее хорошим настроением, решился задать вопрос:

— Мадам Дидина, а рыбки?..

— В кооперативе продают шикарные консервы: китайский карп в маринаде, португальские сардины, японский код…

— А местной рыбы, нашей, румынской?.. Ведь мы же на море!

— Идите в ресторан… или можно купить ставриду — только дорого, двенадцать лей связка… А настоящей рыбы я не ела с нынешней весны: Тити привез из Бухареста мороженого карпа.

— Вот наша судьба! — заключил фаталист-Мирча.

И лишь очень поздно, после обеда, когда распивали кофе, все заметили отсутствие человека, занимавшего мысли жильцов: где Тити Петреску?

— Может, его, черта лысого, вода унесла… — с ненавистью заметила Дидина. — Не знаю, куда он девался, а все утро здесь вертелся.

— Верно, я помню, что несколько раз видела его утром на пляже. Все крутился возле нас — то приближался, то отдалялся… — подтвердила я. — Но где же он теперь?

— Отсыпается в кустарнике, — предположил Алек. — Мой отец, полковник, каждый раз, как какой-нибудь солдат напивался — в карцер!

— Да, сегодня утром, когда я ходил… ну словом, по делам… он поймал меня у колодца и распек… мол, расходую столько воды… а она таких денег стоит… словом, очень неприятно, — сказал Мирча.

— Черт возьми… нужны срочные меры… — пробормотал Цинтой из-под толстого слоя крема от загара.

— Избавьтесь вы от него, мадам Дидина! — воинственно предложила Габриэлла.

— Ого, я уж с каких пор обдумываю такую рокировку, — с ученым видом произнесла Дидина, жадно поглядывая на пачку «БТ» на столе.

— Садись, Дидина, и закури, — предложила я, зная о ее пристрастиях.

— Ведь мадам Олимпия все знает… алкоголист проклятый! Когда я за него вышла, у него… извините! — даже трусов не было… Деньги я, слава богу, зарабатываю на гостях, а он все пьет и осложняет мне жизнь, — сказала она, жадно затягиваясь.

— Разведитесь! — предложила Габи.

— Чтобы ему достались плоды моих трудов…

— Алкоголь скоро разрушит его организм. У нас вот тоже был один, который выпивал…

— … Как же! Спиртное ему на пользу. Чистая дезинфекция… Здоров, как бык.

— Убейте его, — скучающим тоном ввернула Мона.

Я как раз готовила еду для Филиппа (два персика, два печенья, две ложечки меду плюс полпакета творогу); кончив растирать, я попробовала, сощурилась от удовольствия и произнесла:

— Вот что мне нравится в Ваме…

— Что может нравиться в этой грязной дыре? — пробормотала Мона, тщательно нанося себе на ногти лак цвета увядшей розы.

— Каждый год мы обсуждаем, как убить Петреску!

— Ядовитые грибы! — предложила Габи.

— Или какую-нибудь таблетку от Мирчи, — ввернул Димок.

— И как его машиной не задавит? — удивился Цинтой.

— Ничего не вредит его физическому состоянию, — грустно вздохнула Дидина.

Бурные звуки музыки «диско» вырвались из одного из окон.

— Вернулись наши сердитые голубки… — улыбнулся Барбу.

— Верно, я их не видел… La jeunesse, l’espoir du monde[8], — как говорит товарищ Цинтой. Куда они пропадали?

— Ага, Алек… Вот почему ты не мог спать… Тебя волновала судьба молодых людей… или лучше сказать, молодой девицы, — уколола его Мона.

— О, мадам Мона, как можно? Вы, такая тонкая женщина, огорчаете господина Алека? Он задал невинный вопрос… Они уходили…

— Развратничать в Нептун. Но им все мало, теперь разбивают наши барабанные перепонки этими декадентами… Эта нынешняя молодежь… вместо того, чтобы сделать что-нибудь полезное… Товарищ Габи, я как раз хотела вас спросить, нет ли у вас записи нашей музыки — такой, чтобы за душу хватала…