– А жить мне на что?

– Штаны-то не свалятся, я же сказал!

– Но.

– Да-а, – протянул Пётр, – бизнесмен из тебя никудышный!

– Кесарю кесарево.

– Именно! Именно! – чуть не подпрыгнул от избытка чувств Пётр, дела налаживаются!

– Значит, зарплату мне получать у тебя? И то только на резинку для трусов, чтобы не свалились!

– Маленькая неточность! Не тебе у меня, а совсем наоборот: мне получать зарплату у тебя! Вот сейчас распакуем, вскроем дискетку и увидишь: что куда и на что ушло, что осталось, что предполагается сделать, каковы прогнозы!

– Нас ожидают миллионы?

– Сам увидишь!

– Знаешь, Пётр, занимайся-ка сам финансовыми делами! Меня ждут пациенты, – Рим развернулся и пошёл в отделение.

– Послушай, – ухватил друга за рукав халата Пётр, – тебе нужны деньги?

– Насколько я понял, все вложены.

– Но у нас предусмотрен специальный фонд.

– Вот как?

– Да. Ты бы взглянул сам, – бизнесмен назвал сумму, которой может располагать руководитель. Цифра прозвучала весьма убедительно.

– И это ты называешь: для поддержки штанов?

– Привыкай к новой жизни, Рим! Твои мозги стоят гораздо больше! – ни капли не слукавил Пётр.

Рим немного удивился, но виду не подал. Кто знает, может так оно и есть? Вероятно, идут какие-то гонорары. А наука, как ему казалось, застопорилась. Нет у последователей такого напора и рвения, как у них с Владимиром! Сказываются индивидуальные особенности личностей и закоснелость взглядов. Более половины ринувшихся в Науку, относились к новому характеру деятельности, как к обычной тягомотной, но необходимой рутине. Надо постоянно работать с кадрами! С такими работниками нельзя расслабляться, подход профессора Васильчикова тут неприемлем. Самотёком ничего не получится! Рим прекрасно осознавал, что фанатов у него – раз два и обчёлся, остальные решили попасть в струю и вовремя защититься, обеспечив себе достойное будущее.

Тотчас после сеанса интровертной психотерапии, Рим собрал всех научных сотрудников. В двух словах ввёл их в курс дела, отметил работяг уже опубликовавших статьи, затем подстегнул остальных, а завершил Любимов свою речь недвусмысленным предложением: усилить интенсивность работы, либо заняться, исключительно, практической деятельностью. Все поняли: не хочешь делать науку – уходи, к Дулиной! Соискатели были потрясены жёсткостью руководителя, но никто не заявил о нежелании заниматься наукой. Они, забыв, что отчитываются перед вчерашним аспирантом, наперебой заверили доцента в своём рвении к науке, пообещали немедленно, с этой минуты, исправиться.

– Всем нам будет очень обидно, если зарубежные исследователи опередят родоначальников учения! – закончил совещание Любимов.

А потом его вызвал профессор Васильчиков.

– Рим Николаевич, – покачал головой улыбчивый завкафедрой, – вы ведь на доцентской ставке!

– Да.

– Я не знаю, что произошло, но ректор выражает недовольство.

– По поводу?

– Я, Рим Николаевич, не знаю в чём дело, но он потребовал тебя к себе!

– И что вы? – Рим по привычке аппелировал к заведующему. Он знал, что Васильчиков не даст в обиду своих сотрудников, что бы там не задумал ректор.

– Я выяснил суть проблемы, – широко улыбнулся Егор Степанович, – вам вовсе нет необходимости лично являться на ковёр.

– Спасибо, Егор Степанович.

– Ректор почему-то вне себя. Всё дело в ставке. У вас, Рим Николаевич, небольшая несостыковка. Три лекции, так. Затем работа с соискателями, лечебная ставка, так, – перечислял профессор, а Рим никак не мог уловить причину гнева ректора, – а вот часы работы со студентами, оказывается, не выполняются в полном объёме!

– Да, но…

– Вот и я попытался объяснить. Но, увы, безуспешно, – профессор виновато улыбнулся, – абсолютно безуспешно! Вот нет почасовой выработки, и всё тут!

– Нельзя объять необъятное!

– Я все понимаю. Это, надо отметить, наши внутренние дела, – качнул головой Васильчиков, что свидетельствовало о крайнем возбуждении, – ректор приказывает немедленно исправить положение.

– Но как? В сутках только двадцать четыре часа!

– Есть некоторые соображения, – улыбнулся профессор, – мы сдвоим группы студентов, обосновывая производственной необходимостью, так в два раза увеличится нагрузка. Полностью освободить вас нельзя. Так что, с соискателями и аспирантами, будете работать в другие часы.

– То есть, вечерами, – уточнил Рим.

– Пока только так. Возможно, ректор перестанет придираться. Скорее всего, так оно и будет.

– Но ведь, есть причина его гнева? – намекнул Рим.

– Среди наших сотрудников не может быть докладывающего, – заявил профессор.

– Так это же, это же Ежиха! – сорвалось с языка у Рима.

– Возможно, Евгения Евгеньевна заинтересована в процессе обучения студентов.

– Да как вы не понимаете? Ведь это же, откровенный саботаж! И никто, кроме Дулиной, не может стукнуть ректору!

– Не пойманный не вор, – улыбнулся Васильчиков.

– Неужели у нас нет механизмов защиты от лечпрофа, не имеющей никакого отношения ни к кафедре конкретно, ни к науке в целом?

– Посмотрим, что-нибудь придумаем, – пообещал Васильчиков.

Рим попрощался.

– Да, кстати, как там ваш Киборг?

– Неплохо, неплохо! Полагаю, ещё неделя и станет здоровым.

– Хорошо, хорошо, – пробормотал профессор едва слышно.

Не смотря на явную поддержку со стороны непосредственного начальника, у Рима на душе заскреблись кошки. Похоже, война продолжается.

Едва он дошел до своего отделения, как дежурная санитарка вручила повестку к следователю.

– Разве не надо было расписаться в получении? – спросил Рим.

– Я поставила вашу печать. Подумала, вы заняты. А что, неправильно сделала?

– Всё нормально, – рассеянно сказал Рим. Мысли его уже были далеко за пределами разговора с санитаркой.

Что ещё за повестка? Откуда? Почему? На первые два вопроса отвечал текст повестки, а вот на последний – никто. Рим позвонил Ивановым.

– Привет, Рим! – обрадовалась Алина. – Так редко встречаемся сейчас! Хоть бы звонил почаще!

– Как у вас дела?

– Да пока не родила!

– Да? Как же я забыл?!

– А вот так, похоже, не только ты, но и будущий папаша периодически забывает! – Рим почувствовал, как надулись губы Алины.

– А в чём дело?

– Опять он на работе! Хоть ночами не ходит, и то спасибо! А ты хотел с ним переговорить?

– В общем-то да, но это не срочно.

– А мне скажешь?

– Да это пустячок, ни о чём. Там, в нашей работе один момент надо бы подоступнее разъяснить, – сказал Рим. Расстраивать беременную вовсе не хотелось. – Я заеду вечером?

– А ты глянь на часы!

– Половина десятого, – вслух произнёс Рим.

– Когда наступает вечер?

– Хорошо, я завтра перезвоню.

– А что хотел? – переспросила Алина и тут же поправилась. – Ах да, насчёт работы! Видишь, уже совсем ничего не соображаю, токсикоз?

– Да у меня тоже бывает токсикоз, – успокоил Рим.

– Всегда приятно, общаться со специалистом! Вы всегда всё сможете разъяснить, навести порядок в хаосе мыслей! А вот скажи мне, пожалуйста, – далее Алина начала консультироваться о чём-то, что-то рассказывать. Видать, ей скучно, и поговорить не с кем.

Рим отвечал, что-то уточнял, спрашивал.

Внезапно Алина задала вопрос из другой оперы, как сама выразилась.

– А что у тебя с Линочкой?

– В каком смысле? – смутился Рим.

– Отвечайте на вопрос, гражданин Любимов!

– Подробно?

– Интимные детали можно, пожалуй, опустить, – великодушно разрешила Иванова.

– Честно говоря, сам ещё не разобрался.

– Так ты женишься на ней, как честный человек?

– Пожалуй, это вопрос, выходящий за рамки моей компетенции.

– Странно, – многозначительно помолчала Алина.

– Я не понимаю.

– Думаешь, я понимаю?

– Алина, хватит дурить мне голову! Что там у тебя за неясные представления?

– Ты мне уже диагноз поставил?