67

Любимов закрутился в работе: ассистенты, соискатели, коллеги, симпозиумы, конференции. Попал он и в Штаты. За одну ночь пересёк страну от Калифорнии до Мэна и увиделся с супругой. Тёща работала в качестве профессора и казалась счастливой.

Эвелина выглядела усталой.

– Линочка, ты не устаёшь? Не много ли нагрузок во время беременности?

– Что ты, Рима, дорогой мой, любимый! Это для меня совсем не сложно! Скучно только без тебя, но ведь ненадолго!

– Не знаю, не знаю.

– Ты предлагаешь бросить учебу? – трагическим голосом спросила Эвелина.

– Вовсе нет! До декрета – пожалуйста! А потом нужно и отдохнуть.

– Успею, отдохну – когда с внуками стану нянчиться!

Рим порадовался. Она такая же неугомонная! Два сапога – пара! Через полчаса он отправился в обратный путь, надеясь повстречаться с Эвелиной в недалёком будущем.

Возвращение Дулиной внесло свои коррективы.

Сотрудники кафедры поисчезали в отпуска, а Риму не удалось отдохнуть. Пётр наседал, говоря о расширении связей. Иностранные коллеги постоянно просили методические рекомендации, намереваясь внедрить методику у себя. А больные? Их вовсе нельзя бросить! Принцип интровертной психотерапии предусматривал работу с пациентом только одним врачом – от начала до конца!

Пока доцента Любимова никто не трогал. Но тишь да гладь не могла продолжаться вечно. С первым снегом пришли холода.

Пришла повестка в суд в качестве ответчика по иску о возмещении морального ущерба гражданину Данилычу, пострадавшему от психиатрических репрессий.

Ивановы занимались своим первенцем, беспокоить их не хотелось.

Начался осенний призыв, но Дулина так организовала дело, что уличить её в сборах взяток стало невозможным.

Ректор, в связи с начавшимся судебным процессом, прекратил все контакты с кафедрой – экое пятно на всё заведение! «Презумпция виноватости» действовала по-прежнему.

Жалобы Главному врачу на доктора Любимова посыпались одна за другой. Он-де и некультурен, и неэтичен! Обижает санитарок смежных отделений, обзывает их поломойками! Слова-то такого Рим не допускал в своём лексиконе. Главный шёл к заведующему. Васильчиков складывал жалобы в стол и улыбался. Но капля камень точит! Столько неприятностей у кафедры из-за одного сотрудника. Почему-то в голову не приходило, что не из-за сотрудника, но сотрудницы – вовсе не имеющей к кафедре никакого отношения.

Вдобавок, Липутина продлила контракт, вырабатывая профессорский стаж за рубежом. И Эвелину Рим не мог увидеть. Выезд за кордон стал невозможным. Судебное дело! И ещё неизвестно, уголовное ли?

Эвелина, Линочка! Она оказалась далеко-далеко. По телефону постоянно уверяла, что всё отлично! Её не перегружают! Мама, хоть и враг её счастью, но здоровье старается сберечь: и дочери, и будущим внучатам!

Весёлости в её голосе было мало. Она очень-очень скучает! Она любит Риму больше жизни и скоро приедет, чтобы не расставаться никогда!

Рим ничего не говорил ей о своих проблемах, даже был рад порой, что жена далеко и ничего не знает!

Эвелина побывала у гинеколога, дорого конечно, но на всякий случай, мама настояла, так вот, всё хорошо! Оба чувствуют себя превосходно! Мальчики! Часто шевелятся – наверное, играют, или уже дерутся?!

Пётр предоставил право Любимову звонить в любое время с их служебного, деньги? Какие деньги, когда речь идёт о супруге? Но часто звонить Рим не стал. Порой так и подмывало поделиться своими горестями, а как иначе? «И в печали, и в радости»! Но нельзя беспокоить беременную жену. Тем более, такими пустяками. Всё образуется. Если активен бес-погубитель, то и не дремлет Ангел-Хранитель!

Рим подготовил, все аргументы и направился напрямую к ректору. Он собирался, изложить суть конфликта высокому начальнику.

Ректор не принял его.

Тогда Рим решил прибегнуть к испытанному средству – погрузиться с головой в работу и позабыть о мелких дрязгах. Вновь, как и в бытность аспирантом, он пропадал в стационаре, теперь уже в собственном отделении.

Суд отложил слушание дела по причине нездоровья истца – банальный запой. Но в стране победившей демократии, любая причина нездоровья пострадавшего от психиатрических репрессий является почётной и уважаемой судом.

Невыездной Любимов принимал иностранных коллег у себя.

Плоды интенсивного труда не прошли даром. Ему уже предложили работу там, у них! Разумеется профессором, плюс лечебная нагрузка, плюс самое новейшее оборудование!

– Это невозможно, – неизменно отвечал Рим.

– Но почему же?

– Работа с вашими больными станет очень сложной! Тут не при чём языковой барьер! Дело в том, что сам принцип методики предполагает некую национальную особенность!

– Но ведь у нас получается!

– Правильно! Вы хорошо знаете своих соотечественников: их нравы, обычаи, верования!

– Понимаю! – усмехнулся Фриц. – Что для русского хорошо, то для немца – смерть!

– И наоборот! Вот скажите мне: человек, в генах которого запрограммирован определённый идеал, может понять другого – для которого этого идеала не существует?

– Имеешь в виду Моральный кодекс строителя коммунизма?

– И не только! А чем плох этот кодекс?

– Конечно, конечно! Натюрлих! В его основу легли заповеди Господни! Так, где разница между немецким и русским идеалом?

– А вы сравнивали вашего Фауста с нашим Вием?

– Несравнимо! У нас – мощь интеллекта, а у вас, извините, какой-то монстр!

– Вот в этом-то и дело!

– Я понял. Но ты знаешь нашего Фауста! А поэтому сможешь. Может, подумаешь?

– Может, – сказал Рим, – но никаких надежд!

– Никаких! – радостно согласился вербовщик.

То же и Сэм с Биллом.

– Если американцы такие поверхностные: знают всё, но помаленьку, тогда тебе ещё проще будет работать! Они прочли классиков в комиксах, но ты-то знаешь их досконально! Не легче ли?

– Нет.

– В Америке у тебя не будет никаких проблем! – аргументировали коллеги. – Собственный дом, работа, своя школа! Думай, Рим, думай!

– Думаю.

– Плохо думаешь! Ведь это так легко!

– Легко? Легко понять американскую мечту, но сложно принять её.

– А разве русский не хочет быть знаменитым и богатым?

– Хочет.

– В чём тогда проблема?

– В подходе. Если американцу хочется попирать луну ногами, то русскому гораздо приятнее ощущать себя частичкой этой самой Луны – но самой важной, благодаря которой и существует эта самая Луна!

– Вот видишь, Рим, ты прекрасно знаешь американцев!

– Пусть так, но внутреннего контакта с ними у меня, увы, не получится.

– Зато ты сможешь обучать наших специалистов! Они найдут контакт.

– Обучать их я могу и отсюда.

– И всё-таки, наше предложение остаётся в силе!

Да, настырности американцам не занимать!

Британский лорд так же посоветовал поразмыслить, но Рим отговорился тем, что абсолютно не понимает английского юмора.

Остальные коллеги предлагали создать в их странах школу психиатрии с нуля. Там нет никаких традиций, и работать станет гораздо проще! Пусть это третьи страны, но Любимов станет в любой из них Первым человеком!

Любимов последовательно отказывался.

Как это ни, странно, заморскипе коллеги не только не обиделись до глубины души, наоборот, выразили почтение доктору Любимову.

Только вот, профессор Васильчиков почему-то перестал его понимать. В Академии провели проверку на выживаемость знаний у студентов. Как-то так получилось, что самые худшие показатели, оказались в тех группах, с которыми когда-либо сталкивался доцент Любимов. В какой провёл четыре, в какой – три часа учебного времени. Профессор выдал акт для ознакомления.

– Но ведь это абсурд, Егор Степанович!

– Это показатели выживаемости знаний, – улыбнулся Васильчиков.

– Представляете, студенты не знают элементарного. Не могут отличить расстройство сознания от эмоциональной патологии.

– Я не вёл занятия в этих группах, только заменял основного преподавателя!