— Во всем, что я тебе рассказала, нет ни капли лжи, — ответила она. — В данный момент я как раз выполняю свое задание.

— То есть занимаешься любовью со мной?

— Нет, полученные мной инструкции не столь точны в деталях, — пояснила она с улыбкой. — Я должна была встретиться с тобой тет-а-тет в укромном месте. Хочу добавить, что я впервые выполняю столь приятную миссию.

Она одарила Франсиса лукавой и несколько бесстыдной улыбкой.

— Продолжай, ты становишься интересной.

— Мне поручено поговорить с тобой о Людвиге Кельберге, — призналась она.

Он удивленно застыл, глядя на нее с немым вопросом, затем спросил:

— Кто это, Людвиг Кельберг?

— Ты не знаешь его?

— Нет.

— Рассказывай другим, — сказала она недоверчиво.

— А почему я должен его знать?

— Это агент СВИК!

— Впервые слышу о нем.

— Ты шутишь?

— Я говорю серьезно.

Она была разочарована.

Он проворчал:

— Я знаю кое-кого в СВИК, но не знаю всех сотрудников. Если ты утверждаешь, что этот Людвиг Кельберг — коллега, я охотно тебе верю. Так что же ты хотела мне о нем поведать?

— А вот что: ты спросишь у директора, хочет ли он узнать последние новости, касающиеся Кельберга, из первых рук. При положительном ответе я передам тебе сверхсекретную информацию по этому делу.

— А при отрицательном?

— Ты забудешь о моих словах, и мы не будем больше возвращаться к этой теме.

— К чему такие тайны? Не могла бы ты мне просто объяснить, о чем идет речь?

— Я не люблю говорить впустую… Завтра, если эта тема заинтересует твоего директора, мы продолжим беседу.

— Хорошо, — сказал он. — Не буду настаивать. В конце концов, меня лично эта история не касается.

Он отвернулся, чтобы загасить окурок в хрустальной пепельнице, стоящей на бежевом паласе, возле дивана.

Сильвия снова обняла его и стала провоцировать дерзкой и весьма красноречивой лаской.

Еще в Вене он убедился в том, что она была неутомимой партнершей, не имела никаких комплексов в любви и свободно брала дело в свои руки, когда речь шла об удовольствии. В любви она напоминала птицу Феникс, возрождающуюся из собственного пепла, воспламеняющую и испепеляющую.

Впрочем, Коплан не испытывал ни малейшего желания увернуться.

Здесь, в этой прослушиваемой квартире, его очень устраивало, что Сильвия, достигая высшей точки блаженства, оставалась молчаливой. С помутневшим взглядом и открытым ртом, она не издавала ни единого звука. Коплан очень ценил эту сдержанность, так как знал, что записывающее устройство все время функционировало и что завтра утром пленку прослушает Старик.

Вопреки всякому ожиданию, Старик слушал без привычных язвительных комментариев диалог Коплана и Сильвии Роммер.

После прослушивания Коплан спросил:

— Что вы скажете об информации, касающейся Людвига Кельберга? Это не утка?

— Нет, — пробурчал Старик. — В действительности Кельберг является, собственно, не агентом СВИК, но корреспондентом. Хочу подчеркнуть, что на сегодняшний день это — моя лучшая антенна, улавливающая все, что происходит в Балканском секторе.

— Где его резиденция?

— В Бухаресте.

— Другими словами, вы принимаете предложение Сильвии?

— Секунду! — пробрюзжал Старик.

Он нажал на одну из клавиш переговорного устройства и обратился к шефу административного отдела:

— Руссо? Вы меня слышите?

— Да, я вас слушаю, господин директор.

— Есть какие-нибудь новости о Людвиге Кельберге?

— Нет, господин директор. Я бы вас немедленно проинформировал.

— Вы связались с З.Б.11?

— Да, но ответ пока отрицательный.

— Ко мне поступила конфиденциальная информация через Вену.

— Кельберг в Вене?

— Я еще не обсуждал этого вопроса, но буду держать вас в курсе.

— Я обрываю связь с З.Б.11?

— Да, до нового приказа. Ждите моих дальнейших инструкций.

— Хорошо, господин директор.

Старик встал, подошел к одному из сейфов, составляющих меблировку кабинета, выбрал папку и вернулся к письменному столу. Открывая ее, он пробурчал:

— Людвиг Кельберг исчез ровно неделю назад. Бесследно.

Глава пятая

Поскольку замечание Старика оставило Коплана равнодушным, Старик сказал:

— Я объясню вам мою проблему…

Он склонил голову над папкой, пробежал глазами несколько листков, заглянул в карточку.

— Людвиг Кельберг — чиновник Боннского правительства, — начал он, поднимая глаза на Франсиса. — Он является членом комиссии по внешней торговле и сотрудничает в странах Восточной Европы в качестве эксперта по развитию промышленных связей. Как вам известно, Западная Германия располагает десятками тысяч подобных миссионеров, которые рассеяны по всей планете и которые являются истинными творцами ее современного процветания… Вам также известно, что Бонн, вопреки своей твердой антикоммунистической позиции, ежегодно увеличивает объем торговых сделок со странами — сателлитами СССР и самим СССР. Короче, Людвиг Кельберг имеет многочисленные и интересные контакты за «железным занавесом» и в течение десяти месяцев представляет мне сведения первостепенной важности. Я не знаю его источники, но, судя по качеству поставляемого им товара, они подобраны очень удачно.

Старик захлопнул папку и продолжал:

— Кельберг регулярно, раз в две недели, составлял для меня отчеты, содержание которых высоко оценивали многие из наших ведомств. Однако в последний раз, вопреки ожиданию, я не получил от него сообщения в установленный срок. По истечении 48 часов я отдал распоряжение об установлении связи с нашим агентом в Бухаресте З.Б.11… Вы слышали ответ Руссо: никаких следов Кельберга не обнаружено.

— Когда вы ожидали его отчета?

— 28 октября, то есть неделю назад.

— Я не вижу ничего особенно трагического в недельной задержке информации со стороны корреспондента, — заметил Коплан. — Может быть, ему нечего было передавать?

— Это абсолютно исключено. Во-первых, Кельберг — сама пунктуальность. Во-вторых, в тех случаях, когда у него нет новостей, он сообщал мне об этом в закодированной телеграмме именно для того, чтобы я знал, что связь не прервана.

— В таком случае, действительно, — признал Коплан и, немного помолчав, спросил: — А если предположить внезапное изменение курса, так сказать, вираж?

— Что вы имеете в виду?

— Ну, Кельберг мог сменить хозяев. В конце концов, он всего лишь простой корреспондент СВИК и не связан с нами договором.

— Это так, — признал Старик. — Кельберг свободен в выборе хозяев и клиентов, если получит более заманчивое предложение. Однако меня бы это очень удивило.

— Он доказал свою лояльность?

— Я имею в виду другое. Меня бы вовсе не удивило, если бы он работал на нескольких хозяев. Но я уверен, что он предупредил бы об этом. Это человек принципиальный. Если бы он решил положить конец нашим отношениям, он бы мне об этом тоже сообщил.

— Сколько ему лет?

— Сорок два года… Это пруссак классического образца: высокий, выносливый, предприимчивый, властный, несговорчивый.

— Вы с ним лично знакомы?

— Я встречался с ним один раз, в Ганновере. Год тому назад.

— Как вы его завербовали?

— Посредством старых связей… Кельберг был одним из тех молокососов, которых нацисты мобилизовали в конце войны для защиты своих казематов от союзных войск. Раненный в плечо в момент высадки союзников, он был спасен двумя юными мадемуазелями примерно его же возраста. Они спрятали его в амбаре: дело происходило на юге Нормандии — и выходили. Они его не только лечили и кормили, но и отказались выдать американцам! Самое любопытное, что их отец был одним из лидеров местного Сопротивления… Война знает немало таких странных историй… Кельберг остался в Нормандии и работал на бретонской ферме. Ему было тогда восемнадцать лет, и он навсегда сохранил в своем сердце неугасимую любовь к Франции и французам.

— Да, у жизни бывают странные повороты, — задумчиво произнес Коплан.