«Бобик» втянул голову в плечи и, защищая, прикрыл её руками.

— Зачем так, не надо! — крикнул Громов. — Не горячись, Ефим Мефодьевич!..

Окрик Громова подействовал на Мамонтова отрезвляюще. Он оставил Митьку «Бобика», со злостью стегнул коня и умчался к отряду.

Митька «Бобик», прибитый и опозоренный, медленно двинулся вслед.

Операция прошла успешно. Была разгромлена милиция, лесничество — шпионское гнездо контрразведки, захвачено много оружия. У всех вернувшихся в лагерь было приподнятое настроение — шум, смех, оживлённый говор. Только Игнат Владимирович вдруг помрачнел: его потянуло к себе в отряд. Наверное, корниловские партизаны до сих пор отсиживаются в деревнях, а надо действовать, действовать. И может, его уже ждут не дождутся, недобрым словом поминают: распустил, мол, отряд, уехал и возвращаться не думает…

Подсев к Мамонтову, Громов сказал:

— Решил я, Ефим Мефодьевич, возвращаться в Корнилово.

Мамонтов изучающе пристально взглянул на него, спросил:

— Ты это что придумал?! Или на моих партизан всерьёз рассердился?.. Ты, Игнатий, брось.

— Да нет, я не потому, — заметил Игнат Владимирович. — Пора и нашему отряду действовать. Вот и тороплюсь. А по поводу этого случая ты подумай всё же… Повнимательнее присматривайся к людям. А то эсеры, другая сволочь к нам в отряд норовит пролезть. Много от них всякой пакости может быть.

Мамонтов, выстукивая пальцами дробь по столу, задумался.

— Как-то не могу этого понять, — сказал он наконец. — Вера у меня большая в людей. Я ведь никого силой не тащил в отряд, сами пришли. А зачем, как не врага бить.

— Э-э, — перебил его Громов, — не всё это так просто, как тебе кажется. Верить людям надо, но не каждому встречному-поперечному. Смотри, Ефим Мефодьевич, по-дружески тебе говорю: твёрже будь к тем, кто дисциплину подрывает и анархию разводит.

— Твёрдости у меня, Игнатий, хватит, да каждого человека для нашего дела беречь надо.

В избушку вошёл партизан и доложил:

— Ефим Мефодьевич, пополнение прибыло. Семеро востровских…

— Я сейчас, — обращаясь к Громову, проговорил Мамонтов и вышел.

Игнат Владимирович думал о Мамонтове: «Боевой, преданный советской власти, хотя и беспартийный. И в военном деле мастак. И организатор умелый. А вот чересчур доверчив и кое-чего не понимает. Ему бы помощников хороших. Копань — деловой человек. Таких бы ему побольше. Но Мамонтов своё возьмёт. Смелостью, верой в победу возьмёт. И помощников хороших у него со временем много будет…»

Прошло минут двадцать. Скрипнула дверь, и вошёл Мамонтов. На лице его сияла улыбка.

— Тронулись мужики, — возбуждённо заходил он по избушке. — В деревнях говорят, что у нас в отряде партизан уже несчётное множество, тысячи… И идут. Значит, верят в нас. Вот и сейчас пришли: «Принимай в отряд!» У одного, понимаешь, оружия никакого, так он кочергу приволок. Зачем эту-то? — спрашиваю. А он: «Сподручное оружие. Зацепишь вершнего беляка за шиворот и сдёрнешь с седла, а потом по голове да по голове. А не нравится, говорит, тебе это оружие, добуду и винтовку». Чудак молодец!

Он остановился против Громова и, смотря на него, спросил:

— Может, передумаешь, останешься?

— Нет, решил. Я должен быть там, людей на партизанскую войну поднимать надо. Ты здесь, я там — скорее очистим Алтай от всякой контры.

— Я знал, что ты долго у нас не пробудешь, — раздумчиво сказал Мамонтов. — И я бы так же поступил… Ну вот что, Игнатий, давай условимся: связь постоянно будем держать. Если беляки прижмут и моему отряду тяжело будет, ты мне наступлением помогай, если твоему отряду тяжело будет — я помогу.

— Это ты правильно, Ефим Мефодьевич. Согласен!

— Будем биться, пока не очистим весь Алтай от колчаковцев, — торжественно, точно клятву давая, произнёс Мамонтов.

— И пока не установим советскую власть! — таким же тоном дополнил Громов.

— Да, пока всюду не установим советскую власть!

Ефим Мефодьевич вытащил из кармана маленький браунинг и подал его Игнату Владимировичу.

— Возьми, Игнатий, от меня в знак верности и дружбы.

— Спасибо. А тебе вот мой наган.

Они обнялись и трижды, по-русски, поцеловались.

В тот же день Громов и Петя Нечаев покинули отряд Ефима Мамонтова.

Часть вторая. Партизанские бои

В деревнях, через которые проезжали Громов с Нечаевым, было неспокойно. Крестьяне открыто возмущались действиями колчаковской милиции, карательных отрядов, ругали земские управы, которые помогали «верховному правителю» грабить, пороть и вешать мужиков. По секрету передавали друг другу весть о несметной партизанской силе, накапливаемой где-то в Кулундинской степи, которая вот-вот сметёт всех беляков. И даже слухи, распускаемые белогвардейскими газетами и местными кулаками о том, что Красная Армия разгромлена, что войска адмирала Колчака после занятия Перми успешно двигаются к Москве и скоро займут её, не устрашали жителей, а лишь больше разжигали ненависть к новой власти. Громов понял, что стоит только бросить клич к восстанию, как крестьяне возьмутся за оружие.

Громов с Нечаевым остановились на заимке Кондау-рова, в стороне от проезжих дорог. Игнат Владимирович вызвал к себе Василия Коновалова. Тот обрадовался возвращению Громова:

— Надолго задержались, Игнат Владимирович. Мы уж думали, не случилось ли чего. Партизаны заждались. В бой рвутся ребята. Злости за это время сколько понакопили… В Баево вон какой погром колчаковцы устроили: немало людей постреляли, а шомполами почти всех выпороли…

— Так, так! — приговаривал Громов, слушая Коновалова. Потом спросил: — А много можем мы людей в отряд собрать?

Коновалов, помолчав, ответил:

— Думаю, что много. В Ярках мы подпольную организацию создали. Есть подпольные организации и в Панкрушихе, и в Баево, и в Усть-Мосихе, и в Зимино, и в других деревнях. Связь мы с ними установили. Если всем вместе подняться — сила большая будет.

— А как с оружием?

— С оружием, Игнат Владимирович, плохо. Нового собрали мало, а то, что у Данька Кольченко спрятали, пропало… Он его попереченскому торговцу Печатных передал. Сволочью Данько оказался. Хотели его стукнуть, да куда-то скрылся.

— Эх! — вздохнул сокрушённо Громов. — Как же мы недосмотрели! Что сбежал Кольченко — чёрт с ним, а вот оружие… Придётся в бою добывать.

— И ещё новость: Степана Топтыгина арестовали…

— Степана?.. Что ты говоришь!

— Да, — и Василий Коновалов рассказал, как это случилось.

…Евдокия Семёновна Уварова, у которой взял паспорт для Громова Степан Топтыгин, поняв, что в Сибири начинается «заваруха» хуже, чем в Борисоглебске, решила вернуться домой, в Тамбовскую губернию. А без паспорта куда же уедешь?.. И тогда она потребовала у Топтыгина:

— Верни мне. Степан, паспорт. Думала, не понадобится, а теперь нужен.

Степан растерялся. Не зная, что ответить, он молчал.

— Чего молчишь? — не унималась Евдокия Семёновна. — Или забыл, что брал?

— Нет его у меня, — невнятно буркнул Топтыгин, — потерял…

— Потерял?! — вспыхнула Евдокия Семёновна. — Ты что, смеёшься надо мной?

Кому-то спровадил, наверное. Верни сейчас же, не то в милицию заявлю.

С. Г. СВЕТЛОВ-ТОПТЫГИН — петроградский рабочий, один из организаторов Чернодольского восстания.

Топтыгин напрягал ум, соображая, как выйти из создавшегося положения, но придумать ничего не мог. И тогда сказал: