– Того надутого индюка в черном пальто?

– Да.

– Ну и что?

– Мне кажется, я его где-то недавно видела.

Денис пожал плечами.

– Где ты могла его видеть? Он позировал тебе обнаженным?

– Нет…

– Нет? Ах ну да, конечно! Он был в таких узеньких белых трусиках, с веревочкой в попе. А в гульфик небось положил кроличью лапку, поэтому ты его и запомнила.

– Послушай, я серьезно. Точно видела.

– Значит, мои опасения не напрасны. Хорошенько проверю твои рисунки: вдруг я всетаки выйду на них с рогами?

– Денис, прекрати!

Алиса нахмурилась и взяла его за отвороты куртки.

– Неужели ты не понимаешь, что ты у меня…

Она не договорила. Вагон вдруг сильно качнуло и замотало из стороны в сторону, как автомобиль, тормозящий на скользком льду.

Громкий, раздирающий лязг разрезал барабанные перепонки, вскрыл их, как тупой консервный нож вскрывает жестянку консервов.

Они стояли у самой двери, поэтому их бросило прямо на боковой поручень. В последний момент Денис, даже не отдавая себе отчета в том, что он делает, каким-то чудом исхитрился развернуться спиной вперед и прижать к себе Алису.

Он почувствовал, что его затылок, не в силах совладать с инерцией, с размаху бьет во что-то мягкое, треснувшее, как спелый помидор.

Еще до того, как раздался истошный вопль, Денис понял, что, падая, он ударил строгую девушку с мелированными прядями прямо в лицо, но – странное дело! – не почувствовал при этом ни тени раскаяния. Его гораздо больше беспокоила Алиса.

Он не мог понять, как это может быть: сзади, под его спиной, лежит эта вопящая крашеная дылда, а спереди на него наваливается толстяк в кепке, от которого разило перегаром и луком. А где же Алиса?

Обеими руками он уперся толстяку в грудь и попытался отодвинуть его от себя, чтобы увидеть Алису, убедиться, что с ней все в порядке.

«Все в порядке? – промелькнула мысль. – Господи, да что же тут может быть в порядке? Все как раз совсем не в порядке!»

Он скосил глаза направо и увидел, как стена с проложенными вдоль нее кабелями прыгает прямо на стекло двери. Денис инстинктивно зажмурился.

Вагон еще раз сильно тряхнуло. Кругом стоял невообразимый грохот. Несколько плафонов, укрепленных под потолком, рассыпались мелкими острыми осколками. Они разлетались во все стороны, словно брызги шампанского, сыпались за воротники, резали лица, попадали в глаза…

В тоннельном перегоне начинался ад, но люди, угодившие в ловушку, даже представить себе не могли, что их ждет впереди.

Константинову все меньше и меньше нравилась эта затея с метро. Он все-таки оказался не прав: стоило признать, что так иногда бывало. Редко, но бывало. Похоже, сейчас был именно тот случай.

Во-первых, ему оттоптали все ботинки, и были б они из обычной кожи… Но он надел замшевые. Дорогие хорошие ботинки, которые купил в Лондоне. Из темно-коричневой, будь она неладна, замши.

Впрочем, сам виноват. Метро в часы пик и «Мерседес» в часы пик – это все-таки большая разница. Естественно, он догадывался об этом и раньше, но никак не мог предположить, что сюда лучше спускаться в грязной робе и кирзовых сапогах.

«Кстати, это мысль, – подумал он. – Тогда бы на меня меньше наседали – боялись бы испачкаться. А так – прут все кому не лень».

Константинов подумал, где можно почистить свои замшевые ботинки, но все варианты мало устраивали.

«Во-вторых» было еще хуже, чем «во-первых». Он начал потеть.

Константинов знал за собой такую особенность: он всегда очень сильно потел, но сейчас это принимало просто катастрофический размах.

Потный бизнесмен – это жалкий бизнесмен. Тогда в его облике появляется что-то человеческое, и окружающим становится понятно, что не все в этой жизни зависит от него. Разве можно иметь дело с партнером, не способным контролировать даже собственные подмышки?

Константинов начал злиться. Он чувствовал, как по спине бегут тонкие струйки. Наверняка и на воротнике рубашки появится мокрая полоса.

Он полез в пальто за платком, и в этот момент его кто-то толкнул так резко, что он чуть не оторвал карман.

«О черт!»

Константинов представил себя выходящим на «Пушкинской». Мокрый, как мышь, в грязных ботинках, с оторванным карманом…

«Лучше уж сразу развернуться и поехать назад. Позвонить чиновнику и сказать, что встреча отменяется по уважительной причине. Например, мне только что отрезало обе ноги… но не извольте беспокоиться, уже завтра я прискачу – на новеньких протезах».

Это было совсем не смешно.

Но его злоба отошла на второй план, стоило ему вспомнить белокурую девочку в ярко-синем дождевичке. Его снова стали терзать сомнения.

Ирина… Ох, уж эта Ирина!

Константинов подозревал, что для каждого мужчины существует такая женщина. Женщина, к которой всегда хочется вернуться.

С виду она такая же, как и все: две ноги, две руки, две груди, одна голова и прочее, но… Она пахнет по-особенному.

Возможно, это просто причуда физиологии, а может, лукавое напоминание Того, Кто Сдает Карты: «Смотри-ка, братец! Что она с тобой делает! Можешь ли ты этому хоть что-нибудь противопоставить?»

Счастливы те, кто еще не встретил такую женщину. Их жизнь течет спокойно и более или менее прямо: от романа к роману, от победы к победе, от расставания к расставанию. Но те, кто встретил, скажут, что отныне их жизнь бегает по кругу. От нее – «Свобода, свобода! Я снова свободен и могу делать, что хочу!» – «Но мне же плохо без нее, ой, как плохо! Держись, будь мужчиной, не раскисай!» – «Плохо!!! Чертовски плохо, и на кой хрен мне нужна эта свобода, если ее нет рядом?!» – назад! Назад, к ней!

Его круг получился очень большим – длиной в одиннадцать лет. Теперь он уже и не мог вспомнить, как это вышло. Почему он ушел от Ирины?

Раньше ему казалось, что это он от нее ушел. Потом стало казаться, что он не ушел, а успел уйти – за минуту до того, как она его выгнала. В конце концов он нашел приемлемый компромисс: «Мы расстались». Ну и все.

За эти одиннадцать лет случилось многое. Константинов, оценив свои силы, ударился в бизнес. Он занял крупную сумму и, естественно, прогорел. Почему естественно? Да потому, что таков всеобщий закон: если начинаешь бизнес на чужие деньги, обязательно прогоришь.

Но он не сломался. Просто поблагодарил судьбу за преподанный урок и попер дальше.

Квартиру пришлось отдать за долги. Константинов долго скитался по всяким общежитиям, съемным комнатам и квартирам, ночевал у приятелей и редких подружек.

Затем ему удалось устроиться в солидную фирму – «шестеркой общего профиля», как он с усмешкой называл свою должность.

Однако и работа «шестеркой» пошла ему на пользу. Фирма, нарастив оборотный капитал до критической массы, стала делиться и размножаться. Так всегда бывает, когда учредителей несколько.

Перед Константиновым встал вопрос: куда податься? За кем из учредителей пойти?

Он пошел за самым лихим и не прогадал. Паша – новый директор – покрутился ровно год и прогорел. За этот год он успел залезть в такую долговую яму, у которой не было видно дна.

Когда на Пашу стали наседать, он продал все, что имел, и смотался в Израиль. А Константинов остался разгребать дела и, к собственному удивлению, обнаружил, что ему есть чем поживиться.

Пашины аппетиты были непомерными, а планы – воистину наполеоновскими. Он завел кучу партнеров по всей России и успел отгрузить им товара на пару сотен тысяч долларов.

Дела в глубинке шли ни шатко ни валко. Когда вдруг Паше приспичило вытащить деньги обратно, партнеры только развели руками. Мол, ждите. Но Паша ждать не мог. А Константинов мог.

У него остались печать, банковские счета и связи с периферийными должниками. Никому из них Константинов не говорил, что фирмы как таковой уже фактически нет. Наоборот, он уверял, что дела идут превосходно, продажи растут невиданными темпами, и интересовался: а не подкинуть ли вам еще товара? В кредит. Ну… Где-нибудь на полмиллиона? Свои люди, сочтемся. Потом он осторожно намекал, что за ним стоят такие люди…