Найденов спустился в жилую палубу. Сейчас его уже не так поразил вид кают-компании, где в необычных позах сидело несколько офицеров. Одни из них откинулись на спинки кресел, другие уронили головы на стол. Тарелки с недоеденными кушаньями и недопитые стаканы свидетельствовали о том, что смерть поразила офицеров неожиданно и мгновенно.

Капитана Найденов нашел в его салоне, за письменным столом. Капитан сидел, выпрямившись, с вытянутыми на столе руками. В правой руке был крепко зажат смятый лист бумаги.

Свежий ветер, ворвавшийся в растворенный иллюминатор, напомнил Найденову, что он промок до костей. Он отворил шкаф. Платье капитана было аккуратно развешано на плечиках. Найденов выбрал теплую тужурку, брюки. С расшитой золотом капитанской фуражкой на голове отправился дальше.

Ни одного живого существа на всем корабле!

Но какова же таинственная причина столь внезапной гибели экипажа?

Найденову хотелось осмотреть весь корабль, но внутренние помещения были погружены во мрак: электричества не было, а тусклый свет утра только еще начинал пробиваться в иллюминаторы. Найденов был слишком утомлен ночью, проведенной в тузике, и потому, поразмыслив, он решил, прежде всего, отдохнуть, выспаться, а потом уже до конца обследовать судно.

Отыскав свободную офицерскую каюту, Найденов заперся в ней и повалился в мягкую глубокую койку.

Как ни крепко ему спалось, но проснулся он от шороха. За дверью слышались осторожные шаги. Вот они удаляются; затихли совсем…

Найденов с трудом приподнялся в койке. Голова болела словно от сильного угара, в висках стучало, сухой кашель разрывал грудь.

Найденов отдернул штору и распахнул иллюминатор. Яркий солнечный свет ударил в каюту вместе со струей свежего воздуха. Преодолевая желание снова лечь, Найденов заставил себя умыться. Стоя над умывальником, он заметил, что все медные части покрыты ярко-зеленой окисью, словно их невесть сколько времени не чистили.

Предположение о нерадивости команды пришлось тут же отбросить: потемнели все открытые металлические предметы в каюте, вплоть до пуговиц на одежде, развешанной по переборкам.

Найденов принюхался. В каюте не было никакого подозрительного запаха, но ему стало ясно, что воздух в ней отравлен: пуговицы его собственного комбинезона тоже начали темнеть.

Это открытие заставило поспешить с осмотром судна. Войдя в кают-компанию, Найденов замер на пороге: за столом никого не было. Он бросился на палубу.

Не было ни вахтенного помощника в штурманской рубке, ни рулевого, ни матроса на полуюте.

Все исчезли.

Дневник графа Шеллинга

После некоторого колебания Найденов вернулся во внутренние помещения судна. Обходя кладовые, он обнаружил нечто, могущее, как ему казалось, служить ключом к страшной загадке смерти экипажа: целый склад баллонов, в каких перевозят сжатый газ. Все они были помечены одинаковым знаком: два желтых креста в голубом круге. Больше десятка этих баллонов оказались откупоренными. Все металлическое в самой кладовой и поблизости от нее было покрыто окисью. Найденову стало очевидно, что не только окисление металла, но и смерть экипажа — не что иное, как результат действия сильного газа, содержавшегося в опустошенных баллонах. Как получилось, что этот газ был выпущен — случайность это или злонамеренность, — в данный момент имело второстепенное значение.

Найдя причину смерти экипажа, Найденов почувствовал некоторое облегчение: он знал теперь, откуда может грозить опасность и ему самому.

И тут у него возникло неприятное подозрение… Правда, и название судна, «Одда», и порт приписки, Тремсё, были норвежскими; по-норвежски были сделаны все надписи на корабле, на столах лежали норвежские газеты и книги… Но ведь сами норвежцы не изготовляют боевых отравляющих веществ!

Не было сомнения, что судно везло нацистские баллоны. Но куда? Может быть, все на тот же остров Туманов? А возможно, и само судно было немецким, замаскированным под норвежское. И хотя сейчас этот вопрос тоже не имел жизненного значения, но Найденов решил все же установить истинное лицо парохода.

Судовой журнал был в полном порядке: он велся по-норвежски. Норвежские морские карты лежали в рубке. Барометр, секстан, хронометры — все имело норвежские марки.

Осмотр каюты ревизора тоже ничего не дал. Оставалось заняться разборкой документов в капитанском салоне.

Переступив порог салона, Найденов застыл как вкопанный: мертвый капитан тоже покинул свое место. Он больше не сидел в кресле, откинувшись на его спинку, а скорчился в койке лицом к переборке.

Найденов тронул капитана за плечо. Оно было сковано холодом смерти…

Невольно озираясь на лежащего в нише капитана, Найденов принялся за обследование его стола. Официальные бумаги и тут были норвежскими. Но вот в одном из ящиков, которые Найденов отпирал ключами, найденными в кармане мертвеца, он обнаружил объемистую кожаную тетрадь. Это был дневник. Личный дневник, автор которого в самом начале называл себя корветтен-капитаном германского военного флота графом Хельмугом фон Шеллингом. Был ли это тот, чей труп лежал теперь на койке?

Найденов углубился в чтение дневника. Скоро он нашел ответы почти на все интересовавшие его вопросы. Граф Шеллинг с достаточной откровенностью рассказывал об истинной цели своего плавания: под видом норвежского купца он должен был прорваться сквозь блокаду и доставить гарнизону острова Туманов баллоны с боевым газом. Но Шеллинг опоздал. Радиограмма предупредила его в пути, что Витема вынужден покинуть остров, опустошенный «белой смертью».

Несколько дальше Найденов нашел запись, заставившую его вздрогнуть: «Капитан Вольф назначил мне рандеву для принятия секретных документов, содержащих важную военную тайну русских. Он не хочет брать эти бумаги с собою в рейдерство. Я доставлю их в Германию…» — следовали координаты встречи, несколько коротких записей о днях, предшествовавших этой встрече, и затем: «…вместе с документами Вольф передал мне и русского пленника — их автора. Это какой-то ученый. Я должен доставить этого волосатого чудака в Германию. Наши молодцы сумеют вышибить из него тайну какого-то замечательного открытия. Если это не блеф, то его открытие должно перевернуть все представления о морской войне…»

Найденов дважды перечел неразборчивую готику Шеллинга. Сомнений быть не могло: речь шла о Бураго. Профессор был на этом корабле! Значит, и его труп лежит в каком-нибудь каземате под крепкими запорами. Увы, ни одна запись не давала даже намека на то, куда Шеллинг запрятал своего пленника.

Найденов отбросил дневник и, запасшись капитанским фонарем, устремился на розыски тайника, где смерть настигла старого ученого.

Он обшарил все судно — от междудонного пространства до рубки, — но нигде не обнаружил следов судовой тюрьмы. Он осмотрел каждый труп, но ни в одном из них не опознал Бураго. Оставалось предположить, что тело профессора было в числе исчезнувших ночью с корабля. Новая забота овладела Найденовым: найти причину странного исчезновения мертвецов.

Вернувшись в капитанский салон, он занялся поисками документов, полученных Шеллингом от Витемы.

Надвигалась ночь. В темноте все равно не подготовишься к бегству с этого плавучего кладбища. И Найденов решил заняться тем, о чем уже давно и настойчиво напоминал ему желудок, — подкреплением сил. Искать пищу пришлось недолго. Ею были полны баталерка и оба камбуза. Значительная часть консервных банок, смазанных салом или завернутых в промасленную бумагу, так же как и стеклянные банки с компотом и разными деликатесами, не пострадала от газа. Найденов смело уселся за ужин, которому мог бы позавидовать и сам покойный граф Шеллинг. Бутылка отличного «Либфраумильха» окончательно настроила Найденова на оптимистический лад.

Он взял кофейник и чашку и решил вернуться в каюту, где ночевал. Она, вероятно, проветрилась, а койка в ней достаточно удобна…

Повернув ключ, он толкнул дверь каюты, и кофейник и чашка вылетели у него из рук, вышибленные упавшим сверху тяжелым предметом. Найденов отскочил.