Женитьба князя-правителя, она всегда из расчета. Жена — залог живой замирения или союза воинского. А на утеху наложницы заведены, так и при первых Рюриковичах велось…
Не спится. Волосы разметались. Острая соломинка щеку кольнула. Что будет?.. Сыновья-наследники… Охота к естеству женскому… Она — золотистый теплый свет в голубых глазах… Ее… Нет, не о том… Новгород!.. Покорить… Когда удастся, тогда, тогда свершится… Долго ли ждать? Дождусь ли?.. Наследники-сыновья дождутся ли?.. Покорить Новгород… Шаги к неведомому, смутно прогреваемому величию… Неведомое, грядущее; то, что сложится…
Глаза смежились. Уснул. Рука тяжелая в белом рукаве рубахи свесилась книзу с невысокой лавки… Двадцать лет уж минуло с той поры, когда на реке Онон, в далеких монгольских степях, большой курултай — съезд кочевничий, куда собираются все найоны-владельцы стад и нукеры их, избрал великим, верховным правителем Темучина, принявшего имя — Чингисхан!
Два года ходил Ярослав Всеволодович походами на чудскую, финскую землю. Первым из русских князей повела судьба Ярослава на Чудь. Судьба! А тут и время пришло мордовским походам. Двинулись Ярослав, Юрий, Василко и Всеволод, а с ними в союзе и муромский князь Юрий Давыдович. Двинулись на владения князя мордовского Пургаса на реке Мокше. Разорили Пургасову волость, жгли и травили жита, села жгли. Не устояли ополченцы Пургаса против мечей и острых копий княжеских русских воинов окольчуженных, в шлемах островерхих. Не устояли, бежали, теряя луки и стрелы, круглые щиты и тонкие мечи. Бежали с женщинами и детьми — укрыться в свои «тверди» — крепостцы деревянные. А кто не успел бежать, укрыться, те были убиты без пощады.
Такова судьба человеческих, заселённых людьми земель — сильнейший побеждает и остается правым. По реке Алатырь шли владения давнего противника князя Пургаса, Пуреша. От одного корня велись мордовские князья, все они почитались сыновьями и внуками бога молний и грома — Пургинэ; он должен был сделать их оружие разящим молниеносно. Ссорились и замирялись меж собою, как ведется. Но Слишком силен был общий противник — русские князья. Где было сладить с городским ополчением и дружинами княжескими, и воеводами, и боярами, И детьми боярскими, и наемниками-северянами. В мордовских своих походах захватил Ярослав и русскую волость Волок. А когда Пургас вновь собрал ополчение и повел на Новгород Нижний, Пуреш с сыном приняли сторону нижегородцев. Дошло войско Пургаса до Нижнего, подожгли Богородицын монастырь; но тут ударил Пуреш и разбил Пургаса. В битве последней Пургас был убит, воины его бежали, разорение новое прошло по его земле.
Утро забрезжило, и мысли прояснились. Ярослав лежал навзничь, закинув руки за голову. Он думал о желании Пуреша унизить дочь противника, бросить ее, как пленницу простую, Ярославу. Но и еще должен быть у него тайный умысел: выставить русского князя насильником. Власти, власти желает себе Пуреш. А кто не желает? Но Феодор-Ярослав укажет ему место. Недаром Феодор — внук ромейки, прославлены ромейцы дипломатическими ухищрениями и хитростями.
Князь поднялся, кликнул доверенного слугу, спавшего, по обычаю, у двери. Яков тотчас вошел. Князь велел подавать умываться и спешно — утреннюю трапезу. И снаряжено ли все для нынешней охоты? И толмача Темера позвать…
Ярослав уже все обдумал и решил. Сегодня он все скажет Пурешу. Но сказано будет запросто, как бы мимоходом; пусть видит, слышит Пуреш, пусть знает, что для русского князя это вроде само собой разумеется, и важности особой этому и не придается, и спорить об этом нечего. Но еще одно… Ведомо ли Пурешу?.. А если и ведомо, Ярослав поймет, как надо сказать…
Яков принес умывальную лоханку и льняное полотенце; сказал почтительно, что для охоты все снаряжено, а Темер уж не медлит — дожидается.
— После кушанья кликнешь…
Трапезовал холодной зайчатиной, каравай чуть зачерствелый. Яков подал охотничью одежду, облачил. Кликнул Темера. Половец, светловолосый, низкорослый, казавшийся даже тучным от мускулистости, встал у притолоки. Это был один из тех услужников, что обязаны господину всем своим имением, жалованные княжьи слуги такие звались «милостниками». Таких самых верных милостников было у Ярослава четверо — Темер, Михаил, Яков да еще другой Яков. Из них Темер был толковый мужик, всякие наречия дались ему, толмачил и болгар идылских, и чудь, и гостей ганзейских в Новгороде, в Немецком конце. Пуреш сам говорил по-русски и не мог знать способностей Темера. Ныне князь наказал Темеру особо слушать на охоте, что будет говорить Пуреш спутникам своим…
Охота ныне была снаряжена малая. Отправились князья Пуреш и Ярослав с ближними слугами. Коней оставили конюхам на опушке. Углубились в лес, к болоту пробирались — болотную птицу стрелять из луков. Такая малая охота, не в поле, где кричат загонщики, выгоняя зверя, и лают гончие псы. Такая охота тихая и должна располагать к беседам особо доверительным. Но что задумал Пуреш, зачем позвал? Но пока шли молча. Несколькими словами перекинулся мордовский правитель со своими спутниками. И без Темерова толмачества Ярослав понял, что ничего важного сказано не было. Молодой сын Пуреша поглядывал на собаку, которую вел Михаил. Лицо обернул Ярослав к мордовскому юноше, усмехнулся родственно и сказал, что собака выучена особо притаскивать подстреленную дичь. Общий разговор пошел, об охоте, полевой и лесной.
Добрались до болота. Здесь, в чаще, в прохладе, в звуках лесных, в этом дыхании лиственном, древесном, земляном, хотелось всякое притворство сбросить, все решить честным обычаем — ножи выхватив из-за поясов кожаных, в горло вцепившись друг другу жесткими сильными пальцами… Каждый невольно думал о такой возможности; подобрались, понапряглись все. Но первые стрелы полетели, крикнули птицы…
Цапель добыли и мелкой птицы. Слуги разложили трапезу. Ярослав сел против Пуреша, суконный чикчир обтянул высокое колено присогнутой, высоко приподнятой крепкой ноги в сапоге охотничьем. Казалось, никогда прежде не видел мордовского князя так близко. Но как странно видеть на хмуром сморщенном, почти старческом лице эту золотистую лиственность взгляда… Уходит взгляд… глядит и не глядит… Ее глаза!.. А каков был обличьем Пургас? Не довелось видеть противника…
И странное сделалось на миг с Феодором-Ярославом— не всхотелось говорить, не думалось о затеянном… Вздумалось вдруг о давнем, о том, что слыхал от пестуна малым еще…
В чаще лесной живет Хозяйка леса, домишко ее на столбах высоких; дочь ее красавица, является птицей лесной на болотах; кто уцелит стрелой ту птицу, возьмет в жены колдунью-красавицу, почести и богатство сами к нему пойдут, будто приманенные…
Стряхнул наваждение. Заговорил. Спросил Пуреша, верно ли, что все князья мордовские от одного корня.
— Верно, — отвечал Пуреш, — от бога молний и грома Пургинэ.
Ярослав задумался, не выдаст ли себя вопросом… Но спросил все же:
— И роднитесь только меж собою?
Пуреш усмехнулся. Но неужели не понимал?
— Нет. Княжеские сыновья берут в жены самых красивых девушек, как бог Пургинэ взял в жены девицу Сыржу. А дочери княжеские отдаются отцами и братьями самым верным слугам; дочерьми жалуют, как жалуют угодьями, нарядной одеждой, оружием…
Так вот что! Уж не готовит ли особое унижение русскому князю, пожаловав девкой, будто слугу…
— Мало осталось князей мордовских? — спросил Феодор спокойно, будто вел беседу простую, незначимую, в отдохновении с другом.
— Я, Пур Цёковось, да Пур Нармун…
В голосе Пуреша уловились Ярославу промедление и настороженность. Но Ярослав испытывал довольство, потому что знал теперь в точности, что и как скажет. Поднялся резко и легко, А собеседник не сразу угадал подняться; и оттого, когда встал, все был словно бы ниже ростом.
— Я не хочу ссоры меж князьями мордовскими, — заговорил строго и с важностью Феодор-Ярослав. Плащ откинулся от еще сильного, еще молодого тела ветром лесным легким. — Я не хочу ссоры меж князьями мордовскими. Не хочу ссоры меж ними за владения Пургаса… — говорил как верховный правитель, и Пуреш чувствовал и не в силах был противиться. — Я беру за себя, себе в жены беру дочь Пургаса. И если родится сын от моей породы и от породы Пургасовой княжеской мордовской, пойдут ему земли Пургасовы, и с ними — русская волость Волок и русский город Нижний Новгород. А если дочь родится, пойдет удел за ней в приданое. А если не будет потомства, пойдет удел после смерти дочери Пургаса моим сыновьям, как я их наделю.