Все это, рассуждая вслух, я излагал Титаренко, сидевшему передо мною в кресле.

– Среди приятелей Мадера – Чернецкие и Пирятинские, вот они все на групповой фотографии. Здесь же и Иегупов, – обмакнув перо в черную тушь, я обвел его лицо и протянул фотографию Титаренко, добавил: – Значит, Иегупов состоял в знакомстве и с Чернецким, и с Пирятинским, возможно, бывал у них в доме. А теперь давайте займемся логикой и арифметикой. На снимке 16 человек. Из них покойников – 5: Пирятинский, Чернецкий и Мадер – жертвы, племянница Мадера и его брат погибли на фронте. Отпадают также вдова Йоргоса, жена Мадера, дочь Чернецкого; жена, дочь и сын Пирятинского, эти трое в Туркменистане. Значит минус еще 6. Что в остатке? Пятеро. Вычтем еще четверых: Розенфельды, их двое, но они с 1915 года живут в Киеве; и еще двое – супруги Муромцевы. Эти сразу после февраля 1917-го уехали во Францию. После всех вычитаний у нас остается одно действующее лицо. Им оказался почему-то опять Иегупов.

– Выходит, он? – спросил Титаренко.

– У меня получается так, – развел я руками.

– Вы уверены?

– Косвенно – да.

– А что, если это кто-то вообще со стороны?

– Всяко бывает. Однако, куда ни шагни, натыкаешься на Иегупова. Но вы возражайте мне, а я послушаю.

– Что возражать, если у вас так все связано?

– Привяжем сюда и еще одну деталь: кто из шестнадцати, запечатленных на снимке, мог похитить буквально несколько дней назад такую же фотографию из альбома вдовы Йоргоса? Стороннему грабителю, вломившемуся в квартиру мадам Йоргос, фотоснимок этот просто не нужен. Даже если сторонний, то почему именно эту фотографию?

– Но почему он не забрал такую же из альбома у Мадеров?

– То, что было ему необходимо – бумаги – он нашел, взял, а искать после убийства альбом, – иди знай, где он лежит! – искать было некогда. Да и едва ли мысль о фотографии могла прийти ему в голову в тот момент, мозг лихорадочно работал в одном направлении: бумаги! А вот альбом вдовы Йоргоса лежал не в комоде, а на виду. Он и заглянул туда, тем более, что психологически не был обременен: у Йоргосов он никого не убил, вид трупа у ног не тяготил.

– Что же это за бумаги могли быть?

– А вот этого я не пойму. Узнаем, когда вы изловите Иегупова и его напарников.

– Вы считаете, что он был не один?

– Безусловно. Мотаться по уездам, одолевать приличные расстояния до квартир пострадавших – надо либо крылья иметь, либо на чем-то другом передвигаться. Не давали же вы ему свой автомобиль. Кто-то должен был помогать: прикрывать, обеспечивать быстрое исчезновение, приют. Будем считать, что передвигался он на фаэтоне, пролетке. Городских извозчиков вы опросили. В дни и часы убийств по адресам жертв они никого не развозили. Допустим, вы не нашли того одного извозчика, который разок свозил убийцу. Но ведь этих поездок было много. И не только по Старорецку, но и по уездам. На какого-нибудь из извозчиков мы бы уже наткнулись. Однако… А вот входил к жертвам убийца один. Входил, как их добрый знакомый. Посторонних не брал с собой в комнаты, чтобы не вызвать подозрения хозяев. Да и вспомните спокойное поведение собаки: она пустила "своего"…

Кажется, я убедил Титаренко. Он ушел от меня довольный и благодарный, да и я был удовлетворен, что, слава Богу, развязался с ЧК, не предполагая, что мне предстоит еще раз держать в руках тоненькую папочку с делом банды Иегупова…

Шло время, постепенно я забывал обо всем этом. Два или три раза видел Титаренко. Он рассказал, что подобные убийства вдруг прекратились, а поиски Иегупова и его сподвижников безрезультатны. К концу следующего года все это вообще заглохло. К тому времени я был уже приглашен работать следователем в губсуде. Однажды заявился Титаренко и сообщил, что в поезде на станции Боровичи при проверке документов патруль ЧК задержал человека в полувоенной форме. Он пытался бежать, но был застрелен. При нем не оказалось никаких документов. Нашли только фотографию, сделанную в каком-то салоне в Хельсинки. На ней были запечатлены трое мужчин. На обороте снимка, который Титаренко положил передо мной, было написано "Борисъ".

– Вот этот, посередине, по-моему, – Иегупов, – сказал Титаренко и выложил рядом ту групповую фотографию, которую я изъял у вдовы Мадера. Сравните.

Взяв лупу, я увеличил лица на обеих фотографиях. Сомнений не было: на втором снимке тоже Иегупов Борис Николаевич. Слово "Борисъ" на обороте подтверждало это, и, видимо, как и фотоснимок, служило паролем для того, к кому от Иегупова шел в Старорецк застреленный на станции Боровичи.

Титаренко согласился с таким моим предположением.

– Значит, Иегупов в Финляндии? – спросил он.

– Похоже.

– К кому шел от него гонец, мы уже не узнаем…

Я пожал плечами.

– Что ж, закрываем дело? – неуверенно спросил он.

– Это уже ваша забота.

– Эх, если б она одна была, – вздохнул Титаренко. – Каждый день что-нибудь новенькое. По уездам опять банда Маслюка гуляет. Двести сабель. Ограблен банк. Сожжены три паровоза в депо. Ограблен и убит ювелир Корсунский… Ладно, закрывайте, – махнул Титаренко рукой: он не видел сиюминутных реальных возможностей найти, задержать убийцу Чернецкого, Мадера, Пирятинского и других; речь шла для него в конце концов о каких-то похищенных бумагах, а тут – ограблен банк, сожжены паровозы, у убитого ювелира унесены золото, драгоценности.

– Почему же мне закрывать? – спросил я.

– Все-таки вы начали, распутали. Надо соблюсти формальности.

– Как угодно. – Я открыл папку, там лежал кусочек оберточной бумаги. На нем я написал: "Дело расследованием не закончено. Бесперспективно". Поставил свою фамилию и возвратил папку Титаренко…

Через месяц он нелепо погиб: его на какой-то операции застрелил свой же сотрудник…" Закончив читать, Левин словно вынырнул из глубины, придавленной толщей времени. И выйдя на поверхность, в сегодняшний день, преодолев расстояние в семьдесят четыре года, он поймал себя на мысли, что, читая повествование следователя губернского суда Агафонова, иногда непроизвольно предугадывал слова и действия его почти безошибочно. И объяснение этому было самое простое: и семьдесят лет назад, и сегодня тайное познавалось той же логикой, обретшей необходимые профессиональные стереотипы. Расследовал Левин за свою жизнь немало убийств. Чем отличались многие его рассуждения, вопросы, поступки, выводы от агафоновских? В сути своей ничем. Разве что в деталях, связанных с конкретными обстоятельствами, их спецификой…

Итак – убийца – Иегупов. Агафонов доказал это. Но не закончив дело, закрыл его, и как бы в наследство оставил Левину два вопроса: какие бумаги похищал Иегупов, и что связывало его с Кизе, которого он убил спустя тридцать лет? Нужно ли их выяснять? Они не входили в перечень услуг, оплачиваемых Анертом. Однако…

34

Закончив вытаскивать вещи из чемодана и дорожной сумки, Локоток часть их аккуратно разложил на полки шкафа, часть, которую надо постирать (а стирал он сам, боясь, что в прачечной все перепортят, изорвут), затолкал в плетеную ивовую корзину, стоявшую в ванной. Затем протер мягкой тончайшей замшей фотокамеры, сложил пустые кассеты в специальный ящик, принял душ и собрался ложиться отдыхать. Он устал. Самолет из Симферополя вылетел с опозданием на шесть часов.

Он стал застилать постель свежим бельем, когда в дверь позвонили. Локоток удивился: кто бы в такое позднее время? Глянул на часы. Половина двенадцатого. Соседка? Локоток пошел к двери. Сбросил цепочку, открыл.

На пороге стоял Басик. Небритый, от его одежды пахнуло потом.

– Не ждал? – спросил Басик, входя и торопливо закрывая за собой дверь.

– А ты думал, что я уже стол накрыл?

– От тебя дождешься. Ты всегда был жмотом, греб под себя.

– Мы ведь с тобой не родственники, Басик. И работаем, как говорят, в разных весовых категориях.