В зале оказались и опальный кинорежиссер Геннадий Полока со своей спутницей, актрисой Аленой Архангельской, дочерью Александра Галича. Алена, мы с ней позже приятельствовали, откуда-то проведала, что в фильме должен быть отец. Они с Полокой досмотрели фильм. И, как две тени, выскользнули из зала. У нас с Петром уши горели от стыда. Горе малодушным! Конфликтная комиссия, даже не удаляясь на совещание, посчитала, что фильм достоин любого экрана. И сие бесспорно, как дважды два, Солдатенкова поздравили с хорошей творческой работой. Но мы рано радовались. Госкино отмахнулось от мнения конфликтной комиссии. И тупо стояло на “не пущать”. В пересказе наши многомесячные мытарства умещаются на двух страницах. В феврале 1988-го трагически оборвалась жизнь Саши [Башлачева]»[2108].
А об отношении Башлачева к Галичу сохранилось свидетельство экс-директора рок-группы «Гражданская оборона» Сергея Фирсова: «По крайней мере, я Башлачева на одну песню точно навел — “Петербургская свадьба”. Он как-то у меня сидел, и я его все заставлял Галича слушать. Он послушал “Петербургский романс” и потом написал “Петербургскую свадьбу”. Совершенно точно. <…> Галича он не очень хорошо знал, но я его подсадил на Галича»[2109].
Хотя цензура и не допустила появление Галича в фильме «Барды наших дворов», но с течением времени она все больше слабела, и Галич стал возвращаться на советские экраны. Начало было положено в том же 1987 году — когда вышел документальный фильм «Два часа с бардами», где двое ведущих, историк Натан Эйдельман и бард Александр Розенбаум, а также писатель Фазиль Искандер рассказывали о своем восприятии феномена Галича и комментировали некоторые факты его биографии.
Сохранился рассказ Эйдельмана о том, как проходили съемки эпизодов, посвященных Галичу: «Кинофильм снимали “Два часа с бардами”. И там у меня спросили о Галиче (это было еще в 86-м году). И я сказал, что я готов говорить о каких угодно недостатках Галича, только пусть сначала государство скажет о своей вине перед ним: как его довели, как выкинули с родной земли. А Розенбаум на другой день совершенно независимо от меня сказал (и нас вместе смонтировали): “Нет, я не согласен с Натаном Яковлевичем. Нельзя бросать Родину. Вот Высоцкий ее не бросил!” Вот такая у нас полемика вышла. Хотели выкинуть этот кусок. Мы умоляли не убирать»[2110].
Начиная с 1988 года возвращение Галича приобрело уже необратимый характер: коллегия Госкино СССР сняла с полки 60 ранее запрещенных фильмов, среди которых были и «Верные друзья». На Центральной студии документальных фильмов (ЦСДФ) выходит совместный советско-болгарский фильм Василия Катаняна и Тончо Бебова «Чем больше людей с гитарами», где Галичу посвящен отдельный рассказ. А в марте 1989 года на студии «Фора-Фильм» режиссер Иосиф Пастернак заканчивает съемки документального фильма «Александр Галич. Изгнание»[2111], премьера которого состоялась в апреле во Франции, а 2 июня — в Московском доме кино. В январе 1989-го на фирме «Мелодия» выходит первая пластинка «Когда я вернусь» с одиннадцатью песнями Галича[2112], и следом за ней — двойной альбом, составленный на основе архивных записей 1971–1972 годов.
Параллельно в театрах вовсю ставятся спектакли по песням и пьесам Галича. В июле 1988-го Школа-студия МХАТ имени Немировича-Данченко под руководством Олега Табакова поставила дипломный спектакль «Моя большая земля» по пьесе «Матросская тишина». Спектакль игрался на новой сцене МХАТа имени Чехова, и вскоре Табаков повез его на гастроли в США, которые прошли триумфально.
Режиссер Михаил Левитин написал сценарий спектакля «Галич. 18 историй для друзей» и поставил его в московском театре «Эрмитаж». Премьера на сцене «Малого Эрмитажа» состоялась 8 сентября 1988 года, а в марте 1989-го театр, вслед за студией Табакова, отправился со спектаклем на гастроли в Америку.
Отдельно стоит остановиться на спектакле «Когда я вернусь», который в марте 1988 года в московском театре-студии песни «Третье направление» поставил режиссер Олег Кудряшов. Постановщиком пластики в этом театре работал тогда Виктор Шендерович. Он и рассказал, как удалось получить разрешение на постановку спектакля: «Блистательный Олег Кудряшов поставил спектакль по песням Галича — и мы искали, где бы этот спектакль показать. А времена были, как вы помните, промежуточные: за Галича уже не сажали, но и запрета на него еще никто не отменял.
И вот — один отказ, другой… Пришли во Всесоюзное театральное общество, главой которого был в те годы Михаил Ульянов. И Ульянов сказал: играйте! И мы сыграли спектакль в Доме актера. И выяснилось, что Галич — это уже можно. Кажется, чуть ли не через неделю после этого в печати появилась первая публикация стихов Александра Аркадьевича… Галича разрешил — Михаил Ульянов! Не разрешил бы — так и было бы нельзя, до тех пор, пока эту ответственность (вместе с этой честью) не взял бы на себя кто-то другой. <…> Дама, передававшая мне отказ, явно испытывала неловкость за решение руководства. Я попросил ее передать означенному руководству, что когда оно будет лежать лицом вниз, то должно, по крайней мере, знать, что само приблизило такой поворот событий»[2113].
Однако, согласно версии Юлия Кима, Михаил Ульянов (равно как и Василий Лановой) как раз ничего не сумел добиться, а помогло в этой ситуации письмо самого Кима, отправленное им не кому-нибудь, а второму человеку в государстве, «архитектору перестройки» Александру Яковлеву: «В феврале 88-го уже готов был в песенном театре “Третье направление” целый спектакль (и замечательный!) по песням Галича (режиссер и автор композиции — Олег Кудряшов), в “Новом мире” и “Знамени” готовились подборки знаменитых песенных текстов, а в Политбюро на идеологии сидел не ретроград Лигачев, а либерал Яковлев.
“Третье направление” тогда обреталось в клубе Чкалова, что на улице Правды. И вот собирается полон зал публики, приходит местное и городское начальство, и при общих приветственных плесках происходит как бы официальное и общественное принятие спектакля. Теперь, стало быть, пойдут премьерные аншлаги, и касса театра — а он на хозрасчете — воспрянет. Не тут-то было. Назавтра директриса объявляет, что пустит спектакль на сцену только после того, как его посмотрит, а посмотрев, одобрит, некий Мишин (не то Михеев? не то Мишкин?) из горкома партии[2114]. Театр и его друзья на дыбы: какой-то Мишкин! подумаешь! не те времена! Даешь театральных генералов! Михаил Ульянов звонит, Василий Лановой звонит — с Мишкина как с гуся вода. И смотреть, подлец, не идет, и на сцену не пущает. А театр, напоминаю, хозрасчетный, и, кроме Галича (так вышло), играть нечего, на Галича вся надежда. Опять писать, опять звонить — и посреди этого перезвона уселся я как-то с перышком над листочком и написал либералу Яковлеву послание. “Глубокоуважаемый Александр Николаевич”, — проникновенно начал я, ну, и далее, что-де, всячески понимая ничтожность нашей проблемы на фоне Вашей огромной занятости… тем не менее, тщательный анализ показывает: именно Вы и есть ближайшая инстанция, способная разрешать вопрос, то есть спектакль. И в самом деле: кто превыше Московского горкома? Политбюро, всё. А дальше — только Горбачев. Отослал и забыл. Дней через 10 в моей квартире звонок: “Здравствуйте, с вами говорит Мишкин (не то Михеев) из МГК…” (Какой, к черту, Мишкин?) “Вы нам писали?..” (Я — Мишкину? когда?). “Ну что там у вас с Галичем?” (У кого у нас? При чем тут Галич?). “Почему не играете?” (А-а-а!.. ну, теперь ясно наконец. Сработал мой листочек. Однако что же мне Мишкину ответить на его искреннее недоумение?..). И дня через два Москва потянулась в клуб Чкалова смотреть и слушать Александра Аркадьевича, и еще три года ходила после этого»[2115].
2108
Брагин А. Ночные посиделки // Речь. 2000. 11 февр.
2109
Беседа Льва Наумова с Сергеем Фирсовым, 15 февраля и 22 марта 2005 г., Санкт-Петербург.
2110
«Другое искусство»: Москва 1956–1976. К хронике художественной жизни / Сост. Л. П. Талочкин, И. Г. Алпатова. М.: Худож. галерея «Моя коллекция», СП «Интербук», 1991. Т. 1. С. 11.
2111
Такую дату назвал Иосиф Пастернак на вечере памяти Галича в Политехническом музее (19.12.1997). Перед тем как он вместе с Валерием Гинзбургом (оператором этого фильма) вышел на сцену, ведущая вечера Нина Крейтнер упомянула «продюсера и художественного руководителя студии “Фора-Фильм” Андрея Разумовского, который, собственно, и был инспиратором всей этой истории». Далее слово взял Валерий Гинзбург и рассказал о съемках во Франции: «Переоценить ту помощь, которую мы получили при работе над фильмом от Элен (речь идет об Элен Шатлен, выступавшей на том же вечере. — М. А.), невозможно. Начиная от встречи автомобилей, которые нас возили, и те четыре с половиной дня, которые нам отвели наши московские начальники, дав визу всего на пять дней. За четыре с половиной дня невероятно сколько мы сумели сделать… Съемки Плюща, которого вы увидите, и Эткинда, которого вы увидите, происходили по ночам». После этого выступил Иосиф Пастернак, который до съемок почти ничего не слышал о Галиче: «Картина, которую вы сейчас увидите, была закончена в марте 89-го года. Я действительно мало слышал Галича — я родился в провинции. В наших кухнях не было “Яуз”. Галич мог к нам прийти только в виде Высоцкого (то есть в его исполнении. — М. А.). Когда я делал картину, я старался меньше слушать того, что мне говорили о Галиче. Поэтому все, что есть хорошего в этой картине, — это Александр Аркадьевич Галич, а все, что есть плохого, — это я. Вокруг фильмов вообще создается мифология. Это действительно первый независимый документальный фильм, который был сделан не на государственной студии. Помощь в создании фильма оказал Союз кинематографистов и Кинофонд кинематографистов, который дал деньги на этот фильм. Это первое. Второе: нас нужно было как-то послать в Париж, а это было никак невозможно, потому что я был невыездной, Валерий Аркадьевич тоже, по-моему, в первый раз. Поэтому нам дали третьего, и нас обозвали: делегация Союза кинематографистов СССР для поездки в Париж по возложению венка на могилу Галича в связи с его семидесятилетием. Это был 88-й год. Осень. Сейчас это немножко смешно, но это правда. И купили венок из живых цветов. Был заказан шикарный венок с красной лентой, и мы должны были вылететь в начале октября. Потом начали оформлять визы, и, естественно, мы не вылетели. Сначала была задержка виз, во второй раз венок начал немножко увядать, потом во всех французских посольствах во всех странах была забастовка. Значит, еще две недели. Вылетели мы, когда от венка уже ничего не осталось. Поэтому Валерий Аркадьевич взял ленточку (“Дорогому брату от скорбящих…” — такая красная лента), и мы так поехали в Париж. И действительно, Лена [Шатлен] сделала все, чтобы мы сняли. У нас была коробка пленки (это десять минут). Ассистента не было, я спросил: “Валерий Аркадьевич, вы умеете заряжать кассеты?” Валерий Аркадьевич — выдающийся советский оператор. Фильм “Комиссар”, кто видел. Он уже забыл вообще, как заряжать кассету (у него десять ассистентов, он только иногда подходит к камере). И он сказал: “Нет”. Поэтому оператор, который снимал эту картину, — Валерий Аркадьевич снимал в Париже, а всю картину снял ученик Валерия Аркадьевича Виктор Доброницкий, — так вот, Виктор зарядил пять кассет, которые кончились через полтора дня. Лена нашла видеокамеру, мы всё снимали. Поскольку с нами был третий — а он должен был писать им [в Союз кинематографистов] отчеты, чем и занимался. Он был очень хороший человек, кстати. Мы с ним подружились, и в очень хороших отношениях до сих пор. Он спросил: “А что ты будешь снимать?” Я говорю: “Всех врагов советской власти — из первой десятки. Ну, ты их сам всех знаешь”. — “Да?” — “Конечно, Лёша. И тебе нужно будет писать. А я все равно отсюда не уеду, пока я это не сделаю”, потому что, например, Синявский написал одну из лучших статей о Галиче — ‘Театр Александра Галича’. Эткинд был, Плющ… И поэтому было такое джентльменское соглашение, что он ложится спать в полдвенадцатого, а мы едем на съемку. Была даже одна съемка, о которой даже Валерий Аркадьевич узнал только в Москве. Леонида Плюща мы снимали в два часа ночи, чтобы вообще никто не знал, потому что было такое мнение, что если мы его снимем, нас вообще обратно не пустят». На вечере памяти Галича из цикла «Поэты против тоталитаризма» в декабре 1989 года Нина Крейтнер упомянула также западно-германского продюсера и предпринимателя Сергея Гамбарова, без которого эта картина не смогла бы состояться: «Я хочу, чтобы вы запомнили одно имя. Имя, которого нету в титрах. Это Гамбаров. Это даже не друг Александра Аркадьевича, это его товарищ, не очень близкий, поклонник его творчества, который приехал в Париж и дал нашей съемочной группе деньги, для того чтобы они могли в Париже снять. Потому что отсюда везли триста метров пленки и допотопную аппаратуру, и, конечно, на этой пленке, на этих метрах снять было бы ничего нельзя. К моменту выпуска картины его не стало. Картина монтировалась по ночам на студии ЦСДФ, поскольку студии у “Форы” нету, и поэтому в титрах есть очень много ошибок. Там, скажем, титр “Октябрь 1988 года” — это парижская компания, и затем снова титры — “Октябрь”, а это Москва, Рождественские дни, елка стоит, и это все совершенно очевидно» (цит. по фонограмме из архива Владимира Гордюшенко).
2112
Датировка выхода основывается на вступительном слове Михаила Кане на вечере Александра Дулова в ленинградском клубе «Восток» (январь 1989 г.). Перечисляя выход различных пластинок на фирме «Мелодия», он сказал: «Но, конечно, самое главное событие этого граммофонного мира — это то, что сегодня уже можно подержать в руках (мне это уже довелось) пластинку Александра Галича “Когда я вернусь”. Пластинка эта вышла. Правда, пока еще не очень большим тиражом, но сам факт выхода такой пластинки, как вы понимаете, вещь совершенно удивительная, замечательная» (цит. по фонограмме из архива Николая Курчева). Другие подробности выхода пластинки сообщила Нина Крейтнер на вечере памяти Галича 19 октября 1988 года в московском клубе типографии «Красный пролетарий», предваряя показ фильма Р. Гольдина «Когда я вернусь»: «Я хочу сделать объявление, на что пойдут деньги от этого вечера. Часть — на аренду, а часть — Центр авторской песни в Фонде культуры открыл карточку Александра Аркадьевича на увековечение его памяти. Но я поняла, почему вы (обращаясь к только что выступавшему Юлию Киму) забыли. Потому что “Третье направление” спектакль “Когда я вернусь” начало репетировать аж прошлой весной и играли поначалу неразрешенный и без денег. (Об этом спектакле будет рассказано ниже в основном тексте главы. — М. А.) Мы полтора года, естественно, выходим без денег, так что немудрено, что мы о деньгах забыли. Ясно, что вечер носит такой платно-благотворительный характер. (Ким: “А мы-то вообще бессребреники”. Смех в зале). <…> В зале сидит редактор фирмы “Мелодия”, уже сделана наша, московская, пластинка фирмы “Мелодия”, двойной альбом. Делался он в августе. Она заканчивается по звучанию этим крохотным эпизодом из картины о том, что “я иду по проспекту Калинина. И даст бог, она выйдет очень скоро, потому что уже всё сделано, и прошла тиражная комиссия, и техконтроль, и она в производстве (альбом будет подписан «в тираж» лишь 17 февраля 1989 года. — М. А.). Здесь есть дерево, я по нему постучу, чтоб все было вовремя, чтоб с пластмассой все было в порядке (сейчас только за этим дело). А ленинградская пластинка тоже сделана и тоже в производстве. Ленинградская пластинка называется так же, как называется картина: “Когда я вернусь”. И последние титры звучат так. Режиссер говорит: “Я не считаю эту картину законченной — я закончу ее в Москве”, имея в виду, наверное, то, что Александр Аркадьевич в своем творчестве к нам все-таки когда-нибудь вернется прочно» (фонограмма из архива В. Гордюшенко). Вместе с тем эта пластинка могла выйти еще весной 1988 года, если бы не… политика руководства «Мелодии». «На фирме “Мелодия” — на ленинградском и московском отделении — лежат уже матрицы, с которых будут делать диск, — рассказывал Александр Мирзаян на одном из концертов творческого объединения «Первый круг» в апреле 1988 года. — Но фирма “Мелодия” — это все-таки ретроградская такая организация, и они ждали публикации, дабы не брать на себя большой ответственности. Вот сейчас публикации пошли (подборка стихов Галича в 4-м номере “Октября”. — М. А.), значит, они уже диск по этому поводу выпустят» (фонограмма из архива В. Гордюшенко). Позднее, на вечере Галича из цикла «Поэты против тоталитаризма» в декабре 1989 года, Нина Крейтнер рассказала о планах по выпуску других пластинок: «Мы хотели на “Мелодии”, а сейчас там подготовлены еще две пластинки: одна пластинка — такая антисталинская, антитоталитарная (там подобраны соответствующие произведения Галича), и вторая — это хроника новосибирского концерта. Одна выходит в Ленинграде, другая — в Москве. И мы хотели на “Мелодии” по договоренности со “Свободой” сделать двойной альбом: передачи Галича на “Свободе”» (фонограмма из архива В. Гордюшенко). Однако этот последний альбом так и не вышел, как не вышла и пластинка с новосибирским концертом (лишь в 1994 году фирмой «Solid Records» будет выпущен CD-диск). А самая первая из упомянутых Ниной Крейтнер — «антисталинская» — пластинка называлась «Ночной дозор» и действительно вышла в ленинградском отделении «Мелодии» в июне 1990 года. Составил ее Михаил Крыжановский.
2113
Шендерович В. Плавленые сырки и другая пища для ума: Политическо-трагикомические хроники 2006 года. М.: Амфора, 2007. С. 41–42.
2114
Согласно более поздним воспоминаниям Кима, «начальство посмотрело спектакль, прослезилось, похлопало в ладоши и сказало: “Пущу спектакль на сцену, если Михеев из МК разрешит”» (цит. по видеозаписи вечера, посвященного Галичу, в московском ДК «Меридиан», 19.10.1994).
2115
Ким Ю. Возвращение Галича (два эпизода) // Общая газета. 1993. 15–21 окт.