В ночь с 1 на 2 мая 1976 года «неизвестные» пытались поджечь квартиру Лихачева, но после того, как сработала местная сигнализация и появились соседи, они скрылись, оставив на лестничной площадке канистру с горючей смесью и шланг, который пытались просунуть под дверь. Более того, «дверь квартиры была сплошь замазана пластилином. Прибывший по вызову соседей наряд милиции почему-то первым делом принялся соскребать пластилин. Спустя месяц следственные органы заявили (как и в случае с избиением), что дело из-за отсутствия улик прекращено»[1940].
В феврале 1978 года в Париже был опубликован роман Юрия Домбровского «Факультет ненужных вещей» — о сталинских лагерях[1941]. Вскоре после этого Домбровский был избит «неизвестными» и 29 мая скончался, повторив судьбу другого сталинского зэка — Константина Богатырева. Многолетний друг и коллега Домбровского Теодор Вульфович был уверен: «…несмотря на всю закрытость и ворох подделок, вплоть до медицинского заключения о причинах гибели, я утверждаю: ЮРИЯ ОСИПОВИЧА ДОМБРОВСКОГО УБИЛИ»[1942]. Причем, по свидетельству вдовы писателя Клары Турумовой, «угрозы и ночные звонки начались с тех пор, как под романом была поставлена дата — 5 марта 1975 года. <…> Вот что произошло с Юрием Осиповичем почти за два года: ударили в автобусе, раздробили руку железным прутом; выбросили из автобуса; избили в Доме литераторов. Юрий Осипович давно туда не ходил, но тут пошел поделиться радостью: показать экземпляры вышедшего “Факультета…”»[1943]
Пытались власти расправиться и с Василием Аксеновым — вскоре после выхода подпольного альманаха «Метрополь», о чем Аксенов рассказал в 1987 году во время одной из своих передач на радио «Свобода»: «В 1977 году ко мне пришли два сотрудника КГБ, предупредили против публикации романа “Ожог”. <….> В 1979 году во время клеветнической кампании против альманаха “Метрополь” первый секретарь Московской писательской организации Феликс Кузнецов и секретарь Иван Стаднюк объявили меня агентом ЦРУ, а нынешний первый секретарь Союза писателей СССР Владимир Карпов предложил применить ко мне законы военного времени, то есть поставить к стенке. Спустя некоторое время начались странные происшествия с моей машиной — каждое утро я находил шины спущенными, а однажды мастер, который основательно поправил свой бюджет, починяя мне камеры, обнаружил в одной из них двадцатисантиметровое лезвие ножа[1944]. Странные происшествия стали случаться со мной на дорогах и улицах Москвы. Нашу дачу в наше отсутствие стали навещать неведомые гости на черных автомобилях. На шоссе возле Владимира на мою машину попер КрАЗ, а вторую полосу заблокировали мотоциклисты. Незамысловатые, но противные эти делишки прекратились, когда я сказал ответственному лицу, что уеду, а он, просияв, ответил: ‘‘Это устроит всех”. Впрочем, спустя еще пару месяцев другое ответственное лицо сказало мне, что я уезжаю “слишком медленно” и что мне нужно быть поосторожней за рулем»[1945].
Вообще по части организации «несчастных случаев» в КГБ было много специалистов. 20 июня 1973 года было совершено очередное покушение на Елену Чуковскую — на Садовом кольце шедший по параллельной полосе грузовик внезапно развернулся на 90 градусов и ударил по такси, в котором ехала Елена Цезаревна. По счастливому стечению обстоятельств, удар оказался не смертельным, и после почти годового лечения врачам удалось поставить ее на ноги[1946].
В 1981 году была убита актриса Зоя Федорова. «Я беседовал с двумя следователями, Калиниченко и Кониным, — рассказывает кинорежиссер Марк Айзенберг. — Они занимались делом об убийстве Федоровой. И оба без свидетелей говорят, что это дело “особой пятерки” КГБ. Специального подразделения для устранения ненужных людей»[1947].
Есть даже информация о том, что смерть Андрея Дмитриевича Сахарова 14 декабря 1989 года наступила в результате действия специального порошка, использовавшегося КГБ для устранения неугодных лиц. Вот, без всякого сомнения, уникальное свидетельство председателя фонда «Гласность» и бывшего политзаключенного Сергея Григорьянца. Он рассказал о том, что через месяц после смерти Сахарова Верховный Совет СССР учредил пост президента страны, а решение об этом наверняка было принято гораздо раньше. В ЦК и КГБ испугались, что если Сахаров будет баллотироваться в президенты, то за него может проголосовать значительное число избирателей, а допустить этого было никак нельзя. Однако самое главное в рассказе Сергея Григорьянца — это обстоятельства смерти Сахарова: «Андрей Дмитриевич за несколько месяцев до этого проходил обследование у лучших кардиологов за границей, и не было необходимости даже в шунтировании. Пришли к выводу, что у него сердце в нормальном состоянии. Само по себе это ничего не значит — острая сердечная недостаточность бывает и внезапно. Но дело в том, что в распоряжении КГБ в это время (и сейчас, конечно) существовал так называемый “желтый порошок”, с помощью которого был убит один из предателей КГБ в Ирландии, который начал давать показания. Порошок, попадая на обнаженную кожу (на руку, скажем) вызывает острую сердечную недостаточность, не оставляя никаких особенных следов.
Есть замечательный рассказ нынешнего директора Сахаровского фонда в Бостоне (это он мне рассказывал) о том, как производилось вскрытие тела Сахарова. Елена Георгиевна [Боннэр], естественно, не доверяла никаким случайным людям, и был приглашен замечательный патологоанатом, в свое время шедший по “делу врачей” — Розенфельд, по-моему, я могу путать фамилию, — который был уже очень немолодым человеком. Он пришел вместе со своей внучкой. Дело происходило во второй квартире Сахаровых. И вот он в дальней комнате был занят вскрытием, а все остальные были в первой комнате, ждали результата. Среди них было два никому не известных молодых человека, у которых в руках были воки-токи переносные — аппарат УВД-связи. И вышла внучка в эту первую комнату, все к ней бросились с вопросами, каковы же результаты. Она говорит: “Сказать что-нибудь пока трудно. Дедушка осматривал мозг. Как будто бы все нормально. Единственное, что очень странно — дедушка не знает почему, — на внутренней стороне черепа какой-то желтый налет”. Эти молодые люди очень взволновались, услышав это, и тут же начали звонить кому-то и спрашивать: “Что делать? Они обнаружили желтый налет”. Ну, им сказали, очевидно, вести себя тихо, и они прекратили.
По крайней мере, не только я, но и такой очень опытный человек, как Калугин, тоже считает, что Андрей Дмитриевич был отравлен»[1948].
В этом рассказе есть две неточности: патологоанатома звали Я. Л. Рапопорт, и пришел он не с внучкой, а с дочкой по имени Наталья.
Подобные методы применялись против инакомыслящих и в 1970-е годы. Одним из немногих, кто раскаялся в совершении этих акций, был подполковник запаса КГБ, бывший заместитель начальника отдела борьбы со шпионажем Второй службы (контрразведки) УКГБ СССР по Москве и Московской области Валентин Королев. В 1987 году, в возрасте 40 лет, он добровольно ушел на пенсию, а в 1991 году выступил с большой статьей о методах работы КГБ: «Я испытываю чувство глубочайшей вины перед больными и погибшими, так как знал и молчал об этом долгие годы. Еще в середине 70-х годов я принимал участие в оперативно-техническом мероприятии “МР” (метка радиоактивная) в отношении Анатолия Щаранского и других правозащитников. Ни на их, ни на чье иное прощение я не рассчитываю, но искренне раскаиваюсь перед всеми, кому я причинил зло явно или тайно»[1949].
1940
Хроника текущих событий. Вып. 41 (3 авг.). Нью-Йорк: Хроника, 1976. С. 68. См. также: Ходорович Т., Некипелов В. Опричнина—1977 (Политические расправы уголовным путем) // Посев. 1977. № 10. С. 22.
1941
Объявление о выходе книги в издательстве «ИМКА-Пресс» и о ее поступлении в продажу: Русская мысль. 1978. 2 марта. С. 14.
1942
Вульфович Т. «…Вот и вышел человечек» // Апрель: Литературно-художественный и общественно-политический альманах. Вып. 6. М.: Известия, 1992. С. 223. См. также его более поздние воспоминания: Разговоры с Юрием Домбровским // Знамя. 1997. № 6. С. 144–147.
1943
Хлебников О., Турумова К. Убит за роман: Почему «Факультет ненужных вещей» стал последней книгой Юрия Домбровского // Новая газета. 2008. 22 мая.
1944
Похожие методы применялись КГБ и против Владимира Войновича после его отравления в мае 1975-го: «На пять почти лет был выключен телефон, было прокалывание шин и еще много чего, включая нападение псевдохулиганов» (Войнович В. Дело № 34840 // Знамя. 1993. № 12. С. 108). А в марте 1980-го к Войновичу пришел один его знакомый и предупредил: «Володя, — сказал он, не раздеваясь, — я по серьезному делу. Вчера мне позвонил Юрка Идашкин. Ты знаешь, из “Октября” он давно ушел и работает помощником у Стукалина, председателя Госкомиздата. Вообще мы с ним в последнее время не общаемся, но тут он звонит и говорит, что хорошо бы встретиться. <…> Ну, встретились, прошлись по улице, и вдруг Идашкин мне говорит: ты ведь, кажется, дружишь с Володей Войновичем? Я говорю: да, а что? И тогда он говорит, что на днях был в кабинете у Стукалина. Он зашел туда по делу, а там в это время был еще один какой-то большой человек, и они говорили о тебе. <…> Они говорили, что с Войновичем надо кончать. Так и сказали: пора кончать. Когда Юрка зашел, они прекратили разговор, но вот это он слышал и просил тебе передать. <…> я его спросил: а что значит кончать? Юрка посмотрел на меня и спросил: “А ты разве не понимаешь? Кончать — это значит убить. Способов есть много. Например, Володя ездит на автомобиле, а на дороге мало ли что может случиться”» (Войнович В. Замысел // Знамя. 1994. № 10. С. 41). В самом раннем варианте воспоминаний упомянуто еще несколько способов расправы: «Идашкин, которому власти доверили роль посредника между ними и мною, начал с предупреждения, что мне грозят большие опасности: я могу попасть в автомобильную катастрофу, могу оказаться участником уличной драки или жертвой провокации, которая приведет меня на скамью подсудимых. Возможно, на Западе в связи с этим возникнет какая-нибудь шумиха, но нам, сказал Идашкин, теперь на нее наплевать, мы и так проигрываем, а с каким счетом — 0:4 или 0:6 — неважно» (Трагическая история семьи Владимира Войновича // Русская мысль. 1980. 27 нояб. С. 5).
1945
Аксенов В. Десятилетие клеветы (радиодневник писателя). М.: Изографус; Эксмо, 2004. С. 343.
1946
Солженицын А. И. Бодался теленок с дубом. М.: Согласие, 1996. С. 480.
1947
Айзенберг М. Я обвиняю! (Судьба и смерть Зои Федоровой) // http://www.rubezh.eu/Zeitung/2007/04/11.htm. По воспоминаниям следователя прокуратуры СССР Владимира Калиниченко, «вскоре после этого дела якобы покончил жизнь самоубийством завсектором административного отдела ЦК КПСС Альберт Иванов, который реально претендовал на место Щелокова. И хотя официально все списали на самоубийство, мне говорили, что это работа той пятерки ликвидаторов, которая действовала по личному указанию министра» (передача «В гостях у Гордона» на Первом украинском национальном телеканале, Киев, 07.11.2004).
1948
Цит. по видеозаписи беседы С. И. Григорьянца с председателем Молодежной правозащитной группы (МПГ) Карелии Максимом Ефимовым (Москва, 24.02.2009). Вероятно, Григорьянц имеет в виду следующее высказывание генерала Калугина: «Я думаю, что КГБ ускорил уход Сахарова из этой жизни. У меня в этом нет сомнений. Я готов поспорить, что в Горьком Сахаров был подвергнут действию специального яда. Я абсолютно убежден в этом, хотя у меня нет никаких доказательств. Я знаю, что одно время обсуждался вопрос о ликвидации Солженицына. К этому времени он был на Западе. Это было глупо, конечно. Как его можно было достать в Вермонте? Он был окружен людьми, Тем не менее, такие мысли никогда не покидали головы нашего руководства. К тому же инициатива принадлежала партийным лидерам. КГБ, в конце концов, был верным исполнителем желаний Центрального Комитета» (Timofeev L. Russia’s secret rulers. New York: Alfred A. Knopf, 1992. P. 91). Косвенным доказательством этой версии может служить тот факт, что во время нахождения Сахарова в горьковской ссылке КГБ распространял слухи о том, что Елена Боннэр собирается убить своего мужа (по этим слухам можно понять, что КГБ хотел сделать с Сахаровым). «Среди тех докладных, — рассказывает Сергей Григорьянц, — которые передал Елене Георгиевне Боннэр Степашин [на конференции 1996 года, посвященной Сахарову], докладных председателя КГБ Андропова в Политбюро, есть две очень любопытные, если я не ошибаюсь, за 1982 и 1983 годы. И в одной, и в другой речь идет о том, что Елена Георгиевна Боннэр, жена Сахарова <…> сейчас очень разочарована тем, что западные средства массовой информации, западные политики начинают забывать о его существовании, что теряется интерес к Сахарову, а значит, и к ней. И вот, по версии Андропова, для того чтобы поддержать этот интерес, Елена Георгиевна якобы решила убить Андрея Дмитриевича. С этой целью она не дает ему тех лекарств, которые ему нужны, и, заморив его в Горьком, таким образом стремится обвинить в этом советские власти. В переводе на русский язык этот очевидно сфальсифицированный рассказ Андропова членам Политбюро звучит примерно так: как вы будете реагировать на то, что Сахаров умрет? <…> И, видимо, старики в Политбюро, то ли более разумные, то ли более осторожные, хотя вряд ли более человечные, но все-таки сами близко стоящие к смерти, не решились на этот шаг. Но через год Андропов пишет опять, снова подчеркивая, что Боннэр хочет привлечь к себе внимание, хочет убить своего мужа и с этой целью не вызывает к нему врача, когда ему становится плохо. И, оказывается, есть уже и свидетельница этого, та самая сотрудница КГБ, которая была оставлена в качестве соседки Сахаровых в Горьком. Эта соседка якобы вызывает врачей, а Боннэр их не подпускает к Сахарову» (Синельников В. По памяти: Воспоминания документалиста // Искусство кино. 2003. № 6. С. 157). Речь идет о записке Андропова от 28 марта 1982 года «О состоянии здоровья академика Сахарова» (http://www.yale.edu/annals/sakharov/documents_frames/Sakharov_154.htm). А самая первая его записка на эту тему — «Об очередной провокационной затее Боннэр Е. Г.» — датирована 5 ноября 1981 года. В ней говорилось о голодовке Сахарова, объявленной на 22-е число: «Имеются данные, позволяющие полагать, что, провоцируя страдающего сердечным заболеванием Сахарова на голодовку, Боннэр сознает ее возможный трагический исход. Судя по всему, она и желает такого исхода, поскольку все очевидней становится утрата Сахаровым “позиций борца”» (http://www.yale.edu/annals/sakharov/documents_frames/Sakharov_149.htm). 11 ноября был вызван на допрос друг Сахарова, бывший политзаключенный Феликс Красавин, также находившийся в Горьком. Дневниковая запись Сахарова за это число показывает, что сам он прекрасно понимал психологию чекистов: «…“Говорят, они собираются устроить голодовку”. Феликс опять ответил репликой в смысле, что они об этом сами знают. “Она” (гэбист снова не называл ненавистную Люсю по имени) хочет довести мужа до смерти и таким приличным способом избавиться от него”. Феликс ответил резкой репликой, и гэбист вновь не стал возражать и усмехнулся. Затем гэбист сказал Феликсу: “Во время голодовки Вы не должны туда ходить”. — “Почему же?” — “Нечего Вам там делать”. Оба заявления гебиста в совокупности — прямое запугивание — дескать, мы убьем Сахарова, виновной будет объявлена Боннэр, а Феликс не должен ходить, чтобы была обстановка полной бесконтрольности и чтобы мир узнал о происшедшем от ГБ, когда КГБ этого захочет, и в том освещении, которое КГБ этому даст» (Сахаров А., Боннэр Е. Дневники: В 3 т. М.: Время, 2006. Т. 2. С. 270). Через неделю, 19 ноября, Андропов отправил в ЦК очередную записку — «О мерах по срыву возможной голодовки Сахарова А. Д.», в которой проводилась аналогичная идея. Похожая информация о методах КГБ содержится в «Архиве Митрохина» (Folder 44 — «The Sakharov-Bonner Case»). Во внутренней переписке КГБ Сахаров проходил под кодовой кличкой «Аскет», а Боннэр — «Лиса». Так вот, в вышеупомянутом источнике можно прочитать следующее: «Реализованы материалы по “Лисе” через Карло Лонго в газете “Сеттеджорни”, Катания, 12 апреля 1980 года. Напечатана статья под заголовком “Кто такая Елена Боннэр? Жена академика Сахарова — автор многих убийств”». Из того же источника — документ под названием «Перечень ближайших мероприятий по ДОР на “Лису” и “Аскета”» от 07.02.1977 (ДОР — это дело оперативной разработки). Наиболее интересны здесь два пункта: «8. Подготовить и направить от имени “проживающего” в Австрии С. Злотника в адрес “Лисы” и лицам внутри страны и за рубежом, которым уже направлялись письма в отношении причастности “Лисы” к трагической гибели жены М. Б. Злотника Е. Доленко, сведений об обстоятельствах смерти Марины — жены В. Багрицкого, роковую роль в которой сыграла “Лиса”. Исполнители: 5 Управление КГБ.
9. Подготовить через возможности ПГУ и опубликовать в западной периодической печати статьи под условным названием “Семья убийц”, на имеющихся фактических материалах показать причастность “Лисы” и “Аскета” к безвременной кончине некоторых лиц, сталкивавшихся с ними в той или иной обстановке (Петровский, Доленко, М. Багрицкая, Клейман и другие). Исполнители: ПГУ, 5 Управление КГБ». Вполне закономерно поэтому, что летом 1976 года, вскоре после убийства К. Богатырева и заявления Сахарова о возможной причастности к нему КГБ, сотрудники этого самого КГБ через своих доверенных лиц стали распространять информацию о том, что Богатырева убил… Сахаров! Вот выразительный фрагмент из воспоминаний Лидии Чуковской: «Выйдя однажды за ворота своего сада, встречаю на главной аллее в Переделкине пожилую даму, переводчицу. Я ее не помню. Она говорит, что бывала когда-то по переводческим делам у Корнея Ивановича. <…> Внезапно моя спутница делает большие глаза и понижает голос: “Вы слышали… Богатырев безнадежен… <…> А вы слышали ли… (взгляд вокруг и полушепотом), вы слышали, теперь уже известно, кто его убил. Вы слыхали?” Я останавливаюсь. Она тоже. “Нет, — говорю, — не слыхала. Значит, милиция напала-таки на след? Наконец-то?” — “Его убили… сахаровцы”. — “Кто-о?” — “Сахаровцы… ну, знаете, те, кто поддерживает этого… академика”. — “Да что вы за чушь порете! — говорю я, скорее удивленная, чем рассерженная… — Какая чушь! Академик Сахаров — и убийство. <…> Да и зачем ему убивать Богатырева? Они были в прекрасных отношениях… Что за чушь!” — “А затем, — назидательно разъясняет мне дама, — затем убили, чтобы свалить на КГБ”» (Чуковская Л. Процесс исключения: (Очерк литературных нравов). Париж: ИМКА-Пресс, 1979. С. 174–175). Судя по всему, доверенным лицом КГБ был и поэт-переводчик Я. Козловский (рифмами которого Галич так в свое время восхищался). В тех же воспоминаниях Чуковской приведен эпизод, когда Козловского во дворе писательского дома встречают Корнилов с Войновичем и Корнилов сообщает ему о смерти Богатырева, а в ответ слышит: «Ах, умер? — кричит Козловский. — Радуйтесь — умер! Вы же его и убили!» (Там же. С. 177).
1949
Королев В. Взгляд на кухню КГБ // Совершенно секретно. 1991. № 9.