Изменить стиль страницы

– Гвидо и Розэ, – говорила Энни со своим бостонским акцентом, который сейчас, за пределами Новой Англии, казался Полу необычным.

Они совершали бесцельные прогулки по окрестностям Нью-Хоуп. Энни прямо-таки влюбилась в маленькую голубую лошадку из французской эмали – «клуазоне», на которую она наткнулась в одном из магазинов. Пол знал, что она никогда не купит себе эту лошадку, хотя она и заходила в магазин раз в несколько дней, чтобы полюбоваться ею. Поэтому когда он наконец заработал достаточно денег, то купил ее сам, желая сделать Энни сюрприз. На это ушли почти все деньги, которые ему удалось сэкономить, и она сначала не хотела ее брать. Однако он настоял на своем, и Энни завернула лошадку в кусочек мягкой материи и носила повсюду с собой в сумочке, показывая всем, кого встречала. Она назвала ее Беби Блу по песне Дилана.

В середине июля родители Энни приехали ее навестить, и Пол не виделся с ней три дня. Когда же он в конце концов пришел в галерею, где она работала, то сразу же понял, что она не в себе: под глазами появились круги, и смешок ее куда-то исчез. Он ненавидел их за то, что они с ней делали: они просто губили ее.

– Они хотят, чтобы я сменила специализацию, – сказала она.

– На какую же?

– На что-то более полезное, чем искусство. – Она поправила картину на стене. – Если я останусь на художественном факультете, они не будут платить за мое обучение. Но я не могу все бросить. Мне придется врать им. – Она посмотрела на него. – Я соврала им и про тебя тоже.

– Что ты имеешь в виду?

– Я им сказала, что больше не встречаюсь с тобой. Я не сказала им, что ты здесь. Они бы ни за что не позволили мне остаться, если бы узнали.

– А как же насчет будущего? Что будет, когда мы захотим пожениться?

Энни нервно наматывала прядь волос на палец.

– Не знаю. Я не могу думать об этом сейчас.

– Они что, лишат тебя наследства, если ты выйдешь замуж за итальянца?

– Это меня не волнует, – отрезала она. – Мне от них нужны вовсе не деньги, Пол. Ты до сих пор еще не понял?

Это была правда: ей не нужны были деньги для самой себя. Она носила одежду из каких-то, как ему казалось, тряпок. Она покупала дешевый шампунь, после которого от ее волос пахло стиральным порошком, и Пол всегда, входя в прачечную, вспоминал ее волосы. Деньги имели для нее ценность только как средство, позволяющее помогать другим людям. Она лежала без сна долгие ночные часы, пытаясь решить, кто сможет лучше использовать ее деньги. В конце лета она взяла все деньги, заработанные в галерее, и устроила в ближайшей больнице вечер для детей.

Энни перестала пить противозачаточные таблетки осенью, как раз перед возвращением в колледж. Она принимала их с пятнадцати лет.

– Вредно принимать их так долго, – сказала она. – Я собираюсь попробовать эти новые тампоны. Это более естественно.

– Я могу пользоваться презервативами, – вызвался Пол.

– Нет, ты не сможешь ими пользоваться, – сказала она. – Тебе это вряд ли понравится.

После этого Энни начала использовать многочисленные и необычные противозачаточные средства и временами он втайне молил Бога, чтобы эти методы не подействовали. Он хотел, чтобы она родила ему ребенка, который укрепил бы узы, уже существовавшие между ними.

Когда они вернулись в колледж, Пол переехал в ее общежитие, в комнату этажом ниже. Размеренность их летних отношений сохранилась и в Бостоне. Так продолжалось почти до конца года, до того момента, когда родители Энни получили из колледжа документы и обнаружили, что она по-прежнему специализируется на искусстве. Когда они позвонили ей в общежитие, чтобы высказать свое мнение по этому поводу, к телефону подошел Пол. Он некстати назвал себя, думая, что это кто-то из преподавателей Энни. Вечером Энни перезвонила им, и они уже были в настоящей ярости. Пол целый час присутствовал при этом скандале по телефону, который продолжился и после того, как он, уже не в состоянии слушать кроткие извинения Энни, покинул комнату. Через несколько часов ее мать позвонила снова. Она сказала, что у отца, вскоре после разговора с Энни, случился сердечный приступ. Сейчас он в больнице, и врачи не уверены, что он выживет.

Энни не позволила Полу поехать с ней домой, и ее не было целую неделю. Она не отвечала на его звонки. Впрочем, не факт, что ей передавали его сообщения.

Она вернулась в колледж совершенно изменившейся. Между ними появилась дистанция, которую она не осознавала, и поэтому он не мог ничего с этим поделать.

– Я не знаю, о чем ты говоришь, Пол. Я с тобой, разве не так? Я разговариваю с тобой.

Они делали все тоже самое, что и раньше: разговаривали, ходили в кино, обедали в кафетерии, занимались любовью, но какая-то часть Энни была ему недоступна.

В конце концов однажды вечером уже незадолго до конца учебного года он остановил ее, когда она собиралась выйти из его комнаты.

– Я не отпущу тебя до тех пор, пока ты не скажешь, что происходит у тебя в голове. – Он усадил ее на кровать, а сам сел на стол, на достаточном расстоянии, чтобы она не смогла соблазнить его, пытаясь избежать разговора.

– Мой отец чуть не умер, Пол. – Она играла серебряным браслетом на запястье. – И все это случилось из-за меня: я его довела. И теперь неизвестно, сколько он проживет. Он очень слаб сейчас. Я не в силах видеть его таким. В больнице он много чего сказал мне. Сказал, что любит меня… Ну, не такими именно словами. И он сказал, что на всем свете для него нет ничего важнее меня. Он действительно это сказал. – Ее глаза затуманились. – Он сказал, что не понимает, почему я выбрала такую мелкую цель, что его это очень расстраивает. «Искусство – это хорошо, дорогая, но ты никогда не станешь Пикассо», – добавил он. Поэтому я собираюсь сменить специализацию и уже заполнила документы.

– Сменить на что?

– На биологию.

– Биологию? Это же тебя совершенно не интересует! Она пожала плечами.

– Мне кажется, я могу этим увлечься. И я получу необходимую подготовку, чтобы потом ухаживать за больными или, может быть, даже поступить на медицинский факультет. И тогда я смогу заниматься делом, которое позволит мне помогать людям. И мой отец сможет гордиться мной. – Она снова посмотрела на браслет. – Я собираюсь бросить все эти ювелирные украшения.

– Энни…

– Отец сказал, что ты пытаешься, используя меня, выкарабкаться наверх, но что в конце концов ты только утащишь меня за собой вниз.

Ему хотелось запустить чем-нибудь в стену.

– Ты веришь во всю эту чепуху?

– Конечно нет, но я чувствую себя так, будто убиваю его, Пол.

– Это он пытается убить тебя. Он пытается сделать из тебя бледную копию самого себя, черт бы его побрал со всеми потрохами.

Она зажала уши руками, и он сел рядом, обняв ее.

– Извини меня, – сказал он. – Послушай, когда ты встречаешься со своим отцом, он как будто гипнотизирует тебя. Проходит какое-то время, и ты снова становишься самой собой. Ты делаешься нормальной сама, и наши отношения тоже делаются нормальными. Этим летом мы снова поедем в Нью-Хоуп и…

Она покачала головой.

– Я не собираюсь этим летом в Нью-Хоуп. Он замер.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне нужно какое-то время побыть одной. Мне нужно все обдумать.

– Ты будешь со своими родителями? – Мысль о том, что она проведет с ними два месяца была для него невыносима. К концу лета они окончательно промоют ей мозги.

– Нет, – сказала она. – Я, наверное, отправлюсь путешествовать вдоль побережья. Отсюда – до Флориды.

– Что ты имеешь в виду: «Отсюда до Флориды?» С кем ты поедешь?

– Одна.

– Разве можно путешествовать одной? Что если у тебя сломается машина?

– Я поеду на попутках. Пол встал.

– Ты уже все спланировала? Ты думаешь об этом уже давно, а мне не сказала ни слова.

– Извини.

– Энни, я не могу все лето быть в разлуке с тобой.

– Может быть, это будет не так долго. Может быть, уже в первую неделю мне все станет ясно. И потом, я буду писать тебе каждый день.