Обычно Лейла быстро добиралась до остановки. Помимо того, что она сама отличалась пунктуальностью, ей не хотелось раздражать Владимира Петровича, который контролировал работников с военной выправкой офицера, тридцать лет прослужившего в Советской армии. Опоздание сотрудников на работу он воспринимал как личное оскорбление.

Но Лейлу вдруг охватило странное равнодушие, и она перешла на медленный шаг, отправив работу и Владимира Петровича к чертям… Ведь не каждый день случается весна!

Она шла медленно, вся наполненная шумным, искрящимся, хрустальным светом, ни о чем не думая, глубоко погрузившись в собственные ощущения. Она расстегнула пальто, сняла его и пошла легко, точно скинув одним движением тяжесть долгих зимних холодов.

Но этот безоблачный свет не просочился внутрь нее. Она почувствовала, что он скрывает в себе бушующий ураган, который взрывал в ее душе бесконечную заряженную пустоту.

Она сознавала – возможно, к своему несчастью – что ничто не заполнит эту пустоту, кроме любви.

Существует какая-то мистическая связь между весной и любовью!

Лейла, девушка-арабка, живущая в Петербурге и ведущая почти запрограммированный образ жизни, утверждала, что на любовь у нее нет времени. Особенно сейчас, когда ей в первую очередь необходимо закончить учебу, получить диплом врача.

Кроме того, возможность подработать в косметическом центре разрешала финансовую проблему и избавляла родителей от необходимости содержать ее на время учебы.

Где тут думать о личной жизни! А тратить на это учебное или рабочее время совсем глупо.

После такого расклада Лейла чувствовала облегчение. Подобное объяснение не только оправдывало ее одиночество в глазах окружающих, но и служило ей самой веским доводом, при помощи которого она заглушала любой душевный трепет.

Но… В самом ли деле эти доводы помогали заглушить желания? – спрашивала она себя. И, самое главное, верно ли, что именно учеба и работа стояли истинным препятствием на пути к любви? Или они не более чем щит, за которым она скрывала неминуемые неудачи в любви – прошлые и настоящие?

Лейла не столько задумывалась над этими вопросами, сколько ощущала их парящими в пустоте, и эта пустота непрерывно расширялась и поедала ее изнутри.

Люда, наделенная врожденным чувством истины, никогда не воспринимала ее доводы всерьез. Всякий раз, когда они встречались, она твердила одно и то же:

– Дорогая! Жизнь человека, вообще-то, короче, чем нам кажется. А у нас, женщин, дела еще хуже. Мы имеем определенный срок годности, который истекает так быстро, что и оглянуться не успеешь.

Она говорила это шутя, но, отбросив иронию, тут же продолжала:

– Я, честно говоря, не понимаю, как можно растрачивать молодость вот так, без любви… Почему ты цепляешься за свое одиночество? Послушай, почему бы тебе не влюбиться в кого-нибудь и не жить с ним? Не обязательно выходить замуж и исполнять семейные обязанности. Я понимаю, что учеба важнее, но ты просто живи с ним, и будет не так одиноко.

Однако та огромная разница в воспитании и культуре, которая их разделяла, мешала Люде понять причины несогласия Лейлы. И когда Лейла однажды объяснила ей, насколько строги законы в том обществе, где она выросла, Люда в ответ повела плечами и удивленно сказала:

– Я слышала об этом, но мне трудно понять и представить себе такой образ жизни. Как не могу понять многих страшных и загадочных вещей. Вот смерть, например…

«Как смерть, например» – это сравнение молотом звучало в мозгу, пока Лейла шла по улице. И – то ли в весне было дело? – ее положение вдруг показалось ей самой странным и неестественным, каким казалось и Люде. Более того, она вдруг удивилась сама себе, как человек, живущий в ледяном мире и однажды поймавший себя на том, что дрожит от холода. Она помнила, что ей оставалось жить в Петербурге всего несколько месяцев, после чего она вернется домой и представит отцу все законные основания гордиться ею: диплом врача-специалиста и десять лет жизни в чужой стране, в течение которых отец не услышал о ней ни одного худого слова.

Ей было двадцать восемь лет, и Лейла подумала о том, что если за все прошедшие годы ей не довелось встретить своего мужчину, то теперь этого не случится никогда. До чего же мрачна эта правда! Даже весна вдруг потеряла свое очарование, и мир потускнел в ее глазах. В этот момент Лейла прибавила шагу, словно убегая, да, именно убегая! Она взглянула на часы и увидела, что осталось совсем мало времени, чтобы добраться до центра, и теперь придется ловить такси. Ей лучше поторопиться, чем терять время на бесполезные созерцания. Таким образом она прогнала свои мысли и торопливо выскользнула из этого размытого, непонятного и неизвестного мира в мир реальный, из которого никуда нельзя убежать.

Дойдя до проспекта, она собралась перейти его, чтобы, встав на противоположном тротуаре, остановить такси. Но когда она поспешно переходила дорогу, случилось то, что она впоследствии считала иронией судьбы. Ей показалось, будто она увидела знакомое лицо, и на мгновение Лейла застыла на месте, застыл и мужчина, и этого мгновения хватило обоим, чтобы взглянуть друг на друга. Она помчалась дальше, хотя любопытство побуждало ее остановиться вновь. Едва она добралась до тротуара, как заметила, что мужчина повернул в ее сторону и направляется к ней. И тут она его узнала.

– Лейла! Какая неожиданность! – воскликнул мужчина с нескрываемой радостью.

– Андрей! Неужели ты?!

Вспоминая Андрея, Лейла каждый раз по привычке вспоминала свой первый учебный год в России, тогда еще Советском Союзе, – год их знакомства. Андрей быстро стал неотъемлемой частью целой картины, состоявшей из ситуаций, лиц и событий и запечатлевшейся в ее памяти в ореоле неповторимой романтики.

Со временем воспоминания того года превратились в нечто похожее на воспоминания второго детства. Она тогда пережила и испытала радость открытия – повторного открытия мира, в котором незнакомыми были не только язык, имена и лица, но в большинстве своем и сами понятия о вещах.

В то время Лейла еще непоколебимо верила, что те революционные принципы, убеждения и лозунги, которые она исповедовала, – абсолютная и бесспорная истина. И хотя этим святыням предстояло вскоре рухнуть в страшную пропасть сомнений, вкус той веры остался в ее душе, поскольку ее вера, независимо от своей сути и степени правильности, была благодатной почвой, на которой долго произрастали яркие мечты и большие надежды.

Приехав в Советский Союз, Лейла попала в совершенно новый для нее мир. Однако больше всего удивляли ее земляки – студенты постарше, которые громко и без смущения рассуждали на запретные темы, словно расстояние, отдалявшее их от родины, перечеркнуло все страхи и запреты. В то время она слушала их изумленно.

Рашид, бывший тогда лидером партийной организации, сразу уловил ее удивленный взгляд. И, подойдя к ней, сказал тихо – не из боязни быть услышанным, а чтобы успокоить ее:

– Ничего… ты тоже привыкнешь к свободе.

Лейла не стала спрашивать, какую свободу он имел в виду. Ей было понятно, что он имел в виду свободу политическую: не потому, что у «свободы» не существовало других значений, а потому, что все эти значения были далекими и казались незначительными по сравнению с этим.

И хотя Рашид говорил уверенным тоном, Лейла не принимала то ощущение безопасности, которое демонстрировали другие студенты. Они говорили и вели себя свободно, игнорируя запреты, словно их отдаленность от родины гарантировала им полную отмену этих запретов.

Позднее, спустя годы, Лейла поняла, что за их громкими голосами стояло не подлинное ощущение свободы, а желание выглядеть свободными.

Что же до нее, то политическая свобода продолжала казаться ей мечтой, пока однажды эта мечта не сверкнула на небосклоне. Случилось это, когда на одной из вечерних прогулок она вдруг обнаружила, что, остановившись, зачарованно смотрит на шелковый красный флаг с серпом и молотом, развевающийся высоко в небе. Это был настоящий флаг, водруженный на высокой мачте посреди широкой площади и окруженный прожекторами, освещающими его с земли. И площадь с прожекторами была настоящей, и флаг был действительно красный, и действительно пылал, как раскаленный уголь, в настоящем небе – бесконечном, покрытом черной бархатной шалью с капающими с нее звездами. Лейла глядела на полотнище, подняв глаза. По ее телу пробежали мурашки, словно она соприкоснулась с мечтой, увидела ее собственными глазами, – свободным, сильным, великим фактом, свершившимся в реальности. И она поверила, что это возможно.