— Хочу понимать язык всего растущего! — серьезно ответила девушка, мягко высвободив свою руку.

— Как это? — не понял парень.

— А так… Сейчас, например, вон там дубы меж собой разговаривают, но я не слышу, о чем они говорят, так как у меня нет папоротника. А вот если у меня будет веточка папоротника, то я пойму разговоры деревьев, увижу даже, как они переходят с места на место, и… многое другое, — охотно объяснила девушка и снова посмотрела в его синие глаза.

— О чем же могут говорить дубы? — расхохотался парень, невольно прислушиваясь к шороху леса, одновременно чувствуя притягательную силу быстрого, испуганного взгляда девушки.

— Напрасно ты смеешься, — обиделась девушка. И со всем пылом верующей души начала быстро-быстро говорить: — Ты думаешь, они не видят? Ничего не чувствуют? Пошли! — Она схватила парня за руку и повела к дубу. — Сорви любой листочек! — потребовала она, и парень ей повиновался. — Посмотри-ка на лист! Лучше! И слушай! — снова строго потребовала она.

Парень повиновался, внимательно разглядывая лист дуба.

— Смотри, пока лист сохраняет еще соки своего отца, он крепок и красив. Но он уже трепещет! Он понял, что уже обессилен! Смотри лучше! Сейчас… он умрет. Все… Погасла жизнь. Но он успел сказать, что ты — убийца. Ты не слышал? — Девушка испытующе посмотрела на оторопевшего парня. — Но ты видел! А все дерево? Сколько оно могло видеть за эти многие лета? Оно не просто видело! Оно переживало, мучилось вместе с людьми!

Парень пожал плечами, сразу став очень серьезным.

— Да понимаешь ли ты, что очень-очень надо, чтобы они заговорили! — горячо воскликнула девушка. — Рассказали нам о людских подвигах, о своей мудрости! О, как я хочу быть… мудрой! — искрение созналась она.

Парень был окончательно ошеломлен. Он смотрел на эту юную, но такую необычную девушку, и вся его былая удаль незаметно исчезла. И еще этот загадочный шум леса…

— Что ты молчишь? — спросила девушка озабоченно.

— Я думаю, какая ты…

— Какая? — повеселела девушка.

— Сколько тебе лет? — с любопытством спросил он.

— Много, — досадливо ответила она. — Уже пятнадцатое лето!

— А как зовут тебя? — Парень опять осмелел и взял ее за руку.

— Ольга, — рассмеялась она, видя его удивление. — Ведь я первая спросила тебя, кто ты, а ты не ответил. — И она опять радостно засмеялась, сама не понимая причины своей радости. — А тебя как зовут? — лукаво поглядела она на красавца.

— Борис.

— Сын… князя Святослава… Муромского? — почему-то со страхом спросила Ольга.

— Да-а, — удивленно подтвердил парень.

— Той весной перебрались в наш город? — допрашивала Ольга.

— Да-а, — совсем ничего не понимая, ответил парень. — А ты почем знаешь? — наконец спросил он.

— Это ты ничего не знаешь: новенький! А мы знаем даже… почему у твоего отца лицо в шрамах, — тихо, медленно, но торжествующе произнесла Ольга. Она уже поняла, что этого не следовало бы говорить, и испугалась собственной смелости.

— Нет, этих новостей стоя я не вынесу, — растерянно сказал Борис. — Я сначала сяду. Уж больно много я нынче дивлюсь. Садись и ты! — потребовал он.

Но Ольга осталась стоять. Ей нравился парень, но сидеть с ним на поляне нельзя.

Борис потер лоб рукой и удивленно посмотрел на Ольгу.

— До чего ж ты хороша! — тяжело вздохнул он. — Но почему ты говорить перестала? Так почему у моего отца шрамы на лице?

— На тризне поцарапал мечом? — тихо спросила в ответ Ольга, отводя взгляд от манящих глаз парня.

— На тризне, — подтвердил Борис. — А мы-то думали, что это наша родовая тайна. Ох-хо-хо! Да как же ты все знаешь? — удивленно спросил он.

— Дубы рассказали! — лукаво ответила Ольга и тихонько рассмеялась.

— Не смейся! Признайся, кто сказал? — серьезно попросил Борис.

— Я сказала. Не спрашивай боле, — осеклась Ольга и подставила лицо свежему ветру, а глазами обласкала чудесный дремучий лес.

— Неужели ты веришь в это? — Борис указал рукой на дуб.

— А ты нет? — Ольга широко развела руками, словно подбадривая лес.

— Я сомневаюсь. Бывало, веришь-веришь, загадаешь чего-нибудь, ждешь-ждешь, а чуда нет! Как же всегда-то верить?

— Эх ты! А я не сомневаюсь! Я набираюсь ума да мудрости от всего, — сказала она торжествующим тоном и озорно крутанулась на одной ноге.

— Даже от папоротника? — усмехнулся Борис.

— И от него тоже! — убежденно и серьезно ответила Ольга, перестав смеяться.

— А по ком вы так печалились? — немного погодя спросила Ольга и опять испугалась своей смелости.

— Когда? — не понял Борис.

— Лета… два назад… По ком такую тризну справляли?

— По матери моей, — тихо ответил Борис.

— Так вот почему твой отец на наших женщин не смотрит! — догадалась Ольга. — Он так любил ее, что Муром без нее стал ненавистен ему? О, какое горе! — Ольга подошла к Борису и погладила его склоненную голову. — И ты уже третье лето без материнской ласки? — И в ее глазах затрепетал лес.

Борис молчал. Он слишком сильно любил мать, чтобы лишний раз говорить об этом.

— Тебе тяжело, я знаю, но, если можешь, скажи, отчего она умерла? — медленно, но настойчиво спросила Ольга и села рядом с ним, забыв о боязни.

— Животом мучилась… Мара и прибрал. Не спрашивай больше. — И Борис замолчал.

— Так это ты сегодня дальше всех заплыл, чтобы потопить Мару? — грустно улыбаясь, спросила Ольга.

— А ты смотрела? — тихо удивился Борис и тепло посмотрел на нее.

— Да. Но в темноте не видно было лица, хоть лодочники и старались факелами освещать ваш подвиг. А я еще удивилась: наши-то никогда так далеко не заплывали, чтобы потопить Мару. — Ольга замолчала.

— Но почему он именно ее выбрал? — гневно спросил Борис.

— Ты меня спрашиваешь?! Но я же не советчица Мары! — мягко возразила Ольга и непонятно почему добавила: — Он ведь тоже красивых любит!

— А ты откуда знаешь? — резко спросил Борис.

— Что? — не поняла Ольга.

— Что моя мать была красивой?

— Я просто догадываюсь. Ведь так, как любите вы ее до сих пор, можно любить только добрую и красивую женщину. Заменить такую часто бывает некем, — спокойно договорила она и поднялась.

— Я провожу тебя? — робко спросил Борис и залюбовался проснувшимся лесом, освещенным длинными косыми лучами взошедшего солнца.

Ольга ничего не ответила. Она устала. Устала от праздника, от такого неожиданного и тревожного разговора с Борисом. «Как ни отвечу, все будет худо. Ежели идет за мной — пускай. Не идет — все равно свидимся». И пока она так думала, Борис догнал ее.

— Скажи, где и когда тебя еще увижу? — робко спросил он.

— Не знаю! — ответила усталая, но радостная Ольга. — Не знаю… не знаю… — И уже у самого города громко крикнула ему: — Жди завтра там же, у дуба! — И бросила прощальный взгляд Борису и любимому лесу…

На следующий день, отдохнувшая, выспавшаяся, Ольга вышла на высокое дубовое крыльцо своего дома и улыбнулась чудесному утру. Как любила она утреннюю тишину и чарующую таинственность пробуждения природы! Как хотела всегда первая видеть проснувшиеся, умытые предрассветной росой цветы, раскрывшиеся листочки с просвечивающими жилками на них, слышать вздох просыпающихся деревьев и веселый утренний гомон птиц! Каждый раз, когда она наблюдала пробуждение природы, душа ее переполнялась необыкновенным, жгучим чувством, а глаза становились мокрыми от непонятных слез, Ей хотелось одновременно и радостно кричать, и плакать, и ласкать каждую букашку. И долго она еще не могла понять, как унять в себе яростное возбуждение чувств, передававшихся ей с пробуждающейся природой.

Вдоволь налюбовавшись природой родного края, Ольга, тяжело вздохнув, принялась за хозяйство. Проведала скот на дворе, проследила за тем, чтобы все коровы, а их десять, были сыты, сбегала к овцам, весело перекликаясь со стадом, забежала на птичий двор, расхохоталась, глядя на птичий переполох, й помчалась на речку купаться, по пути крикнув пастухам, чтобы выгнали скот.