— Правда?.. Ты не обманываешь? О, я, наверно, умру от счастья!

Долго сидели друзья за скромным столом, вспоминали Нальчик, недавнюю жизнь, которая теперь казалась далёкой-далёкой, словно во сне всё было.

Катенька не сводила глаз с Рустама. Она боялась, что он вдруг исчезнет. Трогала руками (настоящий ли!), тормошила. Пётр Максимович смотрел на Катеньку добрыми отцовскими глазами. Вздохнул, сказал раздумчиво:

— Чует моё сердце, потеряем мы нашего санинструктора.

Девушка смутилась. Рагозин словно прочитал её мысли. Она была захвачена мечтой — хоть одним глазком увидеть Фазыла. Какое счастье, что он жив. Пусть искалеченный, пусть хромой, без руки, без ноги!.. Главное — живой. Родной, любимый человек.

— Что скажешь, комиссар? — обратился Рагозин к Солдатову, — Как насчёт санинструктора, мечтающего податься на «большую землю»?

Солдатов дипломатично промолчал. Да и что говорить?

В отряде два врача, несколько санинструкторов. Однако… Отпускать просто так Катю? В воинских частях не принято.

Пётр Максимович улыбнулся.

— Не хмурься, комиссар. Ты по-своему нрав. Понимаю. Но ведь любовь тоже дело не шуточное. Да и какая, собственно, разница, где будет Катенька воевать? По эту сторону линии фронта, по ту… Главное, чтобы помогала Победу ковать.

Вошёл начальник штаба Хромченко, приземистый человек лет тридцати с яркими синими глазами. В руках кипа бумаг, карта.

— Разрешите доложить, товарищ майор, варианты предстоящей операций по захвату гитлеровского полковника.

— Докладывайте.

Со стола мигом исчезло партизанское угощение, Хромченко разложил карту. Откашлялся.

— Вариант первый…

И СВЕТ ПОМЕРК В ЕГО ГЛАЗАХ!.

Рустам с товарищами, измученные бессонными ночами, скитаниями по лесам, спали мертвецким сном. Их попытались разбудить к завтраку, но разведчики только всхрапывали и сладко чмокали губами. Узнав об этом, майор Рагозин махнул рукой и сказал:

— Ладно, пусть отоспятся. Измотались парни. Что касается завтрака, то они слопают его вместе с обедом.

Пётр Максимович ошибся. Разведчики завтрак и обед съели за ужином. Партизаны посмеивались.

— Ай да разведчики! Говорят, их искусала страшная муха цеце, заразила сонной болезнью.

— Ничего подобного. Просто разведчики проверяют правильность поговорки: «Солдат спит, а служба идёт».

— Да нет, братва. Говорят, люди растут во сне. Вот они и стараются. Один уже вымахал с коломенскую версту.

«Коломенская верста», Сергей Туманов, сердито пробасил:

— Хватит, а? Экая невидаль — поспали люди! Откуда вам, лесным жителям, знать — зачем мы спим? Может, мы во сне дело делаем. Один очень выдающийся учений, сказывают, только во сне разные великие открытий и делал. Ляжет па боковую, всхрапнёт — и сразу делает открытие на благо всего человечества… Так и мы.

Партизаны восхищённо разводили руками.

— Вот даёт парень! Не разведчик, а прямо-таки древний философ Диоген.

Несколько смущённый партизанскими шуточками, Рустам отправился побродить по лесу. Ещё лежал талый снег, но уже чувствовалось дыхание весны. Пахло прелыми листьями, оживающей землёй. В вечернем небе носились посвистывающие пичуги.

Рустам присел на пенёк, задумался. Образ Мухаббат возник перед его мысленным взором… Железнодорожная платформа… Мухаббат в зелёном платьице… Милое, родное лицо с сияющими антрацитовыми глазами.

Кто-то тронул Рустама за плечо. Он очнулся — перед ним стоял Коля Березкин, ординарец Петра Максимовича.

— Товарищ сержант, вас к командиру.

Пётр Максимович встретил Рустама шуточкой.

— А, спящий красавец!.. Заходи. Как настроение перед свиданием с «языком»? Бодрое?

— Засмеяли нас ваши партизаны, товарищ майор. Живого места не оставили. Сами не рады, что отоспаться решились.

— Это да, парод у нас языкастый. Ну а вообще, как поправилось в нашем отряде?

— Очень понравилось, товарищ майор. Боевой отряд.

Рагозин просиял.

— Рад слышать такое. — Пётр Максимович вдруг пожал плечами и выразил лукавое недоумение. — И в самом деле, отряд хорош. Да только кое-кто рвётся из отряда, не желает служить.

— Кто же это? — удивился Рустам.

— Приятельница твоя, Катя. Заладила одно и то же: «Пойду вместе с сержантом Шакировым через линию фронта. Хочу вернуться в свой полк». Я сразу сообразил, что она того… с вами пойдёт.

— Понятно, — улыбнулся Рустам. — Недаром у пас на Востоке говорят: «Кто случайно пристал по дороге, тот временный попутчик»… Не сердитесь на неё, Пётр Максимович. Катенька к Фазылу рвётся.

— Знаю и по сержусь. Можешь забирать перебежчицу.

— Спасибо, товарищ майор.

— Экий ты официальный. Мы же с тобой, Рустам, старые знакомые. Разговор у нас неофициальный. Можешь просто Петром Максимовичем звать, не рассвирепею. Кстати, у меня к тебе поручение. Я сейчас письмецо черкну своей Евдокиюшке и Светке. Прихвати письмецо с собой. Когда ещё у нас посадочная площадка появится! А ты завтра-послезавтра дома уже будешь…

— Пишите письмо, Пётр Максимович.

— Вот спасибо, одолжил, брат.

Рагозин засел за письмо. Рустам подумал-подумал и тоже решил написать письмецо. Время есть, а как вернёмся в полк, заветный треугольничек полетит к Мухаббат…

Карандаш плохо слушался Рустама. Молодой человек то и дело погружался в воспоминания, парил на крыльях мечты. Рустам и Мухаббат, взявшись за руки, идут вдоль горной реки. Милая Мухаббат! Она звонко смеётся и, выбежав вперёд, кричит: «Догоните!..» Рустам бежит за ней, но догнать не может. Девушка, заливисто смеясь, увёртывается. Вот она шагнула в реку! Рустам испуганно кричит: «Осторожно, можно утонуть!» Мухаббат вдруг грустно отвечает: «Обо мне не беспокойтесь, Рустам-ака. Себя берегите!»

А вот Мухаббат на вокзале… Грустная. Она впервые говорит Рустаму «ты». «Верь, верь мне, Рустамджан!»

Рустам встряхнулся. Ну и замечтался! Ой-бо! Мухаббат, кажется, сейчас ещё что-то сказала мне?.. Да, конечно, кажется, она тихо произнесла: «Взгляни, взгляни, как прекрасен мир. Рустамджан!..» Почему она так сказала?

Родная моя! Верю тебе. Ты ждёшь меня! Война разлучила нас. Но война кончится. Мы отпразднуем Победу, и я вернусь. О, какая это будет чудесная жизнь! Без грохота орудий и трескотни пулемётов, без оконной грязи я гибели друзей. Мирная жизнь! Синее небо над головой, золотой диск щедрого солнца, весёлый птичий гомон…

Пётр Максимович закончил письмо, протянул его Рустаму.

— Вот, получай. Когда доберёшься до своих, припиши от себя пару строк. Объясни, почему я, собственно, ничего и не написал, кроме жив, здоров, обнимаю и целую. Даже имени своего не написал. Сам понимаешь, осторожность прежде всего. Я ведь как-никак командир партизанского отряда и письмо отправляю не по почте, а о оказией.

— Понятно. Всё сделаю, Пётр Максимова.

— Спасибо. А теперь давай-ка повторим в деталях предстоящую операцию.

Рустам улыбнулся. Дотошный человек Пётр Максимович. Ну да ладно. Повторение — мать учения. Откашлявшись, Рустам начал:

— Представителям армейской разведки побриться и постричься. Представителям армейской разведки надлежит переодеться в форму полевой жандармерии с бляхами на груди. Возле села Сосновка… Точнее, в трёх километрах от этого села располагается партизанская группа захвата. Армейским разведчикам в операции по захвату «языка» не участвовать. Приметы фон Штурма: рост, примерно, метр восемьдесят, блондин, лицо костлявое, глаза водянисто-голубые, на левой щеке багровый рубец— след ранения, возраст — около пятидесяти лет. При нём находится чёрный портфель из крокодиловой кожи с документами. После захвата полковника представители армейской разведки садятся в «оппель-капитан» полковника и следуют по шоссе в сторону фронта. В квадрате «В», — Рустам развернул карту и показал на ней названный квадрат, — мы уходим в прифронтовой лес. Оттуда переходим линию фронта… Всё.

— Ну что ж, всё вроде учтено. А как насчёт того, если вдруг понадобится предъявить документы?