Карпаков, уплетая свой завтрак, сокрушённо вздохнул.

— Вот так всегда: срочно, немедленно… Поесть не дают человеку. А если рассудить, куда, собственно, спешить? Война, что ли, кончается! Срочно! Спешно!

— Видать, работёнку новую нам подыскали.

И верно, через полчаса — опять связной: Туманова я Шакирова — в штаб полка. Карпаков про завтрак забыл.

— А я? Как же это без меня?

— Да ты всё ворчал, что начальство позавтракать не даёт, — ответил кто-то из разведчиков. — Вот и сделали тебе поблажку.

Два друга опрометью выскочили из землянки. Погода стояла славная. Порошил лёгкий снежок, сверкал в утренних лучах солнца. Морозец был лёгкий, приятный. Небо чистое, прозрачное, умытое. Дорога в штаб лежала через заснеженную рощу. Тишина, благодать. Лишь высоко в небе зудела, как бормашина, немецкая «рама», по своему обыкновению, высматривая что-то, вынюхивая.

Вот и изба, в которой расположился штаб. Разведчики хотели было доложиться по всей форме, но командир полка Белоусов только рукой махнул, ладно, мол, знаю вас, не до церемоний. Комиссар Шевченко, поглаживая свои запорожские усы, молча подмигнул. Зачем подмигнул-неизвестно, может, так просто, из озорства, скорее всего, задание предстоит трудное, оттого комиссар и подмигивает, дескать, не робейте, ребятки, на вас вся надежда.

Подполковник Белоусов начал без околичностей.

— Есть задание. Необычное. Так уж сложились обстоятельства. Весьма важное и ответственное задание. Мы тут с комиссаром и лейтенантом Исаевым пораскинули мозгами и остановились на вас. Как, не возражаете?

Рустам не удержался от улыбки.

— Почему улыбаешься, Шакиров? — спросил командир полка.

— Да так, товарищ подполковник. Я уже привык к армейским порядкам. В армию не приходят, а прибывают, не уезжают, а убывают. Бойцам, выполнившим задание, командир не скажет: «Идите, погуляйте». Он обязательно прикажет: «Идите, отдыхайте». В армии всюду порядок. И уж, конечно, приказы в армии не обсуждают. А вы нас спрашиваете: «Согласны ли мы?»

Белоусов рассмеялся, повернулся к Шевченко.

— Слышал, комиссар, как Шакиров с меня стружку снял? Силён парень.

— А что? Шакиров формально прав. Армейский порядок превыше всего. Об одном забыл сержант Шакиров: когда человека на такое дело посылаешь, что ого-го… иной раз и по душам поговорить не вредно. А предстоит вам, орлы, дело трудное и очень опасное… Ну так как, согласны?

— Так точно, согласны! — выпалили Туманов и Шакиров.

Белоусов повернулся к Исаеву, скромно притулившемуся в уголочке.

— Ай да разведчики у тебя, лейтенант, на ходу подмётки рвут… А теперь внимательно слушайте задание. Сегодня ночью пойдёте во вражеский тыл. Подыщите ещё одного толкового парня. Кроме того, с вами пойдёт представитель армейской разведки. Знает немецкий. Вот здесь, в этом квадрате, — командир полка провёл пальцем по лежащей на столе карте, — расположен партизанский отряд Рагозина. В районе действия отряда Рагозина находится крупный немецкий штаб… Так вот задание командира: надо из этого штаба взять «языка» посолиднее и доставить к нам. Желательно в целости и сохранности. Подробности операции подработаем. Посылаем вас в тыл потому, что посадочной площадки для самолёта у Рагозина в настоящий момент не имеется. Однако сообщать по радио об этой операции партизанам вышестоящее командование посчитало нецелесообразным. Ваша задача — информировать обо всём майора Рагозина. О переходе вами линии фронта штаб партизанского отряда будет оповещён. Решено большую группу не посылать слишком трудно на нашем участке такой группе перейти линию фронта не замеченной противником. Если по истечении условленного срока от вас не поступит вестей… — Белоусов замялся и тут же добавил твёрдо: — Тогда в тыл врага пойдёт следующая группа. «Языка» — взять во что бы то ни стало! Задание ясно?

— Ясно, — пробасил Туманов.

Рустам, давно уже горевший желанием что-то сказать, взволнованно спросил:

— Его не Петром Максимовичем звать? Если Петром Максимовичем… Тогда я его хорошо знаю.

Командир полка, комиссар и лейтенант Исаев недоуменно посмотрели на Шакирова. Белоусов, занятый мыслями о немецком «языке», спросил с ошеломлённым видом:

— Кого знаешь… «языка»?!

— Да нет, Петра Максимовича Рагозина. Его жена и дочь эвакуированы, живут в моём кишлаке.

Все рассмеялись.

— То-то! Смотри у меня… — Белоусов шутливо погрозил Рустаму пальцем.

— Хм… Рагозина, между прочим, зовут Петром Максимовичем. А это, Шакиров, письмо к твоему приятелю. В случае опасности письмо уничтожить. Ясно?

— Ясно, товарищ подполковник.

— Старшим группы назначается сержант Шакиров. Пойдёте, как я уже говорил, вчетвером. Вас — двое, Седых — из разведки армии. Кого четвёртым?

Туманов пробасил:

— Хорошо бы взять Карпакова. Парень что надо.

— Не возражаешь, Шакиров? — подполковник взглянул на Рустама. — Значит, решено — Карпакова. Проявите всё своё умение, орлы. Мелкие группы противника обходите за версту. Никаких боёв. Выполняйте главную задачу: скрытно добраться до партизанского отряда, провести операцию по захвату крупного «языка» и возвратиться в расположение части.

Рустам, внутренне ликуя, козырнул командиру. Мыслями парень находился уже в партизанском отряде. Если это и в самом деле тот Рагозин!.. Ха!.. Недаром говорят: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком всегда сойдётся».

Размышления его прервал комиссар.

— Ещё одно дело, Шакиров. Позавчера я получил твоё заявление о приёме в партию. Порадовал ты меня. Молодец! После твоего возвращения рассмотрим заявление на бюро.

— С-спасибо! — только и смог произнести Рустам. Ему хотелось сказать многое, рассказать о том, как давно он мечтал стать коммунистом. Идти в бой, ощущая на сердце заветную книжечку! Какое это счастье. Однако Рустам не нашёл слов, чтобы выразить свои чувства.

— Спасибо, — ещё раз произнёс он тихо и почему-то покраснел.

Весь день ушёл на подготовку к операции по переходу линии фронта. Прокладывали на карте маршрут движения, подгоняли амуницию и оружие — чтобы ни звяканья, ни скрипа, малейший звук может обернуться катастрофой. Много хлопот доставила одежда. В белых масккостюмах идти уже нельзя, в зелёных — ещё нельзя. Пришлось повозиться, раскрашивая их «под раннюю весну».

Принимая от Рустама документы, лейтенант Исаев сказал:

— Насчёт Мухаббат не беспокойся. Письмо ты ей написал, и я завтра же его отправлю. Если по каким-либо причинам задержишься в партизанском отряде… Я сам напишу Мухаббат, успокою, мол, выполняет спецзадание.

— Нет уж, дорогой земляк, — улыбнулся Рустам, — не пиши лучше. Не думаю, чтобы Мухаббат была счастлива получить такое письмо, даже от тебя.

— Ну, как хочешь. В конце концов Мухаббат может и подождать,

Исаев проводил группу до переднего края, пожал разведчикам руки.

— Ну, друзья, ни пуха вам, ни пера.

Было уже темно. По «ничейной» земле гулял лёгкий ветерок. Высоко в небе перемигивались звёзды. Тишина. Лишь изредка взлетит осветительная ракета, и тогда разведчики вжимаются в землю, пережидают. А затем, ощупывая землю пальцами (не наползти бы на мину!), осторожно ползут вперёд. Пропорет тьму огненная трасса — разведчики вновь приникают к земле, покрытой ноздреватым шершавым снегом. Гулко, тяжело бьётся сердце — громадное, неистовое. Одно — на четверых. Кажется, немцы слышат его тяжкие удары, приготовились, вот-вот откроют шквальный огонь.

… Тишина. Лишь где-то вдали раскатисто ухают гигантские барабаны — доносится орудийный гул.

Вот и проволочное заграждение…

Судьба была милостива к храбрецам. Они бесшумно миновали первую линию вражеской обороны, вторую, третью. Из вражеских траншей торчали головы наблюдателей. Фрицы изредка постреливали из автоматов, «отпугивая» свой страх перед притаившимся в окопах «русским Иваном», топали тяжёлыми сапожищами, чтобы размяться, взбодрить себя. Один наблюдатель даже наигрывал что-то на губной гармонике. И это оказалось очень кстати. Разведчики прошмыгнули перед самым носом музицирующего гитлеровца.