Тут Сергей Туманов в восторг пришёл. Пустил из трофейной ракетницы красную сигнальную ракету и кричит Рустаму: «Занимай, друг, оборону, умирать, так с музыкой!» И в самом деле — полезли на них фашисты. Однако не долго пришлось пулемётчикам отбиваться. Батальон ринулся в атаку, смял остатки немецкой обороны, вызволил парией.

Сам комбат, майор Белоусов, им руки пожал, назвал героями и пообещал представить к награде. Когда же, пулемётчики ушли, сказал командиру роты капитану Дмитриеву:

— Вот ведь как бывает, капитан. Ну, Туманов, — это старый вояка. А Шакиров? В училище тихоня был, интеллигент, ребята над ним подшучивали. А тут на тебе — герой! Должно быть, и в самом деле мужество подобио морской волне. В тихую погоду нет её, а в бурю — огромные валы катятся.

Капитан Дмитриев, довольный, улыбающийся (ведь это его пулемётчики отличились!), добавил:

— Ловко они через минное поле проползли, товарищ комбат. Как настоящие разведчики.

Сказал и пожалел, что сказал. Комбат уцепился за эту мысль.

— Действительно, как бывалые разведчики действовали. Самое место Шакирову и Туманову в полковой разведке.

Конечно, майору не хотелось расставаться с хорошими солдатами. Однако на войне события мелькают, как стекляшки в калейдоскопе. Полк с боями продвигался вперёд. Теперь уж немцы сидели в окружении, пухли с голоду, морозились в своих эрзацваленках, гибли под ураганным огнём пашей артиллерии, бомбовыми ударами, под танковыми гусеницами. Но огрызались фашисты всё ещё свирепо. «Виллис» командира полка угодил в перекрестие прицела «мессершмитта». В командование полком вступил майор Белоусов.

Как и всякий новый начальник, Белоусов (теперь уже подполковник) прежде всего позаботился о том, чтобы укрепить штаб и строевые подразделения проверенными в боях командирами, опытными бойцами. Тогда-то он и вспомнил о Шакирове с Тумановым. Командовал взводом пешей полковой разведки теперь Ибрагим Исаев, получивший очередное звание — лейтенанта.

Однажды к вечеру, когда наступило затишье, в заснеженном окопе Рустама появился Исаев. Отношения между ними сложились забавные. Разговаривая между собой по-узбекски, говорили друг другу «ты» — земляки ведь. На русский переходили — «выкали», для субординации и чтобы всё по уставу. Вот и сейчас, поскольку в окопе находился ещё и Туманов, заговорил лейтенант по-русски.

— Ну, братцы-пулемётчики, как ваш «Дегтярь», не капризничает па трескучем морозе?

— Машина безотказная, товарищ лейтенант, — ответил Рустам и ласково, как дитя малое, погладил пулемёт по стволу.

— Мы уж сами начинаем на морозище отказывать, а пулемёт работает как часы, — добавил Туманов.

Лейтенант рассмеялся, взял «Дегтярёва» из рук Рустама.

— Действительно, машина замечательная. Прощайтесь с ней, братцы-пулемётчики.

От неожиданности Шакиров с Тумановым глаза вытаращили, слова сказать не могут. Исаев пояснил:

— Есть приказ зачислить вас в полковую разведку. Ко мне, стало быть.

— Приказ?

— Ну, не совсем приказ, — поправился Исаев. — В наш разведвзвод только по желанию зачисляют. Однако подполковник Белоусов так сказал: «Иди, лейтенант, и забирай Шакирова с Тумановым. Парни боевые. Они, наверно, спят и видят разведчиками стать».

Туманов от радости сказать ничего не может, задыхается. А вот Рустаму страшновато стало. Не то что бы опасности его пугали. Вновь одолели сомнения! «А вдруг не справлюсь? Разведчиком родиться надо».

Выслушав доводы земляка, лейтенант улыбнулся.

— Родиться, говорите? А разве вы не родились на белый свет? На разведчика учиться надо, верно. Вы я будете учиться. Ученик вы способный. А война — это такой университет!.. Если понадобится, шаровары через голову надевать научит. Так, значит, договорились?

— Ясное дело, договорились, товарищ лейтенант, — ответил за двоих Туманов. — Разведчик — глаза и уши полка, почётная должность. Только вот ещё бы одного парня взять надо. Карпакова. Возьмите, не пожалеете.

— Карпакова? Знаю такого. Что ж, идёт. Зовите Карпакова.

Вернувшись с очередного поиска, Рустам завалился спать. На душе было худо. Поиск не удался. «Языка» не удалось взять, а двоих своих парней потеряли. Плохо, очень плохо! «И от Мухаббат почему-то писем нет. Что случилось? Не заболела ли? Или… Неужели! Нет, не может быть. И я тоже хорош! Писем не пишу. Правда, до писем ли нынче! Бои за боями, а как в разведвзвод попал — ещё больше работы… Однако как же взять «языка»? Говорят, не только в штабе полка — в армейском штабе «языка» ждут с великим нетерпением.

Рустам долго ворочался с боку на бок, наконец заснул. И привиделась ему забавная история, приключившаяся в далёком детстве. Жил Рустам тогда с родителями па окраине Ташкента. Соседский мальчишка, года на три старше Рустама, верховодил во всей махалле. Властвовал с помощью кулаков. И никто с ним справиться не мог. Доставалось и Рустаму. Однажды после очередной трёпки сидел Рустам с разбитым носом, всхлипывал и мечтал о мести. Как отплатить новоявленному махаллинскому «эмиру»?

И придумал. Позвал ещё двоих побитых тираном, и они приступили к работе. На большом листе обёрточной бумаги нарисовали карикатуру на «эмира» и повесили на ветке урючины в рустамовском дворе.

«Эмир» клюнул на приманку немедленно. Ветка с висящей на ней карикатурой находилась от дувала шагах в двух-трёх. Тиран забрался на дувал, спрыгнул на землю… И тут-то его ожидал неприятный сюрприз. Как раз перед урючиной находилась яма глубиной метра полтора-два с отвесными стенами — видать, давным-давно начали рыть здесь колодец, да так и не дорыли, бросили. Рустам с приятелями прикрыл яму сверху ветками, сухими листьями, и «эмир» прямиком очутился в ловушке.

Досталось ему крепко. До того крепко, что с той поры «эмир» стал как шёлковый, тирания была свергнута, и в сообществе махаллинских мальчишек восторжествовала демократия.

… Проснулся Рустам, потёр виски. Забавный сон! И тут же вскочил как ужаленный, бросился будить лейтенанта Исаева.

— Вставайте, проснитесь, лейтенант!.. — и по-узбекски: — Слушай, дорогой Ибрагимджан, нельзя много спать, растолстеть можно. Вставай!

С трудом разбудил. Лейтенант, зевая, слушал сбивчивый рассказ Рустама. Наконец не выдержал, покрутил возле виска:

— Врачу покажись, земляк. Я две ночи не спал, а ты разбудил и рассказываешь о каком-то махаллинском «эмире». Зачем мне это?

— А затем!.. — Рустам сел рядом с Исаевым на охапку соломы, зашептал ему в ухо. По мере того, как Шакиров шептал, лицо лейтенанта меняло выражение: сперва оно было сонливое, затем удивлённое и наконец восторженное. Исаев вскочил, пригнув голову, прошёлся по землянке, воскликнул:

— Ай да Рустам! Не голова, а Совнарком! — и вдруг испуганно добавил: — А клюнут ли?

— Ещё как клюнут! Если мой «эмир» клюнул, то эти и подавно.

На следующее утро Рустам, Туманов и Карпаков приступили к делу. Достали несколько мешков, распороли, сшили общим полотнищем. Получился большой квадрат. Набили квадрат на деревянные рейки, и на нём нарисовал Рустам сажей жуткую харю, удивительно похожую на морду Гитлера. Солдаты со смеху покатывались:

— Ну и образина!

— Эй, разведчики, вы что же, академию художественных наук в своём взводе открыли?

— «Языков» надо брать, а вы прохлаждаетесь и «языков» малюете!

Разведчики помалкивали, отшучивались. Ночью с великими предосторожностями установили «портрет» метрах в пятидесяти за линией окопов

Как только развиднелось, фашисты открыли бешеный огонь по «портрету». Длился он, однако, не больше минуты — наступила гробовая тишина. Наши солдаты веселились.

— Сообразили, дьяволы, что по особе самого Гитлеряги шпарят. Какой-никакой, а всё же портрет ихнего вонючего фюрера.

Весь день только и разговоров было о забавной проделке разведчиков. Когда же стемнело, лейтенант Исаев, Туманов, Карпаков и Шакиров тихо выползли из окопа и притаились в большой бомбовой воронке неподалёку от «портрета».

Лежали и волновались: а вдруг не придут фрицы?!