Изменить стиль страницы

— Пойдемте. Сначала мы выясним, каков ваш стартовый капитал, а потом подсчитаем, хватит ли его для покупки ценных молочных коров и дорогостоящего доильного оборудования.

— Спасибо! Я в вас не ошибся! — выразил свой восторг Маркус.

Жеремиас же огорошил его неожиданным признанием:

— А меня не покидает ощущение, что я вас где-то видел.

— Вы не поверите, но у меня точно такое же ощущение! — не растерялся Маркус.

Около часа они поговорили о коровах и молоке, а затем Жеремиас предложил гостю ужин и ночлег. Маркус поблагодарил его, умолчав о том, что уже снял номер в отеле. Они направились в столовую, и Жеремиас представил гостя Мариете и Фаусту.

Племянница Жеремиаса произвела на Маркуса ошеломляющее впечатление. «Мне стоило сюда приехать хотя бы ради того, чтобы познакомиться с этой обворожительной красоткой!» — подумал он про себя.

Его восхищение Мариетой-Рафаэлой не укрылось от внимательного Фаусту, а во время ужина он подметил также, что и она поглядывает на Маркуса с явным интересом. Разумеется, это не могло понравится Фаусту, и, прощаясь с Рафаэлой, он счел необходимым сделать ей соответствующее замечание.

А Маркус в тот вечер сумел улучить момент, чтобы поговорить с Мариетой наедине, и выяснил, что она считает себя единственной племянницей Бердинацци.

— У дяди никогда не было детей, да и я чудом выжила после дорожной аварии, в которой погибли мои родители, — рассказала о себе девушка, предвосхитив тем самым вопрос Маркуса.

«Значит, это дочь Джакомо, — заключил он. — Если, конечно, не маскируется под нее».

После утренней дойки, на которую его любезно пригласил Жеремиас, Маркус простился с хозяевами и, прежде чем отправится в Рибейран-Прету, заехал к Олегариу.

Но того не оказалось дома.

Глава 6

Зе ду Арагвайя, вышедший встречать хозяина, выглядел подавленным и виноватым.

— Дурные новости? — сразу же догадался Бруну.

— Да не столько дурные, сколько неприятные, — с досадой ответил Зе. — В прошлый раз я уговаривал тебя взять на работу этих музыкантов, вы согласились, а они, неблагодарные, сегодня сбежали. До них, видите ли, только сейчас дошло, что бренчать на гитаре приятнее, нежели ухаживать за скотом!

— Ну и слава Богу, что мы избавились от таких работников. Не понимаю, с чего ты так расстроился, — удивился Бруну.

— А с того, что вместе с ними собиралась уехать Луана! Мы с Донаной едва ее удержали. Я уже не знаю, что делать. Хоть сторожа приставляй к этой девице. Убежит тайком, а вы потом будете не меня сердиты.

— Не буду, — пообещал Бруну. — Я никого не намерен удерживать возле себя силой. От меня вон сегодня ушла жена!

— Неужели? — воскликнул потрясенный Зе.

— Да, представь себе! Сама потребовала развода. Я подозреваю, у нее имеется любовник.

— И что вы намерены делать? Разводиться?

— У меня нет выбора. Но ты не огорчайся: может, так будет лучше для всех. Пойдем к Луане, я с ней поговорю.

Зе счел своим долгом предупредить хозяина:

— Имейте в виду: эта дикарка влюблена в вас.

— Откуда ты знаешь? — сразу же заволновался Бруну.

— Она сама призналась Донане.

Это была новость! У Бруну перехватило. Он не мог сейчас идти к Луане, ему надо было еще что-то обдумать и прояснить для себя перед встречей с ней. Зе, верно понявший его замешательство, предложил сначала заглянуть в загон к быкам.

А с Луаной Бруну решился поговорить только после ужина, когда в небе проступили яркие звезды, а в лугах дружно застрекотали цикады.

— Какой чудесный вечер! Пойдем прогуляемся к реке, — взволновано произнес Бруну, обращаясь к Луане.

Она не в силах вымолвить и слова, последовала за ним.

Там, у реки, Бруну и задал ей вопрос, на который не мог найти ответа:

— Почему ты все время пытаешься уйти отсюда?

Луана промолчала, не смея открыть правду. На тот же вопрос, заданный сегодня Донаной она ответила: «Я хочу убежать от любви, потому что боюсь ее». Но ответить так же откровенно Бруну она не могла.

— Ну почему ты молчишь? — вновь заговорил он. — Тебя здесь кто-нибудь обижает?

— Нет.

— А в чем же причина? Может, ты по кому-нибудь скучаешь?

— У меня никого нет! — чуть ли не с обидой ответила Луана.

И Бруну наконец решился вымолвить то, к чему готовился весь день:

— Теперь, если захочешь, — будет!

Луана, испугавшись, попросила:

— Можно мне уйти в дом?

— Ну что я должен сделать, чтобы ты мне поверила? Ты же чувствуешь, что нужна мне!

Бруну подступил к девушке совсем близко — глаза в глаза, и она, преодолевая страх, и радость, и волнение, робко вымолвила:

— Я верю вам.

Для Бруну это прозвучало как признание в любви. Он положил обе руки ей на плечи и резко притянул к себя:

— Тогда поцелуй меня!

— Зачем? Не надо… — растерянно пробормотала она, пытаясь высвободиться из его объятий.

— А затем, что, если ты уйдешь, этот поцелуй останется мне на память, — серьезно ответил Бруну, давая понять, что не станет удерживать Луану против ее воли.

Она благодарно кивнула и робко, неумело приблизила губы к его губам. Бруну больше не мог сдерживаться и поцеловал ее нежно и страстно, как до той поры не целовал еще никого в жизни.

Затем он, словно спохватившись, отстранил от себя Луану и сказал:

— Извини.

— За что? — изумилась она.

— За этот поцелуй, и вообще за все…

Она смотрела растеряно, на понимая произошедшей с ним перемены.

А он и сам в тот момент не понимал себя. Чувствовал только, что не может, не имеет права воспользоваться доверчивостью этой девушки, беззащитной в своей чистоте.

— Пойдем домой, уже поздно, — вымолвил он глухо.

Ночью, когда Бруну без сна лежал в темноте, дверь его спальни осторожно отворилась и он не столько увидел, сколько почувствовал рядом с собой Луану.

— Я хочу уснуть в твоих объятиях, — промолвила она с такой решительностью, что у Бруну не хватило сил отказать ей в этой просьбе.

Утром Донана прямо спросила у Луаны, где та спала.

— У себя в комнате, — не глядя ей в глаза, ответила Луана.

— Неправда. Я заходила туда часом раньше.

Луана, не привыкшая к вранью, предпочла сознаться:

— Я спала с хозяином. Но между нами ничего не было! Он только приласкал меня, и я уснула в его объятиях.

Донана посмотрела на нее с укоризной:

— А ты, конечно, хотела большего?

— Да, — не стала скрывать Луана. — Я решила: пусть Бруну станет первым мужчиной в моей жизни. Только не говори, пожалуйста, никому о том, что было сегодня ночью.

Донана сокрушено покачала головой:

— Ох, какое же ты еще дитя! Да если бы я кому и рассказала, ты думаешь, мне бы поверили? Никто не смог бы поверить, что такой жеребец, как наш хозяин, упустил свой шанс!

— Но ты же не сомневаешься, что я говорю правду?

— Таких, как я, немного, — ответила Донана.

Весь день Бруну провел в делах, явно избегая Луаны. Это ее обидело, и она решила, что больше никогда не войдет к нему в спальню и вообще не будет искать его внимания и ласки.

А чтобы снять возникшую неловкость, сказала Бруну после ужина:

— Простите меня. Я сделала большую глупость прошлой ночью.

Он словно обрадовался тому, что она первой начала этот нелегкий разговор, и подхватил его горячо, взволновано:

— Нет, это ты меня прости! Потому что это я сделал глупость, когда впустил тебя! Больше не приходи ко мне, ради Бога…

Он умолк, но Луана и без слов поняла то, чего он не захотел произнести в слух: «Не приходи, потому что в другой раз я не смогу совладеть со своими чувствами».

Обида и беспокойство, мучившие Луану в течение дня, разом отступили. Душа ее вновь ликовала! И, ничего не ответив Бруну, Луана сразу же решила, что не станет выполнять его просьбу, а поступит прямо наоборот.

Ночью она опять пришла в спальню Бруну и сказала:

— Тебе не надо сдерживаться, потому что я сама выбрала тебя.