Потом, он в Кремле получал один из первых орденов «Красной звезды». Тогда им первым, вручал «дедушка» Калинин. Михаил Иванович.

Найдя бабушку в эвакуации в далеком мордовском городишке Можга, увидел, что она его не узнала. Поэтому от лица сослуживца сказал, что Леня жив. Вошедшая в комнату сестра, воскликнула: «Мама, так это Леня!» Бабушка потеряла сознание. Вот так, женщины ждали своих сыновей с фронта.

Потом опять университет. Затем семья и все заботы, связанные с нею. Зарплаты преподавателя не хватало, и приходилось подрабатывать везде. А времени на диссертацию все не хватало. Только, когда уже были внуки, в 60 лет он стал, наконец, кандидатом наук. Очень гордился. Отношения с женой, Наташиной и Лидиной мамой оставляли желать лучшего. Поэтому всю свою любовь он отдавал девчонкам. Правда, Наташа оказалась ближе по духу, по интересам, по предпочтениям.

В молодости много путешествовал: обошел с рюкзаком Крым и Кавказ. А когда силы стали покидать, засел за книги и журналы, до которых все «руки не доходили». Старался не обременять. Когда остался один, стал сам готовить, стирать, убирать и делал это тщательно. Очень любил, когда внуки и дочки обедали у него и хвалили.

Наташа поймала себя на том, что сразу стала думать об отце в прошедшем времени.

17

У Лиды, конечно же, опять были материальные трудности. Но слава богу, денег у Наташи хватило на все. Даже у Вити не перехватила.

Какая-то соседка настойчиво советовала пригласить священника.

— Он не верующий, — отмахивались они.

— Прибудет к Господу, поймет и станет верующим, — не успокаивалась старушка.

Какого Бога призывать: у них в крови были католики, православные, иудеи и, даже, давным-давно один китаец.

— Пойдите в церковь, поставьте свечку — Бог спасает от страданий.

— Нет, бабушка, — прервал Витя, — Бог не спасает от страданий, он их только разделяет с нами.

— И то правда.

Все успели вовремя. И к похоронам все приготовили, и поминальный стол. В три руки. Прибежала помочь Татьяна. Приглашать особенно некого. Все, с кем он служил, ушли раньше. Пришло несколько человек из института, немного соседей и несколько знакомых девочек.

Видимо, за поминальным столом разговоры почти всегда об одном и том же: об умершем, о загробной жизни или ее отсутствии, о Боге, о необходимости религии или наоборот. В общем, все как у всех. Наташа, глядя на Лиду, вспомнила, как одна пожилая женщина ей говорила: «Запомните, в самом отчаяном горе люди, все равно, остаются сами собой».

С одной стороны, уход родителей — естественная вещь. С другой — сам факт расставания навсегда очень болезненный. Но все-таки он прожил 80 достойных лет. Ему было за что себя уважать.

Наташе вспомнилось: когда-то давно, еще работая в институте, ее поразила одна сотрудница, которая, потеряв в одно мгновение взрослую, красивую, успешную дочь, сказала: «Господи, спасибо, что ты подарил мне 30 лет счастья».

Откуда в такие минуты такая мудрость?

Как всегда в этих случаях, пожилая соседка сказала: «Его душа здесь будет еще 9 дней».

— А что такое душа? — спросила Жанна. И не получив ответа, продолжала, — мне кажется, это воспитанное чувство самоуважения, чести, достоинства, гордости, терпения, снисхождения.

— Ой, только не гордыня — это грех.

— А какая разница между гордостью и гордыней? — не унималась племянница.

— Как быстро проходит время, — начал философствовать Валентин, — хотя впрочем, все в жизни проходит, — и помолчав, добавил, — быстро.

— Бог его знает, может и вечность скоротечна, — продолжил мудрствовать Витя.

Потом пошли воспоминания (только хорошие). Каждый считал нужным что-нибудь рассказать. Пусть совсем небольшой случай из жизни папы, но обязательно рассказать. Поминки, как ничто другое, располагает к разговорам о Боге и душе.

Наташа вспомнила посещение католического храма. Она присела отдохнуть. Просто зашла в католическую церковь и присела. Службы не было. Еще несколько человек сидели, может, молились, а может, про себя исповедовались. Наташа очень быстро почувствовала физическое облегчение. Прошла усталость, но главное, появилось почти осязаемое чувство душевной комфортности. Глаза смотрели вперед, на алтарь, потом взгляд поднялся вверх. Там — красивые, уходящие вверх своды, а не купол, с ликом Христа.

— Вот почему, — осенило ее, — мне не хочется долго находиться в православном Храме. Он давит. А легкие католические своды давали душе подняться.

Она слышала когда-то, что католическая вера не так требовательна, как православная. Но говорить об этом в нашей стране, где одни православные соборы, было глупо и бестактно. То есть, кто не верит, тому все равно, а кто верит — обидится.

Наташа не слышала предыдущий разговор, но обратила внимание на тот момент, когда Валентин разглагольствовал с жаром.

— Бог со своей любовью самоутверждается нашей ненавистью, нашим хамством, жадностью и завистью.

— Ну, безапелляционность, как у молодого, — подумала Наташа.

— А на востоке считается, что Бог — это время, — вторила Лида.

— Кто бы мне объяснил, что общего между церковью, религией и Богом, — опять разговорился Валентин.

— Я только знаю, что религия для души, а не для тела, — продолжала диалог Лида, — ею соблазняли сердце и душу.

— А теперь тело? — съехидничал Витя.

— Перестань, — успокоила его Наташа, — не время сейчас.

— Да что мы все о Боге, давайте о жизни, — не послушал он мать, — нормальная жизнь не богоугодное заведение.

— Тетя Наташа, вы любите разговаривать с немыми?

— О чем ты, Жанночка?

— Но ведь, он всегда молчит.

— Не зря говорят, что собаки и Бог всегда молчат.

— Господи, перестаньте, — взмолилась Таня, — хватит, давайте поменяем тему.

— Кстати о собаках, — съехидничал Валентин.

— Никогда не понимала людей, очеловечивающих собак. Присмотритесь внимательно к ее верности, к ее любви. Посмотрите на ее глаза, на оскал в тот момент, когда ваша рука потянулась к ее еде. И все очарование иллюзии о собачьей любви будет закончено. Я считаю, что поддерживают иллюзию этой любви только очень одинокие люди, — сказала Аня, подруга Лиды.

Пожилая соседка все пыталась утихомирить атеистический пыл молодежи.

— Смирение должно быть, смирение.

— Смирение не в том, чтобы судить о вещах хорошо, когда они плохи. Оно в свободе от гнева, возмущений и вечных сожалений.

— Ты прав, сынок, — ответила она Вите.

18

Как всегда за поминальным столом не засиживались. Остались только самые близкие: Лида с Валентином и Жанночкой, Наташа с Витей и Татьяна. Быстро помыли посуду, поставили на место всю мебель, сняли с зеркал простыни. Лида с Валентином вытирали посуду. Витя с Жанной что-то бурно обсуждали, забыв о поводе, по которому встретились.

Пока были живы бабушка с дедушкой, они виделись часто и находили общий язык. Повзрослев, окончив школу, приобрели в разных институтах друзей. Но это не мешало им, редко встречаясь, быстро восстанавливать былую близость. Конечно, брат и сестра — это понятно. Разница в возрасте небольшая. Ни у него, ни у нее еще нет семьи. А вот воспитание, то есть, жизненные ценности и предпочтения были очень разные. Наташу радовала теплота и искренность их отношений. Дай бог, чтобы обрастая семьями, они этого не потеряли. Все-таки близкие, родные люди.

По большому счету, роль сестры выполняла Таня. У них с детства были странно-короткие обращения друг к другу: Тан и Таш. Это и тогда не было ни кличками, ни дразнилками. В маленьком сокращении — что-то сестринское, очень-очень близкое и доверительное.

К счастью, жизнь им не дала повода для предательства. Ведь не секрет, что верность, по большому счету, это тот случай, когда судьба не предоставила случая для предательства. Наверно, поэтому она так редка. Этим девочкам повезло. Они хотели понять друг друга. С годами — понимание, сочувствие и желание помочь. Такие отношения совершенно не зижделись на поддакивании. Нет-нет. Нередко «разбор полетов» проходил на «высоких нотах». Но главное, была искренность.