А уж, когда в течение двух недель «сгорела» мама, на похороны со стороны семьи Троицких не было потрачено ни копейки. Папа, конечно, все видел и понимал, но молчал. Все это было странно, хотя бы потому, что Лида — мамина копия и мамина любимица. Но Наташи часто не было в городе, а Лида жила рядом, поэтому папа, все понимая, молчал.
— Я слушаю тебя. Что случилось?
— У папы инсульт.
— Где он?
— Пока дома.
— Почему?
— Я еще не успела.
— А позвонить успела?
— Наташа, ты о чем?
— О деньгах. Теперь врачам скорой помощи тоже платят.
— Ты не права. Я звоню тебе посоветоваться, чтобы потом не говорила, что все не так делала.
— Как ты поняла, что инсульт? — вдруг вспомнила Наташа.
— Он не говорит. Правая рука и нога повисли.
— Но сейчас ведь рано. Как ты узнала?
— Жанночка у него ночевала.
— Слушай, вызывай «скорую», если можно, в больницу. Если нет — районного врача. Я выезжаю.
— Может, Райкиного мужа попросить приехать, посмотреть папу?
— Конечно. Молодец. Я о нем забыла.
Рая — соученица Лиды. В школе они дружили. А потом перезванивались. Ее муж был не то кардиолог, не то невропатолог.
— Постараюсь сегодня вечером приехать. Звони.
Наташа выключила мобильник и без сил упала в кресло.
— Что делать? — мысли, перепрыгивая, мчались не останавливаясь.
Кирилл спал. Ничего не слышал.
— Вставай, — она сама не узнала свой тон и свой голос.
Это был приказ генерала. Он вскочил. Сонный. Ошалевший. Ничего не понимающий. Слово «вставай», как ледяной душ, обожгло его.
— Что произошло, Наташенька?
— У меня папа умирает.
— Откуда ты знаешь?
— Сестра только что звонила. Я уезжаю.
— Ты все успела сделать в командировке?
— Кирилл, о чем ты? Какие дела? Какая командировка?
— Извини, я не подумал.
В течение десяти минут сумка была собрана. Наташа одета. Лицо сосредоточено. Она прощалась с ним, целовала его, но делала это, скорее, потому, что так надо. Его уже не существовало для нее. Вся в Харькове, у постели отца. В голове — только это и больше ничего. Как будто не было последних дней никогда в ее жизни. Неужели, горе умеет с такой невероятной скоростью все вычеркивать? Наверно. Только потом, когда-нибудь, это «все» потихоньку возвращается.
16
Поезд покидал Симферополь. За сорок минут она дошла до вокзала, купила билет и зашла в вагон. Ничего не пришлось ждать.
Кирилл остался стоять на перроне растеряный и потерянный. Сегодня она кроме «до свидания» не сказала ни одного слова.
— Что делать? — теперь его мучила эта мысль. Сегодня он был в растерянности. Сегодня ему хотелось продолжения.
Но Наташа мыслями и всей душой с отцом в Харькове. Для Кирилла в этой душе сейчас места не было.
Сначала схватилась за мобильник. Остановилась. Зачем? Зачем дергать? Нужно будет, Лида сама позвонит. Раз молчит, значит делает для него все, что может. Она старалась заставить себя успокоиться, прислушиваясь к чужим разговорам.
Вагон плацкартный. Так что, со всех сторон слышались тихие разговоры, тихие откровения.
Одна женщина, сидя с чудесной малышкой лет 10–12, с дрожью в голосе рассказывала соседке, что у девочки определили шизофрению. Она, видимо, не знала, что это за болезнь, но тон врача, похоже, напугал ее насмерть.
Соседка, успокаивая ее, говорила, что это не психическая болезнь, это другое, непонятное нам видение мира.
— А может, как раз они видят и понимают все вокруг правильней, чем мы? — заключила она.
Наташа, задумываясь о снах, пришла к выводу, что сон — это уход на несколько часов в параллельный мир. Может, шизофреники — это люди прошлого или будущего? Они более тонко воспринимают мир?
На боковых сидениях два молодых человека «травили» неплохие анекдоты.
— Знаешь, чем отличается русская любовница от французской?
— Нет.
— Сейчас объясню.
— Представь себе, одинокий мужик решил познакомиться с приличной женщиной.
— А где с приличными знакомятся?
— Не перебивай. В театре. Так вот, приходит он в театр, видит красивую женщину, подходит к ней в антракте, и говорит, что она ему нравится и хочет с ней встретиться.
— Ну, а она?
— Слушай. Она отвечает, что всю неделю занята, а в следующее воскресенье может позвонить.
— Позвонила?
— Конечно. Позвонила. Договорились встретиться. Он приготовил ужин. Вечер провели прекрасно. А утром она будит его и говорит, что завтрак готов и стоит на кухне, что ей нужно уйти пораньше, чтобы никто не видел.
— Классно.
— Так ведет себя француженка.
— А русская?:
— Сейчас. Опять мужик идет в театр.
— Тот же?
— Какая разница. Опять увидел привлекательную женщину, опять предложил ей встретиться.
— А она?
— А она сказала, что не такая, что он себе позволяет, а когда «бедолага» сделал шаг назад, остановила и попросила номер телефона.
— Дал?
— Дал.
— Пришла?
— Пришла, через месяц.
— Он не забыл?
— Подзабыл, конечно. Но приготовил ужин. Весь вечер она рассказывала, какой у нее ужасный муж.
— А утром?
— А утром он разбудил ее и сказал, что ей нужно уйти пораньше, чтобы никто не видел.
— А она?
— А она ответила, как русская женщина: «милый, после того, что между нами произошло, я должна здесь остаться навсегда».
Наступило молчание.
— Ну как, понял разницу?
— Понял, — не улыбнувшись, ответил собеседник.
Наташа переключила свой слух от одних беседующих пар к другим. И таким образом, отвлеклась от тяжких мыслей.
Сон свалил ее. Бессонная ночь, напряжение последних дней и последние новости забрали все силы.
Звонил мобильник, но даже в дремоте она слышала чужой звук и продолжала спать сидя.
Через пару часов проснувшись, Наташа увидела уже других соседей, которые тихо разговаривали, стараясь ей не мешать.
— Мы вас не разбудили?
— Нет-нет. Спасибо.
Молодая женщина с мальчиком лет 3–4 рассказывала о своем муже. Когда ему был год, ровно в день его рождения, умерла мама, 25 летняя женщина. Просто, после родов врачи не обратили внимания на то, что у нее началась послеродовая желтуха. И через год женщины не стало. Ее родители обвиняли, естественно, во всем зятя. А молодой человек не знал, как жить. Нужно работать и ухаживать за малышом. Слава богу, хоть квартира хорошая. Приходили одна за другой нянечки, претендовавшие на должность жены. Одна курила, другая пила, третья неряха и т. д. Молоденькая сотрудница у него на работе взяла отпуск и предложила свои услуги. Вот она-то и есть сегодня его мама и свекровь этой женщины.
— А папа?
— А папа через пять лет скоропостижно скончался.
— Господи, так что, ваш муж круглый сирота?
— Юридически, да. А фактически у него чудесная мама.
— Она-то хоть, усыновила его официально?
— Успела.
— А свои дети?
— Нет, только мой муж. Она его так любит.
— А он ее?
— Тоже очень.
Звонок мобильника прервал внимание Наташи.
— Папы больше нет, — услышала в трубке голос сестры.
И молчание. Она не выключила телефон, онемела, оглохла, ослепла. На минуту-другую жизнь остановилась. Осталось только дыхание. Потом, потихоньку, сознание и слух возвратились к ней.
— У вас что-то случилось? — спросили соседки, остановив разговор на полуслове.
— У меня умер папа.
— Извините, примите…
— Ничего, ничего. Не обращайте на меня внимание.
Наташа стала думать и думать об отце. Вспоминала все, что вспоминалось: и хорошее, и не очень. Как он из небольшого донецкого городка ездил до войны поступать в институт в Москву. Ему казалось, что серебряная медаль, полученная в школе районного городка, открывает все двери. Провалился. Успел приехать в Харьков и поступил на исторический факультет. Это был 1940 год. А через год, в сентябре, добровольцем вместе с друзьями-однокурсниками ушел на фронт. Прямо под Москву, под зиму 41 года. Раненого и обмороженного его привезли в госпиталь и спасли. А мама, Наташина бабушка, получила похоронку и оглохла.