Рубина про себя отметила: все как раньше, опять Баро ее отовсюду выпроваживает, под любым предлогом. На этот раз, правда, вежливо — «будь добра». Только от того не легче. Репейник хоть медом намажь, он все равно репейником останется.

В шатре бабушки Рубины было очень уютно. Как же нравилось Кармелите снова оказаться в таборе! Будто в детство вернулась, когда их семья еще кочевала. И какие все вокруг хорошие, милые. Женщины сказали, завтра с собой возьмут — гадать, на набережную. Как здорово! В последний раз Кармелита гадала в детстве, когда еще мама жива была. Говорят, у нее все так хорошо получается. В такие секунды чувствуешь себя всесильной волшебницей, кажется, махнешь рукой — и по твоему велению весь мир изменится.

Кармелита махнула рукой…

И в комнату вошел незнакомый парень.

Она его сначала не узнала. А потом прищурилась, глянула — и припомнила! Это он вчера в ресторане был. Вместе с тем уродом, который к ней приставал. Правда, в отличие от того, вел себя прилично, можно даже сказать — благородно. Ни на кого не нападал, только оборонялся. Ну, и друга своего защищал.

— Можно? — Фраза прозвучала как-то не так, неправильно; и Максим понял, чего не хватает — имени. — Можно к тебе, Кармелита?

— Ты и имя знаешь. А как ты сюда попал? Что, следил за мной? Ну-ка иди отсюда, тебе здесь делать нечего.

— Прости за все, что было в ресторане… А можно я просто два слова скажу?..

— Ну, если два, говори.

Вот, добился чего хотел. А теперь вперед, давай рассказывай, объясняй, что жить теперь стало трудно, а любить — легко. Что сердце замирает и болит, когда видишь ее. И еще больше болит, когда не видишь.

Да разве ж это все можно рассказать?..

— Я не знаю, как тебе объяснить… Но когда я услышал, как ты поешь… И после этого танца…

— Спасибо на добром слове. Спасибо еще, что в ресторане дружка своего успокоил немного.

— Не стоит. И Антона тоже прости. У него, по-моему, крыша поехала, когда он тебя увидел. А я…

— Гладко говоришь, но долго. Обещал два слова.

— Знаешь, я никогда не верил в любовь с первого взгляда. А теперь вот…

— А что теперь?

— А теперь вот, — Максим задумался, что же сказать такого; какое испытание любви придумать, тяжелое, страшное, неисполнимое, — скажешь уйти — и уйду! Сразу же!

— Да нет уж, постой, красавчик. Скажи хоть, как тебя зовут.

— Максим.

— Значит, Максим, понравилось тебе, как цыганка танцует?

— Очень.

— А ведь мы, цыганки, особенно таборные… — тут Кармелита не удержалась, чуть приврала, — людей насквозь видим.

— Правда?

— Правда. Вижу тебя. Ты сильный, смелый. Только на себя надеешься. И осечек в твоей жизни пока не было. Да только таких, как ты, жизнь порой ломает. Резко. Разом…

— А что еще видишь?

— Много чего вижу. Но больше пока ничего не скажу.

— А когда скажешь?

— Завтра. Приходи на набережную. Там и погадаю тебе. Да только уже не бесплатно. Это ведь работа наша цыганская…

А Рубина уж весь лагерь обегала. Нигде нет Кармелиты. Устала. Решила в свой шатер зайти, чаю попить. А внученька тут оказалась. Да не одна, с каким-то гаджо. Ну и ну…

Максим не растерялся, по-детски вежливо поздоровался с Рубиной.

— Здравствуйте.

— Это еще кто? Кармелита? Твой знакомый?

— Так, один чужак…

— Я сейчас все объясню… — спохватился Максим.

— Нет-нет, милый. Иди подобру-поздорову. Нечего тебе здесь делать! В шатре, с девушкой. Ступай, ступай.

— Хорошо. Спасибо. В смысле, до свидания.

— До свидания, до свидания, милый.

Выпроводив гаджо, Рубина строго посмотрела на внучку:

— Ты что, совсем с ума сошла? Придумала еще, чужаков каких-то приваживать! А ну-ка, быстро собирайся, тебя отец ждет. И жених тоже.

Баро времени зря не терял — строго Миро допрашивал. Уж очень тот его обидел прошлым вечером. Недомолвками своими, капризами разными.

— Значит, говоришь, без Кармелиты и дня прожить не сможешь. А вчера совсем иначе пел: рано, мол, жениться…

— Баро, я был неправ! Я все исправлю, разрешите завтра же сватов засылать.

— Прыткий какой! Засланец! Только теперь уж я торопиться не стану! Боюсь с женихом связываться, у которого что ни день — новые речи. Да и к тому же… пусть теперь невеста на тебя посмотрит.

— Вы правы, Баро. Извините… Накажите, как считаете нужным… — сказал Миро, снял со стенки кнут и протянул его Зарецкому.

Это был сильный жест. Баро оценил его. Взял кнут, стал разглядывать.

Миро тем временем стоял, покорно склонив голову.

— Хороший кнут. Добрый, — сказал наконец Зарецкий, повернулся к другу и посоветовался: — Ну что, Бейбут, десяти ударов с него хватит? Или обойдемся пятью?

Бейбут скрипнул зубами — еще не хватало, сына его кнутом хлестать! Но, с другой стороны, если вспомнить, как он вел себя в эти дни, может, и заслужил…

— Пойми, Миро. Дело тут не в наказании. И ты его не заслужил. Но теперь ты должен доказать мне, что достоин моей дочери.

— Я докажу, Баро! Только дайте шанс!

Баро улыбнулся — Миро опять нравился ему. Хороший все же парень. А вчера… Вчера, видно, какое-то затмение нашло.

В трейлер вошли Кармелита с Рубиной.

— А вот и твой шанс пришел! — сказал Баро.

— Пап, о чем ты? Какой шанс? Ты меня звал? — вопросами, как снегом, засыпала отца Кармелита.

— Кармелита, я хочу познакомить тебя с одним человеком. Узнаешь?

Кармелита всмотрелась в парня, на которого указал отец. Покраснела. Конечно, узнала. Господи, это же тот самый цыган, который чуть не сбил ее со Звездочкой. Она ему еще Грушей представилась. Зачем — и сама не поняла. Пошутила вроде, по-детски как-то. Неудобно получилось…

— Вижу. Вижу, что узнала жениха своего.

— Что? Какого еще жениха?!

— Значит, все же не признала. Это же Миро!

Ну и денек! Миро? Тот самый? Детский ее жених?..

Кармелита и Миро посмотрели друг на друга, как будто впервые увидели.

Девичье сердце все чует. И сердце Люциты в эту секунду чуть не разорвалось от горя. Хоть она ничего и не слышала. Сидела далеко от трейлера Бейбута, на лесной полянке. Рядом была мама. Земфира гладила ее волосы и, как могла, успокаивала.

— Я ненавижу эту городскую выскочку! — сказала Люцита, глядя в высокое синее небо.

— Успокойся, доченька. Что ж ты, как маленькая, опять расплакалась?

— Она же меня на глазах всего табора в грязь втоптала!

— Не говори глупости. Ты отлично танцевала, гораздо лучше Кармелиты.

— А ты видела, как Миро на нее смотрел? Он ею просто любовался!

— Э-э. От взгляда до свадьбы далеко.

— Да где ж далеко? Я знаю, я чувствую, что они сейчас вместе. Где-то сидят, знакомятся, сговариваются…

— Эх, дочка-дочка. Не все так просто. У Баро характер не мед, ты уж мне поверь. Бейбут — тоже не сахар. Кармелита — балованная, не таборная. И Миро — гордый, непокорный, кремень просто. Из таких камушков трудно кашу сварить. Так что ты не убивайся. Может, все еще обойдется. И будет Миро твой.

— А если не будет… Я этого не выдержу! Я ночью спать не могу, мне убить ее хочется! Особенно теперь, когда лицо в лицо, глаза в глаза увидела!

— Тише, дочка, тише. Убивать никого не надо. Ты уж лучше поколдуй, — сказала Земфира шутя.

Только зря сказала — глупая шутка получилась. С влюбленными нельзя так, они все всерьез принимают.

Вот и Люцита тут же припомнила, что у Розауры дед, по слухам, колдуном был. Надо будет к ней сходить, чему-нибудь поучиться…

Кармелита и Миро смотрели друг на друга, не решаясь заговорить.

Тогда Баро выразительно кашлянул и сказал церемониальным голосом:

— Бейбут, пойдем-ка, воздухом подышим, по табору погуляем. Пусть дети поговорят. А Рубина за ними присмотрит.

— Пойдем, Баро, — церемонно ответил Бейбут.

Оба вышли.

Но разговор все равно не складывался. Кармелите стало смешно — ну что за этнографические игры! «Рубина присмотрит…» Прямо как в позапрошлом веке. Неужели девушка не может с парнем наедине поговорить?! Возмущенно посмотрела на бабушку: неужели та ничего не понимает?