Поезд прибыл в Смоленск утром. Было тихое, прохладное утро. Белесое небо подернуто дымкой, в сонной неподвижности застыли деревья. Осень, опередив арьергарды лета, вошла в город неожиданно, раньше срока, бросила свои цветастые отпечатки на растительность, пологие холмы, затуманенное бирюзовое небо. На перроне Губенко встречала группа командиров. Здесь военный комиссар Чикурин, майор Худяков, старший лейтенант Теньков. Подтянутые, крепкие офицеры.

— Командующий просил передать, — глухим, простуженным голосом говорит Чикурин, — чтобы вы устраивались, отдыхали, а после завтрака, в девять ноль-ноль, он представит вам командиров и политработников управления авиации округа. В двенадцать десять вас примет командующий войсками округа комкор Ковалев…

— Большое спасибо, товарищ военком, но я хотел бы сразу поехать в штаб, представиться — и за работу…

— Значит, вы хотите, Антон Алексеевич, чтобы Анну Дмитриевну на квартиру доставил я? — Чикурин поднял широкую ладонь, обращая взгляд на жену и дочь Антона, докончил: — Согласен, доставлю. Только в новую квартиру первым следует войти хозяину. Как, Сергей Александрович? — обратился он к майору Худякову.

— Совершенно правы, товарищ военком, — засмеялся Худяков; у него был кавказский акцент, приятный, ласкающий, какой бывает у рассказчиков со сцены. — Квартира полковника Губенко на пути в штаб. У нас на Кавказе говорят: «Войти в дом — твое дело, но выйти — дело хозяина».

Губенко тоже засмеялся. Он настороженно ждал первых минут, первых часов на новом месте, всю ночь не сомкнул глаз, а тут его встречали прекрасные, веселые, остроумные люди. Они знали цену шутке, а это много значило.

Через час он был в штабе, представился командующему ВВС округа комдиву Гусеву, боевому и опытному командиру.

— Антон Алексеевич, не навязываю вам никакого плана, осмотритесь, почитайте документы, приказы, — сказал Гусев, радуясь такому боевому заместителю, — но обстановка тревожная…

— Разрешите мне побывать в частях, познакомиться с командирами, изучить состояние боевой и политической…

Гусев, улыбнувшись, кивнул. Ему хватка молодого полковника очень понравилась.

С первых часов пребывания в Смоленске Антон Алексеевич окунулся в летные дела. Жена Анна Дмитриевна занималась устройством квартиры, ездила по городу, а он в штабе, на аэродроме, в эскадрильях.

Все дни он был на службе, летал то в один, то в другой гарнизоны, задерживался в них по неделе.

В частях авиации округа шла напряженная боевая работа. Большинство подразделений переучивались на новую авиационную технику. Менялась структура части, совершенствовалось управление. В гарнизоны прибывали молодые летчики. Их принимали, размещали, определяли места в боевом расчете. Антон знакомился с летчиками. Отличные ребята. Энтузиасты, с хорошей летной выучкой, с верой в советские самолеты; но летали они еще маловато, а военного опыта у них совсем не было.

Последнее обстоятельство встревожило Антона Алексеевича. Зная обстановку в Европе, Губенко написал обстоятельную докладную записку.

Комдив Гусев пригласил к себе в кабинет заместителей, начальников отделов и служб посоветоваться и составить по докладной Антона Алексеевича подробный план-предложение.

Полковник Губенко сообщил собравшимся, что в некоторых частях замечено благодушие, недооценка опасности войны, неоперативное руководство полетами, неумение работать с запасных аэродромов, у некоторых пилотов плохо устроен быт…

Предлагалось составить строгий план переучивания по эскадрильям, провести сборы командиров частей, дать подробную информацию о боеспособности авиации вероятного противника, ввести круглосуточное боевое дежурство.

После совещания комдив Гусев доложил о всех предложениях начальнику ВВС РККА командарму второго ранга Локтионову, командующему войсками округа комкору Ковалеву.

Между тем в штаб авиации Белорусского особого военного округа пришло постановление Главного Военного Совета РККА о дальнейшем развитии авиации, повышении ее роли в боевой обстановке. И предложения Антона Алексеевича попали в точку — были очень своевременными.

Постановление сверху было всесторонне подготовленным планом, рассчитанным на многие годы. Именно о таких планах для округа говорил и Антон Губенко, именно этого он добивался в частях авиации. Нельзя думать, что Антон Алексеевич первым пришел к такому выводу, что он был единственным, кто проявил такую поистине государственную заботу о боеготовности авиационных частей. Антон Алексеевич был человеком, который уже воевал, познал коварство японских милитаристов, и он, испытавший на себе выучку иноземных летчиков, с откровенной прямотой заговорил о высшей летной выучке советских пилотов, ибо сам уже достиг ее.

Будучи мужественным человеком, он говорил о мужестве, но при этом подчеркивал, что нужно и высшее военное мастерство для применения самолета в бою…

Внимание Антона Алексеевича приковали авиационные части первой линии. Боевая готовность, летное мастерство, взаимозаменяемость наземного персонала, работа командных пунктов, строевая подготовка — о, сколько проблем для молодого полковника. Человек талантливый, он ничего не мог и не хотел касаться только инспекторски. Он вникал в любую проблему, пока не находил какого-то творческого решения…

В октябре 1938 года части ВВС Белорусского особого военного округа подверглись всесторонней проверке начальником ВВС РККА командармом второго ранга Локтионовым. Инспектирующие сделали всесторонний разбор достижений и недостатков авиации округа за год. А через несколько дней после отъезда Москва запросила характеристику на Антона Губенко.

О столь пристальном внимании к себе Антон Алексеевич, разумеется, не знал. Он был занят работой, добивался, чтобы летчики повышали военное мастерство.

В один из напряженных дней пришло письмо:

«Антон, молодец, радуюсь за тебя, — писал Анатолий Серов. — Работай много, не жалей себя. Мы единственные в мире построили такое общество, и оно единственное в мире создало такую авиацию, окружило таким почетом летчиков. От нас очень многое зависит: научить молодых, передать наш боевой опыт, выдвигать достойных. Скоро будет повод встретиться».

Командующий ВВС РККА написал в Президиум Верховного Совета СССР:

«Тов. Губенко является одним из выдающихся летчиков-истребителей, находившихся в „Зет“[1]. За время боевой работы на фронте проявил себя как исключительно смелый, отважный и храбрый летчик.

В бою 31.5.38 года при отказе пулеметов винтом таранил самолет противника, сбил его и благополучно произвел посадку на свой аэродром.

26.6. в первом бою сбил японский истребитель, а во втором неравном бою в тот же день был сбит сам, но спасся на парашюте.

18 июля, выручая товарищей, один дрался с шестью истребителями противника. Сбив одного из них, невредимым вышел из боя.

В бою 29 июля один дрался с тремя японскими истребителями и этим спас от гибели нашего бомбардировщика, атакованного истребителями противника при бомбометании по кораблям.

Несмотря на болезненное состояние после прыжка с парашютом, тов. Губенко смело дрался во всех последующих боях до вызова его на Родину.

Тов. Губенко лично сбил семь японских истребителей. По своим деловым, боевым и политическим качествам достоин присвоения звания Героя Советского Союза».

Через несколько дней полковника Губенко вызвали в Москву. В тот же день группу военных летчиков принял Михаил Иванович Калинин, щурясь, он всматривался в лица празднично одетых летчиков, находил знакомых, часто-часто по-стариковски кивал головой, протягивал руку, дружески тряс.

— Здравствуйте, здравствуйте, товарищ Губенко, — Михаил Иванович пожимал ему руку.

Смущенный таким вниманием, Антон покраснел. Таких почестей он не ожидал. За военное искусство и отвагу, проявленные в боях при выполнении интернационального долга, полковник Губенко А. А. был награжден орденом Красного Знамени.