– Ваш дядя показывал мне фотографию.

– Показывал? – В глазах Карен мелькнул интерес и тут же потух. – Я и не знала, что у него есть. Наверное, мама дала ему дурацкий школьный снимок. Меня удивляет, почему он его не порвал и не выбросил. – Она презрительно оглядела помещение. – Какая куча хлама!

Девушка такая же очаровательная, как и мать, кисло подумала Элли.

– Ваша семья единодушна в этом мнении.

– Да, мама очень расстроена. Это, конечно, уничтожит ее шанс попасть в "Социальный регистр". Вы собираетесь на этом стуле сидеть? – Карен показала на сиденье, усыпанное бисером и кусочками стекла.

– Нет, конечно, нет. – Элли от удивления моргнула. – Это, скорее, аллегория. А что общего между галереей, вашей матерью и "Социальным регистром"?

– Мама захотела, чтобы дядя Гарек основал фонд поддержки искусства. Тогда ее имя могли бы внести в "Регистр". Дядя Гарек считал, что это дурацкая идея.

– Почему же он не отказал ей. – Хоть один раз Элли пришлось согласиться с ним.

– Не мог. Мама грозила помешать какой-то сделке, над которой он работал. Дядя Гарек был просто в бешенстве.

– Откуда вы это знаете? – Элли почти в ужасе смотрела на девушку.

– Они спорили об этом в Сочельник. Они всегда спорят. Дядя Гарек ненавидит мою маму.

– Сомневаюсь, что это так, – автоматически произнесла Элли и помолчала. – Я думаю, он просто сердился на нее за попытку помешать его бизнесу, – уже медленнее проговорила она.

– Какая разница. – Карен пожала плечами. – Он почти перестал приходить к нам.

– А раньше приходил?

– Да, когда я была маленькой. Он водил меня в парк, и на бейсбол, и на всякое такое. А однажды повел на симфонический концерт.

– На симфонический концерт?

– Да. На мой день рождения. Мне исполнилось тринадцать лет. А он купил мне белое кружевное платье с голубым атласным бантом. – На мгновение циничное выражение исчезло, и Элли увидела такую тоску, такое одиночество, что у нее перехватило дыхание. Потом маска снова закрыла лицо, и Карен продолжила: – Это было платье для маленькой девочки. Я не хотела его надевать, но мама настояла. Я ненавидела платье, ненавидела эту дурацкую симфонию, всю эту дряхлую классическую музыку. После этого дядя Гарек перестал приходить. Говорил, что должен работать.

– Наверное, это правда, – мягко заметила Элли.

– Ну так что здесь происходит? – Карен нагнулась, чтобы лучше рассмотреть рыбью кость в раме, висевшую на стене. – Теперь вы моя тетя или как?

– О чем вы говорите? – остолбенела Элли.

– Вы и дядя Гарек поженились? Вчера вечером он сказал маме. Она скоро лопнет от злости...

– Ты рассказал сестре? – спросила Элли, когда они встретились в зоопарке.

– Понимаю, тебе досталось. – Он стрельнул в нее взглядом.

– Я звонила ей. Как она только ни обзывала меня! Когда мне удалось немного успокоить ее и объяснить, что церемония недействительна и фактически мы не женаты, она объявила меня лгуньей.

– Прости, пожалуйста.

– Но почему ты сказал ей? – Элли подозрительно посмотрела на него.

– Соскользнуло с языка.

– По моим представлениям, ты не принадлежишь к тому типу мужчин, которые позволяют чему-то соскользнуть с языка.

– Может быть, ты не знаешь меня так хорошо, как тебе кажется.

– Я знаю столько, сколько хочу знать.

– Ты уверена, Элли? Почему бы тебе не разобраться до конца?

– А почему я должна?

– Не знаю. – Он провел пальцами по волосам. – Но я не желаю, чтобы ты исчезла из моей жизни. Надо же использовать шанс, который дает нам взаимное влечение.

– О чем это ты говоришь? Еще не потерял надежду затащить меня в постель? Я не лягу с тобой в постель даже перед концом света. Я не лягу с тобой в постель, даже если от этого будет зависеть выживание человечества. Я не лягу...

– Хорошо, хорошо, – прервал он ее риторику.

– Не думаю, что ты знаешь, как дружить с женщиной.

– Ты могла бы научить меня.

– Не хочу тебя ничему учить. – Она открыла дверь, ведущую к вольерам крупных млекопитающих. – Я поняла, что секс до свадьбы – большая ошибка. Моя новая жизненная философия – не заниматься сексом без обручального кольца. Что ты об этом думаешь?

– Я все еще хочу быть с тобой.

Он, наверное, не расслышал ее слов.

– Секса не будет. И больших расходов тоже не будет. Сможешь ли ты так жить?

– Смогу, – мягко произнес Гарек.

Элли не поверила ему. Он устанет от исключительно дружеских отношений. И месяца не выдержит.

Удовлетворенная, она посмотрела на зверей, игравших на площадке. Два огромных полярных медведя яростно спаривались, ни на кого не обращая внимания. Элли вытаращила глаза и покосилась на Гарека. Совершенно серьезное лицо, только в глазах скачут искры смеха.

– Конечно, если ты сможешь без этого обойтись, – заявил он.

Глава 13

– Что ты об этом думаешь? – месяц спустя спросила Элли в антракте симфонического концерта.

– Если по правде, невероятно скучно. – Гарек увидел, что она шокирована. Но потом выражение ее лица смягчилось, она засмеялась.

– Во всяком случае, честно. Ты испорчен. Ты привык к легким развлечениям. А иногда надо потрудиться.

– Как?

– Попытайся понять музыку, прежде чем судить о ней. Мысленно представь сюжет, который она выражает. Что ты чувствовал, когда слушал симфонию?

– Хотел спать.

– Это слишком просто. – Элли снова засмеялась и покачала головой.

– Я берегу силы для бизнеса.

– Это единственное стоящее занятие в твоей жизни? – Она с любопытством посмотрела на него.

Несколько месяцев назад Гарек без сомнений сказал бы "да". Сейчас он не был так уверен.

– Управление компанией требует полной отдачи. Живопись и музыка оставляют полную свободу.

– Ты не прав. Живопись, скульптура учат наблюдать и видеть не только то, что на поверхности. Музыка учит слушать и слышать больше, чем сказано.

Антракт закончился, и Элли замолчала. Гарек всю вторую половину концерта размышлял над ее словами.

Она не хотела ходить по дорогим ресторанам. Поэтому они бывали в музеях, на лекциях, в дешевых кафе. Это немного напоминало детство. До того, как отец основал компанию, каждую субботу Гарек, сестра и их родители гуляли в парке. Дорин в свободное время сидела с детьми. И на заработанные деньги катала брата на карусели и покупала мороженое. Тогда она была совсем другой...

Гарек посмотрел на Элли. Вместо вечернего платья на ней джинсы и свитер. Но она явно наслаждается.

В отличие от Дорин, кажется, на нее не производят впечатления богатство и положение. Гарек удивлялся, как ей удалось достичь этого. Ее жизнь не была легкой. За последний месяц он много узнал о семье Элли. О родителях и родственниках матери.

Элли охотно говорила о своих шести кузинах и кузенах и их отпрысках, но не часто упоминала о матери и отце. Из отдельных фраз Гарек понял, что отец любил живопись и скрипку и водил ее еще маленькой девочкой на репетиции симфонических оркестров. Но ни на одной работе он долго не удерживался. Мать, добрая и любящая, надрываясь, в одиночку содержала семью.

Гарек догадался, что ее родители не были женаты. Элли носила фамилию матери. И очень сдержанно упоминала о родных отца. И еще он догадался, что трудное детство сформировало две яркие черты ее характера. Любовь к семье и способность находить удовольствие в самых нудных занятиях и работе. Вероятно, в этом секрет ее притягательности. Как иначе это объяснить? Он не знал.

С подачи Элли он отправился помочь Карен разобраться с компьютером. Визит получился далеко не приятным. Весь вечер Карен угрюмо молчала.

– Ты же не ждал чуда, – уверяла Элли, когда он рассказал ей о племяннице. – Особенно если имеешь дело с подростком.

– Но почему она всегда такая злая?

– Наверное, девочка не умеет выразить свои чувства. Или боится. У некоторых детей беда с этим.

– Ты предлагаешь мне не обращать на это внимания, пока она не повзрослеет?