«Коля, Валь тебе кланяется. Валь — это редактор „Всероссийской кочегарки“. Он сидит у себя в кабинете и рычит. Все дрожат, а он читает „Полет“[741] и ему нравится. „Полет“ идет в первом номере и на первом месте. Донбасс рвет на себе одежды от нетерпения прочесть „Три главы из повести“. Зоя — тоже.

Если ты Зою обижаешь — не обижай. Если не обижаешь — обижай. Во всяком случае три червонца я тебе пока выслал. Что будет дальше — об этом знает только контора книгоиздательства „Донбасс“ и метеорологическая станция. Контора жмется, а по Донбассу тайфун. Пыль нестерпимая и нестерпимой силы, что даже Груздева опрокидывает.

В Бахмуте тебе дела бы не было никакого: даже Валь говорит, что женщины бахмутские дрянь!^*) — зато на рудниках Илья Груздев[742] завел уже три романа, и на него очередь. Это тебе не Восток и Запад, а Север и Юг. „Рвотный форт“, представь себе,

тут нравится. Я уговаривал, что „Пес“[743] лучше, а мне не верят. Но „Рвотный форт“, не подумай худого, я тоже рекламирую. Вообще я, к сожалению, честный Серапион. Кстати: сегодня день св. Серапиона. Поздравляю и принимаю поздравления.

В общем через полторы недели приеду. Зое — такие чувства, которые никак нельзя передавать через тебя.

Мл.

21/IX 23 г.

________________________________________

*) Верно — примеч<ание> секретаря

Верно — секретарь журнала Е. Шварц

«Коля! Адрес мой: Геленджик (Черноморская губ.) улица Луначарского дом 8 дача Капуци (угол Кладбищенской).

Скажу прямо: море, горы, жара, а с деньгами — труба. Денег мало. Поэтому: может ли „Ленинград“[746] выслать мне аванс? Все, что нужно (скажи, что нужно) — вышлю немедля. Ответь: возможен аванс или нет? Если возможен — буду в восторге.

Зою целуй. Напишу подробней.

«Парадокс нашего времени заключается в том, что новую литературу делает старшее поколение. Молодые же наши отражатели быта непомерно быстро выдохлись, творчески износили себя, одряхлели… Старшее поколение ищет новую литературную форму и находит её. Скрытое под поверхностью эти годы, пока зыбилась мелкая суетливая волна революционно-бытового репортажа — оно, это поколение писателей, подымается сейчас на поверхность и дает большую волну, которая перехлестывает мелкую зыбь… И немудрено! Ведь, „серапионы“ наши всех мастей и оттенков „человека забыли“. Величайшую конкретность его переживаний заместили социологическими обобщениями дурного пошиба, истерикой славянщины, поверхностным фольклором и речевыми вольтами. И как же шумели они, как раздуты были шумливой газетной критикой!..

Вместо не помнящих родства маленьких кузенов литературы, маленькими мозгами не охватывавших горизонта, не постигавших эпохи, не проникавших в интимную глубину распада, расплавления и формовки человеческой особи — вместо них в новую литературу вернулись „из побывки“ — люди зрелые, переболевшие, испытавшие, с внутренне-углубленным душевно-духовным опытом, вяжущие исторически преемственную и национально едино-сущую нить нашей величайшей в мире литературы… Увы! Парадокс нашего времени безжалостен к этой литературной молодежи».

Письмо Ваше было мне по-настоящему приятно. Из письма для меня обнаружилось: 1) что вы умеете работать — в русских условиях явление редкое; заграничная книжка[752] в 7 листов сделана в каких-нибудь полтора месяца. Был у меня вчера Пильняк; он за это время успел несравненно меньше; 2) что вы — умница — явление не менее редкое. Так или иначе (подробности неинтересны) Вам удалось снять табу с „Полета“. Вы его сейчас использоваете в двух направлениях (в журнале и — отдельной книжкой); 3) что устроились Вы хорошо. Квартира Ваша прекрасна — это я видел. Вина не отведывал, но, как все непьющие, обладаю фантазией безнадежного алкоголика; а факты с Есениным и Клюевым — факты, стало быть, вещь упрямая; 4) что жена Ваша очаровательна; это я знал, впрочем, помимо письма и независимо от него; 5) что рассказ с „Сигом“ (а человек Вы умный, и потому здесь не станете халтурить) — у Вас выйдет. В виду всего вышеизложенного, приветствую Вас и за отсутствием бокала с шампанским — подымаю за Ваш успех чернильницу. Мой краткий спич вот: пусть Ваши чернила будут также остры и шипучи, как шампанское. Рассказу Вашему буду рад. Приписки же к „Полету“ в интересах все того же ума и такта — делать не советую. Знайте мудрое правило: никогда не надо выбалтывать все до конца… Вы не можете не знать, что за „Полет“ в Вашу икру вгрызется целая стая собак. Сейчас, кстати, они организуются в великое собачье объединение для борьбы со всеми талантливыми людьми без различия пола, национальности и даже партийного исповедания — Вы не минуете общей участи. Тогда Ваша проектируемая приписка к книге в виде письма в редакцию, будет вполне уместна и — сверх того — служить к вящей рекламе книги. Реклама — это совсем не стыдно. Кто этого не понимает, тот не только бездарен, но даже верх того — претенциозно бездарен, а это уже совсем безнадежно… Пришлите свою книгу и — для отзыва — первый номер „Звезды“.