В июле 1969 года в советской печати была развернута кампания травли и дискредитации руководимого Александром Твардовским «Нового мира». Тон и методы этой кампании были таковы, что даже Федин (формально член редколлегии «Нового мира»), отказавшийся подписать ответное письмо редколлегии журнала, все же одобрил редакционную статью «Нового мира», в которой аргументированно оспаривались нападки на журнал[1400]. Чем дальше заходила кампания придушения полусвободного слова в стране, тем менее уютно чувствовали себя в делах лунцевской Комиссии Федин и Тихонов, и тем меньше шансов оставалось ждать от них прямых действий в поддержку издания книги Лунца.
11 сентября. СЛОНИМСКИЙ — ФЕДИНУ.
<…> Хочу известить Тебя о положении дел с изданием книги Лунца. Я получил весьма неблагоприятные (пока еще неофициальные) сведения о судьбе книги в «Сов. писателе». Рецензии (правда, с признанием таланта), как мне сообщили, — отрицательные. Издание книги признается несвоевременным. Все это — предварительно. Лесючевский, как меня известили, не читал и слова своего не сказал. На заседании Центрального Правления вопрос этот не стоял. Я опасаюсь, что обращение мое в издательство с официальным запросом могло бы только ускорить возврат книги. И вот, я пришел к заключению, что пока что надо постараться, чтобы книга Лунца не была официально возвращена, чтобы она продолжала числиться на рассмотрении издательства. Надо постараться, чтобы окончательное решение было отложено — отложено до лета 1970 года, когда Центральное Правление издательства соберется для обсуждения плана 1971 года. Надо выиграть время. Так мне кажется сейчас, так я написал и членам комиссии (с просьбой высказать свои соображения), об этом же просил работника издательства, сообщившего мне о положении дела. Не хочу Тебя, и без того перегруженного, нагружать еще. Но может быть Ты что-нибудь посоветуешь?
Правилен ли мой план действий? Во всяком случае, информировать Тебя я счел необходимым.
КАВЕРИН. «Эпилог».
Первым испугался Слонимский, причем, подобно прогрессивному параличу, это был прогрессивный испуг. Сперва он стал отделываться от Подольского, что было почти невозможно, потому что последний, с его старомодной принципиальностью, просто не понимал его. Потом он стал отказываться от председательства, а когда Подольский с завидной для старого человека энергией, начал уговаривать Слонимского, тот ответил на уговоры грубым письмом[1401].
ПОДОЛЬСКИЙ — КАВЕРИН (телефонный разговор).
П.: Слонимский снова отказывается от председательствования. Какой-то припадок страха. Позорно? Но что делать? Или придется найти другого председателя, или…
К. (прерывая): Этого нельзя допустить. Нового придется оформлять через Секретариат. Поднимутся разговоры о причинах… А это вызовет цепную реакцию. Какая бы ни была причина — все равно факт раскола налицо. А издательству этого только и нужно… Когда я был по своим делам у Карповой, она сказала, неужели у вас в комиссии нет разногласий, и не очень поверила мне, когда я сказал, что комиссия единодушна и дружно работает… Посоветуйтесь со Шкловским и Тихоновым. Может быть, втроем вы как-нибудь успокоите Михаила Леонидовича?[1402]
КАВЕРИН. Эпилог.
Вторым испугался Тихонов. Подольский передал ему мою просьбу о письме, подписанном всеми членами комиссии, но он отклонил это предложение и на вопрос: «Что же делать?» — ответил: «Ничего не делать. В издательстве идет подготовка к ленинскому юбилею»[1403].
31 октября. ФЕДИН — СЛОНИМСКОМУ.
<…> Я согласен с тобой, что лучше не «форсировать» решение издательства о книге Лунца. Лесючевского до последнего времени все еще не было на месте (он долго и сложно болел). Я собираюсь на будущей неделе в издательство по разным (писательским, конечно) делам и тогда переговорю, посоветуюсь о книге Лунца — видно будет — с кем и как, чтобы не усложнять положения, не ставить на книге креста.
1970 год
В январе — феврале Старая площадь была занята изгнанием Твардовского из «Нового мира». В качестве повода для расправы использовали публикацию на Западе поэмы Твардовского «По праву памяти». А Кондратович приводит слова Твардовского, сказанные ближайшему другу Федина писателю И. Соколову-Микитову: «Все зависит от К. А., а он и пальцем не хочет пошевельнуть»[1404]. 3 февраля Федин вел заседание Секретариата Союза писателей, решившее судьбу редколлегии «Нового мира» («Все решили без меня, — возмущался Твардовский. — Константин Александрович Федин решил. Он председательствовал»[1405]). Федин, заявлявший еще недавно, что если Твардовскому придется уйти из журнала, то и он не останется в редколлегии, разумеется, и после разгрома журнала остался членом новой редколлегии.
6 января. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.
<…> Я получил Ваше письмо и проект письма в издательство «Советский писатель». Конечно, книга Лунца в конце концов, я не сомневаюсь, увидит свет, но сейчас, мне кажется, надо отложить обращение комиссии в издательство и вот почему. Как стало известно, Николай Васильевич Лесючевский в настоящее время болен и лежит в больнице Института кардиологии, и вряд ли он имеет возможность заниматься делами издательства. Издательство же должно выполнять утвержденный план 1970 года в трудных условиях, имея дело с сокращением бумажных лимитов и, следовательно, и количества изданий. А между тем, год юбилейный и требует выполнения плана в расширенном виде. Почему мне и кажется, что в деловые отношения по книге Лунца издательство сможет вступить не сейчас, в самый разгар изданий 1970 года, а несколько позже, скажем — после выхода юбилейных изданий, т. е. где-то ближе к осени, когда положение с планом 1970 года будет более ясным. Представленное сейчас в издательство наше обращение будет лежать, дожидаясь лучших времен. Так мне кажется…
12 февраля. ТИХОНОВ — ПОДОЛЬСКОМУ.
<…> Из Вашего разговора с В. М. Карповой выяснилось, что в издательстве, по словам Карповой, сложилось мнение у членов Правления, читавших книгу, мнение пока еще не выраженное в официальном постановлении Правления, что сочинения Лунца издавать не нужно. Естественно, что сейчас нужно выяснить отношение издательства к изданию книги Лунца. К сожалению, Н. В. Лесючевский еще болен и не работает, но можно было бы выяснить хотя бы основные положения отзывов членов Правления, читавших книгу. Может быть, эти разногласия могут быть устранены после бесед с товарищами из издательства и тогда дело ясно. Если это не удастся, тогда, конечно, всем придется заняться Союзу писателей. Комиссия, конечно, должна определить свое отношение ко всему этому, надо прочитать отзывы членов Правления. Это можно особо и не откладывать.
23 февраля. С. М. СЛОНИМСКИЙ — ПОДОЛЬСКОМУ.
Папа упал, ушибся сильно, лежит в Комарово с высокой температурой и сильными болями. Неделю две он не может отвечать на письма и заниматься делами. Ваше письмо я ему передам.
16 марта по настоянию Подольского и Каверина и вопреки сопротивлению литначальства состоялся доклад о работе лунцевской Комиссии на бюро секции критики и литературоведения московской писательской организации.
КАВЕРИН. «Эпилог».
Почти никто не явился на бюро, в комнате едва ли было больше пяти-шести человек. Все же я сделал доклад, а Подольский — сообщение о биографии Лунца. Решение поддержать сборник состоялось после умного и содержательного выступления Вл. Огнева, высоко оценившего деятельность Лунца. «Из всех возможных форм помощи было избрано обращение к К. А. Федину», — пишет Подольский, не подозревая, что и Федин ничего не может сделать в «изменившейся обстановке»[1406].
1400
См.: А. Кондратович. Новомирский дневник. М., 1991. С. 426–429.
1401
В. Каверин. Эпилог. М., 1989. С. 452.
1402
Там же.
1403
Там же.
1404
А. Кондратович. Новомирский дневник. М., 1991. С. 480.
1405
Там же. С. 485.
1406
В. Каверин. Эпилог. М., 1989. С. 453.