— Стой!

Их окликнули по-турецки, но с греческим акцентом. Рыцарь обнадежился: может, властитель Инегёля Николас поставил в ущелье дозор, чтобы задержать бегущих от Орехового Ключа туркмен?

— Кто вы? Чьи?

— А ты кто таков?

— Мы друзья Николаса, властителя Инегёля... Рыцарь Нотиус Гладиус...

— Ах ты, выродок!

Мавро натянул тетиву и взял на прицел всадника в белой рубахе еще до того, как узнал, кто они.

Рыцарь услышал свист стрелы, и почти одновременно острая боль пронзила его правое плечо. Как же он сглупил, понадеявшись на счастливую встречу!.. Развернул коня и пустился за Перване, ощущая затылком дыхание смерти. Стрелы свистели вокруг него, пока он не отдалился на безопасное расстояние. Перване, надеясь на своего коня, чуть придержал его. Когда подскакал рыцарь, спросил:

— Воины Осман-бея? Ну что, прав был я. Опасен он!.. Поняли теперь, почему не преследовал нас Каплан Чавуш? Давно все пути перекрыты.

— Что же делать?

— Попытаем судьбу в болоте!.. Худо это! Но выхода нет.

Впервые с тех пор, как напали на них в Ойнашхисаре, Уранха раскрыл рот.

— Почему худо?

— Плохо я знаю болото в этих местах!..— Перване помолчал, прислушиваясь.— Если и выберемся, то на земли Караджахисара... А они нынче под Осман-беем... Опознают нас крестьяне. Если застанет день, надо, никому не показываясь, добраться до Кровавого ущелья.

— Другой дороги нет?

— Нет.

— Так чего ж ты тянешь?.. Едем!

Рыцарь Нотиус Гладиус застонал. От боли, от страха перед болотом.

Уранха обернулся. Луна высветила его длинное, лошадиное лицо. Сонные, бессмысленные глаза сверкнули сталью.

— Ты ранен, рыцарь?

Плотная туча внезапно закрыла луну. Рыцарь раздумывал, как лучше ответить. Перване с тревогой спросил:

— Серьезная рана?

«Испугался, что буду ему обузой»,— подумал рыцарь. Сколько раз он сам думал так о других. Гнев охватил его от сознания своей беспомощности.

— Нет, ничего! — Ему не понравилось, как он это сказал. В голосе звучала мольба. Добавил резко: — Так, царапнуло...

Уранха по звуку услышал, что первая стрела попала в цель, но от страха за собственную шкуру ему и в голову не пришло подумать о приятеле.

— Кровь?

— Нет.

— Тихо! — вдруг вскинулся Перване.

— Что?

Тихо, говорю!

Соскочил с седла, припал к земле ухом. Рыцарь развернул коня, пытаясь спрятать торчавшую в плече стрелу. Рана не кровоточила, но рука все больше немела. Он вдруг почувствовал себя страшно одиноким. Не на кого было ему положиться в этом чужом краю. И впервые ощутил отчаяние, страх перед близкой смертью. Возможно, рана была пустяковой, но в таком положении любая слабость означала смерть. Все это вихрем пронеслось в его голове. В горле пересохло. Вырвать бы стрелу и вида не подавать, пока не одолеют они проклятое болото. Но едва он дотронулся до стрелы, как сердце тисками сжала боль. С детства не выносил он боли. Потому, видимо, и стал таким жестоким. Если даже удастся вытащить наконечник, может кровь хлынуть. Отказавшись от своего намерения, он спрятал руку за спину.

Перване вскочил, словно земля занялась у него под ногами.

— Стук подков! Скачут сюда!

Уранха на своего коня не полагался. Позабыв о раненом товарище, тут же пустился наутек. Нахлестывая коней, они подскакали к болоту и, бросив животных, углубились в тростник.

Ступив в зыбкую топь, Нотиус Гладиус задрожал с головы до ног. С тех пор как вместе с монахом Бенито ходил он красть коней, коварное болото виделось ему в ночных кошмарах. Он спокойно и вспомнить не мог о нем. Возможно, потому, что был грузен.

Когда торчащая стрела в плече в третий раз зацепилась за толстый камыш, понял он: дальше идти не сможет. Простонал:

— Уранха...

— Что?

Уранха обернулся. Из облаков вынырнула луна. И сотник увидел сперва большое кровавое пятно на рубахе рыцаря, потом стрелу, торчащую в правом плече.

— Уранха!

— Ты ранен? Чего же скрывал? — укорил он рыцаря. И неожиданно изменившимся голосом приказал: — Стой, Перване-бей, стой!

Перване, продираясь впереди через камыш, не слышал, о чем они говорят.

— Что там?

— Он ранен...— Уранха, склонившись, осмотрел плечо рыцаря.— Крови немного. Похоже, легко... А ну-ка, пошевели пальцами!..

Пальцы двигались с трудом.

— Ничего! Попробуй поднять руку!

Рыцарь попытался, но боль остановила его. Простонал:

— Давай вытащим!.. Цепляет за камыш. Не пройду я так, Уранха.

— Подожди, посмотрю!..

— Что вы застряли там? С ума, что ли, сошли? — проворчал Перване.

Уранха пропустил его слова мимо ушей. Еще в тюркском отряде научился он перевязывать раны. Легкая была у него рука. Он вынул кинжал. Рыцарь, охнув, схватился за меч. Уранха рассмеялся:

— Чего ты? Надо стрелу обрезать, иначе не вытащить! Стисни зубы! Молись, чтоб кровь не хлынула!

Ощупал плечо в том месте, где вошла стрела, где вышла.

Перване, пользуясь передышкой, прислушивался к болоту. Уловил далекое шуршание тростника, поднял палец, прошептал:

— В болоте кто-то есть. Айда! Не то схватят вас.

Слова его могли означать только одно: «Оставь его, пошли!» Но Уранха и ухом не повел.

Чтобы вынуть стрелу, надо было обрезать ее у наконечника. Значит, рыцарь должен повернуться к Уранхе спиной. «Пусть торчит!» — подумал было Нотиус, но тут же понял: шагу с ней не сделает. Рука его лежала на эфесе меча, глаза следили за лицом Уранхи — боялся он, что сотник ударит его в спину. Даже боли не чувствовал, когда тот обрезал стрелу.

Странно хмыкнув, Уранха обошел вокруг рыцаря. Тот прошептал:

— Что? Обрезал?

— Теперь еще немного потерпи... Стисни зубы...

Рыцарь закрыл глаза, сжал эфес меча, будто он помогал ему устоять на ногах.

— Готово! — Уранха швырнул стрелу в тростник. Рванул на рыцаре рубаху. Спокойно разодрав ее на лоскуты, приложил с обоих концов к ране. Крепко перетянул другим лоскутом.— Счастливчик ты! Вену не задело!.. Может, чуть...

Уранха вдруг умолк, прищурился.

Нотиус Гладиус понял: когда сотник сорвал с него рубаху, стал виден пояс с золотом. Рот у рыцаря скривился в подобие улыбки, он подтянул штаны, пытаясь закрыть пояс. Лицо Уранхи окаменело. Глаза пустые, бессмысленные. В руках острый как бритва кинжал. Каким-то шестым чувством почувствовал рыцарь, что Уранха изо всех сил сжимает рукоять. Дрожь прошла у него по телу. То было прикосновение смерти...

— Сначала дрожь станет бить!..— Голос сотника был хриплым. Он сглотнул.— Может, потом в жар бросит!.. Не обращай внимания, не останавливайся! Не то... отстанешь!

Перване, ища тропу, ушел вперед.

— Да что вы там дурака валяете? — проворчал он.— Скорее!

Уранха словно позабыл о погоне. Его молчание повергло рыцаря.

— Пошли же! Скорее! — звал Перване.

Уранха в бешенстве обернулся на голос, замахнувшись кинжалом, точно на него напали со спины:

— Что там? Что, говорю?

— Молчи! Шорох прекратился.

— Какой шорох?

— Вот сейчас прыгнут тебе на шею, узнаешь, какой! А ну, пошли, да поможет нам аллах! Кто-то бродит здесь.

Уранха невидящими глазами смотрел на Перване и, казалось, не понимал, чего от него хотят. Вдруг, точно решившись на что-то, осклабился, звякнув клинком, с раздражением загнал его в ножны.

Они двинулись вперед, раздвигая камыш и шелестя, как змеи.

Для Нотиуса Гладиуса начался настоящий кошмар.

Впереди, нащупывая тропу, шел Перване. Проваливаясь выше колена, вытягивал перед собой руки, отступал. Глаза закрыты: как зверь, чуял дорогу. Они прошли половину пути, когда болото, будто живой враг, который радуется, что нагоняет ужас, начало их морочить. Разрежало, сгущало тростник, бросало им под ноги ямы, кочки, играло неверными тенями при свете луны.

Перване уже не раз проваливался до пояса. И даже позвал на помощь: «Поддержите меня!»

В поисках лаза они отходили назад, кружили; зигзаги становились все длиннее, внушая недоверие к проводнику, увеличивая усталость.