— Ну, это разные вещи, — не сдавался Уочмен. — От вида собственной крови многие люди чувствуют дурноту. А вот ядобоязнь мне еще не встречалась. Но как бы то ни было, я надеюсь, что если я все-таки закончу историю, которую начал рассказывать, то ты, Норман, не станешь падать без чувств, тем более что ковров тут на полу нет…

Норман осушил свою кружку и со стуком опустил на стол.

— Ну, если уж эта чертова история так тебе сдалась… — глухо проворчал он.

— Просто я хотел вспомнить, как один раз присутствовал при вскрытии тела женщины, умершей от отравления. Когда тело вскрыли, я чуть не лишился сознания, право слово. Но не от эмоций, так сказать, а просто от запаха! Вот уж душок был, доложу я вам! Патоанатом потом сказал, что у меня, очевидно, сильная аллергия даже к малым количествам цианида. Я потом болел с неделю. Еще слава богу, санитары меня сразу вынесли из морга на свежий воздух…

Кьюбитт встал и пошел к двери.

— Знаете что, мне надоело. Я иду к мишени, — бросил он через плечо.

— Лады, старик, — засмеялся Периш. — Уж в дартс, я надеюсь, ты побьешь местную публику!

— Из кожи буду лезть, — мрачно ответствовал Норман. В дверях он обернулся. — Да, она спрашивала насчет перспектив. Так как же?

— Дай ей немного крысиного яда! — хохотнул Периш.

— Заткнулся бы ты, — сказал Кьюбитт и вышел вон.

— О чем это он? — полюбопытствовал Уочмен.

Периш улыбнулся:

— У него появилась подружка. Погоди, ты ее еще увидишь… А как позеленел старина Норман от нашего трепа, а? Смех да и только!

— Смех смехом, — заметил Люк, — да только на меня этот самый цианид тоже действует совершенно отвратительно. Правда, только при попадании паров в нос…

— Неужели? Как ты говоришь, назвал эту болезнь твой доктор, специалист по мертвякам?

— Аллергия.

— И что же, ты накроешься от самой малой дозы?

— Наверное… — Уочмен зевнул и поудобнее развалился в кресле. — Знаешь, меня от морского воздуха всегда клонит в сон. А может, я просто утомился, все-таки путь сюда неблизкий… Все время склоны да гребни, кусты еще чертовы повсюду у дороги…

Он прикрыл глаза и, казалось, задремал, но потом поднял голову и спросил у кузена:

— Значит, Дессима Мур все еще здесь?

Периш оскалился:

— Ага, здесь! Только тебе, приятель, придется на сей раз быть поаккуратнее!

— Ты о чем?

— Да о том самом! Она, кажется, надумала выйти замуж!

— Хо! За кого же это?

— Да за Билла Помроя.

Уочмен сел прямо.

— Вот уж не верю! — воскликнул он.

— Почему бы и нет? Девка в самом соку…

— Да я не о ней! Этот слизняк, набитый всякой политической трухой…

— Но, во всяком случае, они классово близки, — усмехнулся Периш. — А также идейно.

Уочмен скривился.

— Что ж, может быть, ты и прав… Она, конечно, глупышка… Ну ладно.

Они помолчали.

— Но тут есть еще и другая девушка, — сказал Периш.

— Другая? О ком это ты?

— Естественно, о подруге Нормана!

— Ну и? Как она из себя? Почему это ты расплываешься в ухмылке, как Чеширский кот, только заговоришь о ней?

— Птенчик мой, — ласково отвечал Периш, — если бы я мог уговорить эту девушку хотя бы просто прогуляться со мной, то я бы бросил свое гнилое актерство, пошел бы в менеджеры, заработал кучу денег и стал президентом компании.

— Ух ты! А чем она занимается?

— Ее Почтенство Виолетта Даррах пишет акварелью.

— Чего-чего?

— Рисует акварельными красками, долдон! А звать ее — Виолетта Даррах!

— Она зануда?

— Ну как сказать. В своем роде. Погоди, ты еще с ней познакомишься.

Периш больше ничего не сказал о таинственной Виолетте Даррах, и Уочмен, которому в принципе это было не слишком интересно, снова погрузился в дрему.

— Между прочим, — пробормотал он чуть позже, — один здешний лихач чуть не протаранил мою машину, пока я добирался.

— Неужели?

— Точно. На Дидлстокском перекрестке. Мы сцепились бамперами, еле разошлись.

— Машину побил?

— Нет. Он приподнял своего пигмейчика за бампер, и я смог выдернуть свою машину. Чудной парень, прямо слово. Псих.

— А ты с ним не знаком? — с любопытством спросил Периш.

— Нет. — Уочмен помял кончик носа. Так он обычно делал при перекрестных допросах свидетелей. — Я его не знаю, но у меня сложилось впечатление, что он страшно не хочет знакомиться со мной. Говорит он интеллигентно, как какой-нибудь доцент. Ручищи как у плотника. И вставные зубы, которые сияют, как кастрюли у миссис Ивз.

— Ты очень наблюдателен, — хихикнул Периш.

— Не более чем тот парень, но я тебя хотел спросить о другом. Может, ты его знаешь? Здесь в гараже стоит его машина!

— Вряд ли, это ты придумал… — начал Периш и тут же переключился: — А вот и ребята!

По лестнице поднималась целая ватага. Билл Помрой вышел за стойку бара и обратился к кому-то, кто сидел здесь, в кабинете, за спиной Периша и Уочмена:

— Добрый вечер, Боб! Заставил вас ждать?

— Ничего, Билл, — ответили из угла. — У меня была еще целая пинта темного пива, когда ты выходил.

Люк Уочмен сдавленно и удивленно чертыхнулся.

— Что такое? — переспросил Периш.

Люк поманил его пальцем. Периш нагнул к нему ухо.

— Это тот самый человек, с кем я столкнулся на дороге! — прошептал Люк.

— Ого! — воскликнул Периш, предвкушая интересное приключение.

— Как ты думаешь, он меня слышал?

— Конечно, слышал!..

Дверь в бар распахнулась, и вошел старый Эйб в сопровождении Нормана Кьюбитта. Норман взял три дротика с подноса и пошел с ними к мишени.

— Я сейчас приду! — раздался грудной женский голос в коридоре. — Не начинайте без меня!

Эйб подошел к камину и выставил на полку небольшую синеватую бутылочку.

— Ну, ребята, дело сделано! — хрипло сказал он. — И если вскорости тут не появятся горы трупов этих подлых тварей, я буду дьявольски удивлен, черт меня дери со всеми потрохами!

Глава вторая

Успехи Уочмена

Бутылочка на полке была невелика и весьма красочно оформлена — по огромному белому ярлыку шла ярко-красная надпись: «Осторожно, яд!» Этот, можно сказать, не ярлык, а плакат сразу привлек к бутылочке внимание всех пятерых мужчин в комнате.

— Уочмен, похоже, считает вас, Эйб, источником опасности для подданных Ее Величества! — заметил Периш улыбаясь. — Того и гляди, всех нас потравите!

— Ничего подобного, я боюсь, как бы он сам не отравился! — буркнул Уочмен.

— Кто это отравится? Я? — прищурился Эйб. — И не надейтесь, старый Эйб обращается с ядами, как невеста со своей невинностью!

— Да уж хочется верить, — проворчал Кьюбитт.

— Но ты, Эйб, ведь не собираешься оставлять этот флакон прямо тут, на камине? — встревожился Уочмен.

— Не беспокойся, сынок, я его спрячу так, что и сам потом не найду!

— Лучше бы ты вообще от него избавился! — настаивал Уочмен. — Если ты его спрячешь, да еще и забудешь, кто-нибудь обязательно откроет понюхать пузырек, чтобы узнать, что там внутри, и, мягко говоря, перестанет значиться в списке живущих. Лучше дай флакончик мне, я его отвезу обратно аптекарю в Иллингтон. Хотелось бы взглянуть в глаза этому бесшабашному джентльмену, так свободно торгующему ядами…

— Бог с тобой, сынок, я еще не закончил с этими серыми тварями! — возразил старик Эйб. — Если окажется, что не все они передохли, я им поднесу еще одну здоровую порцию и изведу — всех до единой!

— У Кьюбитта ядофобия, — сказал Уочмен.

— Чего-чего? Какой еще фобий? И почему его еда у мистера Кьюбитта? — захлопал глазами Эйб, оглядывая столики.

— Речь идет о вашем яде, дружище, — грустно пояснил Кьюбитт, бросая свой дротик в дубль-двадцать. — Хотя присутствие среди нас синильной кислоты, наверное, только прибавит нам радости…

— Не переживайте, джентльмены! — широко осклабился старик Эйб. — Пусть немножко повоняет этой синей кислотой, зато уж крысы не будут путаться под ногами, как раньше!