Дети — опасные убийцы, поскольку понятие о жизни и смерти у них достаточно слабое и ветреное. Порой подросток переживает больше за смерть воробушка от лап дворового кота, чем за смерть своей старенькой бабушки от клешней рака груди.

И это ужасно…

Говард не был готов умирать, но в какой-то миг ему стало всё равно. И он воспользовался этим мигом — со всей силы дёрнул штурвал. Флаер вошёл в непрерывную бочку. Чан успел выстрелить только два раза, прежде чем выронил пистолет. И оба раза — мимо. Первая пуля, обжигая потоком горячего воздуха, пролетела в сантиметре от лица Говарда и продырявила боковое стекло. Вторая встряла в потолке салона.

Чан и девчонка-телепат не были пристёгнуты. На это и сделал ставку Закиров. И оказался прав. В крутящемся вокруг своей оси салоне творилось нечто ужасное. Адская девчонка и майор кувыркались подобно пронумерованным мячикам в лотерейном барабане. Зловещий перестук тел о стенки, подлокотники, бортовую панель, пилота…

Закиров на какое-то время отключился, когда макушка кувыркающегося Чана въехала ему в висок. Говард пришёл в себя и вышел из бочки в считанные мгновения перед катастрофой. Не сам сержант, а его рефлексы и стальные нервы посадили флаер на ближайшей опушке. Посадка оказалась на удивление мягкой.

Вот сам полёт не был совсем мягким…

Оба пассажира остались живы, но находились без сознания. Первым делом Говард выволок из салона окровавленную девчонку и вколол ей лошадиную дозу транквилизатора — смесь снотворного и нейтрализатора байгана. Сделал он всё правильно, как по учебнику. Разве что с дозой немного переборщил. Ну и ладно. Ему было откровенно наплевать выживет после дозы девчонка или нет. Челюсть Говарда болела, затылок стрелял, висок звенел, ключица ныла, а из носа текла кровяная юшка — во время бочки выроненный Чаном пистолет угодил прямо в нос.

Малышу тоже несладко пришлось. Он был похож больше на жертву озлобленных расистов, вооружённых битами и клюшками для гольфа, чем на лихого майора милиции, гладиатора, грозу всех психокинетов города Н и окраин.

Говард потрогал челюсть, попытался ей пошевелить и, несмотря на резкую, пульсирующую боль, смог это сделать. Нет, не перелом. Очень сильный ушиб.

Подоспели флаеры киевского отдела по борьбе с особо опасными преступниками. Они застали сидящего на отлогом камне Говарда, курившего сигареты — одну за другой. Лицо парня было грязным, с остатками подсохшей крови после спешного умывания из бутыля с технической водой; из ноздрей торчали самодельные ватные тампоны, насквозь пропитавшиеся кровью. У ног сержанта без сознания лежала девочка, с наручниками на руках и ногах. Чуть поодаль малолетней убийцы, в позе лотоса сидел Чан Вэй Кун. Судя по опустошённой «маске радости», валяющейся невдалеке, ему было не так уж и плохо, несмотря на то, что тело покрывала не одна дюжина синяков, ссадин и гематом…

Из патрульного флаера системы «Sky Chrysler» вышел дагонец. Да, именно он! Настоящий дагонец — существо, похожее на неудачную смесь осетра и человека. Форма сотрудника ОБООП смотрелась на нём более чем психоделически. Чего нельзя сказать про генеральские погоны на плечах — они-то и добавляли происходящему нужную порцию реализма…

Инопланетянин подошёл к вскочившему с камня Говарду и протянул руку. От дагонца действительно пахло рыбой, хоть к этому запаху и примешивался обильный аромат дорогих духов. Говард даже через промокшие тампоны в носу учуял это. Или ему показалось, что учуял. Рука на ощупь была шершавой и сухой, хотя раньше Закиров представлял, что руки дагонцев покрыты слизью.

— Машхаран дамар, ларфар, — прорычал дагонец и склонил голову в полупоклоне. — Размакан диффрак крабкан, ларфар, дамададафф.

Говард неловко улыбнулся и пожал плечами, очень сожалея, что рядом нет Светы Соловьёвой, которая прекрасно владеет дагонским языком.

— Драдрабак, — Говард выдавил из себя одно из пяти дагонских слов, которые помнил ещё со средней школы. Оно означало «спасибо» или что-то вроде того…

— Ларфар, дамададафф, ларфар, — ответствовал дагонец и хлопнул Говарда по плечу, жилистыми пальцами впился в сержантскую лычку и оторвал её с лёгкостью, с которой ребёнок отрывает пожелтевший листик с акации.

— Размакан! — рявкнул дагонец и улыбнулся, хотя то мимическое изменение, которое произошло на его лице — по земным меркам не назовёшь улыбкой даже с огромной натяжкой. Но Говард прекрасно знал, что оно означает улыбку.

— Бракарак, — неуверенно сказал бывший сержант Закиров. По его пониманию он сейчас сказал что-то вроде «служу Отечеству».

Дагонец кивнул и направился к Чану. По дороге он подал жест подчинённым. Девочку телепатку тут же подхватили двое лейтенантов и унесли в ближайший флаер.

— Машхаран, закарбан, милфакара йацйак, ларфар дамададафф, — сказал дагонец.

Чан так и сидел в позе лотоса. Лицо его было расслаблено, лишь глаза выдавали тревогу и напряжение.

— Зандапак, ларфор, зарирон… Драдрабак, Машхаран, драдрабак, — ответил Чан.

Дагонец кивнул и направился к своему транспорту. Вскоре патрульные флаеры разлетелись. Все, кроме одного, которому предстоял полёт к ближайшей станции техобслуживания, а оттуда уже в город Н.

— Слышь, Чан, что он тебе сказал? — спросил Говард, подкуривая новую сигарету.

— Ничего особенного генерал Машхаран мне не сказал, старший лейтенант Закиров, ничего особенного… — Малыш не удержал улыбки.

Глава 5

Холодильник был пуст.

— Ну и пусть! — рявкнул Зиновий и хлопнул дверцей.

Ничего съедобного, кроме трёхлитровой банки кизилового варенья на нижней полке. Сколько лет та банка стоит там? Год, два, пять? Нет, Зиновий и не припомнит, когда последний раз Лиза покупала кизил. Варенье наверняка поросло многолетними колониями плесени, но перспектива удостовериться в этом не прельщала. Правда, в хлебнице лежал ломтик подсохшего хлеба. Его вполне можно употребить, но как-то не хотелось.

И куда эта Лиза всё подевала? Не могла же она разом сожрать всё в холодильнике? И вообще, где она сейчас? Минус в ссоре с надоевшей тебе женой в том, что ты от неё столько лет зависел в бытовых мелочах, что перестраиваться, заново делать то, что десятилетиями не делал — очень и очень трудно. К тому же она теперь уходит куда-то, не ставя в известность Зиновия. Это раздражает. Хотя с чего бы? Зиновию должно быть абсолютно фиолетово на то, где Лиза и с кем. Она столько лет грызла его, внушала комплекс неполноценности… И всё же… Чёрт, Градову на самом деле не безразлично, что сейчас делает его жена!

Но назад пути нет.

К тому же до пенсии — совсем немного. Ох уж эта пенсия, этот рай за самоотверженный труд, заслуженная награда! Нужно ещё чуть-чуть потерпеть, ещё чуть-чуть…

Ялта! Ялта! Ялта! Ялта! Ялта! Тысячу, нет, миллион раз Ялта!

Мысли мыслями, мечты мечтами, а сейчас воскресный день. Чем бы заняться? Не сидеть же до понедельника дома, как утомлённый жизнью дедуган, которых Градов терпеть не мог, хотя по многим (если не по всем) показателям подходил под это определение. Ну, для начала было бы неплохо набить чем-нибудь желудок.

Градов откопал в кладовой сундук со старыми вещами, порылся в нём и извлёк на свет Божий синюю майку, зелёные шорты и чёрную бейсболку в сеточку. Этой одежде уже лет двадцать, но на вид она ещё пригодна к употреблению. Зиновий облачился в неё, удивлённо отметив, что совсем не поправился с тех пор, как последний раз одевался подобным образом. Глянул в зеркало и не узнал себя. Ещё одна ракушка, выброшенная на берег рутины волнами моря забвения. Так давно он не одевался как простой человек… Брюки, рубашка и галстук — стали его вечным бременем. Как и Лиза. Сбросив одну ношу, почему бы не сбросить и вторую?

Обеденное солнце скрывалось в перине белых облаков, но от этого прохладней не становилось. Хотя Зиновий удовлетворённо отметил, что в шортах и майке гораздо проще переносить жару, чем в штанах и рубахе. Во дворе было безлюдно, если не считать пацана, который помчался наутёк, стоило ему присмотреться к лицу Градова. Ещё бы не помчаться, ведь недавно Зиновий выкрутил ему ухо за то, что сорванец обижал уличного кота…