Мартина помнят в родном Элленсбурге юношей, чье высокомерие и умение одеваться шли вразрез с его робостью в отношениях с девушками. Однако во время работы в АНБ он рассказывал о женщинах, с которыми знакомился в вашингтонских барах, а однажды упомянул о своей связи с проституткой.
Таким образом, никто из них двоих не был только гомосексуалистом. Однако расследование, проведенное после побега, выявило примеры их связи. В мотеле в Лореле в Мэриленде, где Мартин жил после получения степени, нашли ряд инкриминирующих фотографий. Митчелл увлекался атлетикой и очень гордился своей мускулатурой. На многих фотографиях он изображен в обтягивающих костюмах, популярных благодаря «журналам для мужчин», показывающих мускулатуру то в позе метателя диска, то в позе «Атласа, поддерживающего небо». На других фотографиях, очевидно, сделанных фотолюбителями с использованием стоп-кадра, изображены обнаженные Мартин и Митчелл либо вместе, либо раздельно.
Более сложное объяснение влияния гомосексуализма на побег было сделано психиатром Кларенсом Шильтом, который невольно стал одним из авторитетов по побегу Мартина и Митчелла. В июне 1960 года к Шильту пришел человек, которого он уже лечил ранее от незначительного физического заболевания, и сказал, что он нуждается в психиатрическом лечении. Этим человеком был Митчелл, и доктор Шильт знал, что он работает в АНБ.
Митчелл сказал, что не хочет, чтобы с ним обращались как с пациентом, он хотел обсудить некоторые темы, касавшиеся секса, которые он считал настолько важными, что их можно было освещать в психиатрических журналах. Доктор Шильт согласился с этой просьбой Митчелла, и они провели три встречи, каждая из которых длилась по одному часу.
В то время доктор Шильт не понял того, что их встречи были своего рода беседами с Фаустом. Митчелл рассматривал возможность дезертирства и хотел проверить свои идеи в споре. Он выбрал доктора Шильта партнером в диалоге, скрытой темой которого было его решение дезертировать. Уже на первой встрече Митчелл проявил очевидные признаки эмоционального напряжения. Он спросил доктора, не прослушивается ли кабинет, и хотел убедиться в том, что их разговор не будет записан.
Он начал с обсуждения своей жизни, в этом разговоре выяснилось, что он хорошо знаком с психиатрической терминологией и литературой. Себя он считал человеком, стоящим выше законов, созданных людьми, разработавшим свои собственные принципы и порядок жизни. Одним из способов утверждения его превосходства была сексуальная свобода и отсутствие чувства вины.
Митчелл сказал, что у него были романы и с женщинами, и с мужчинами и что в том и другом случае он чувствовал себя одинаково свободно. Он не упоминал конкретных связей, и имя Мартина на этих встречах не было названо ни разу. Но он пояснил, что с легкостью принимал участие в бисексуальных отношениях.
Митчелл рассказал о причинах своей гомосексуальности. Он объяснил, что его мать была довольно слабой женщиной, и в семье доминировал отец, преуспевающий адвокат. Он сказал, что никогда не был близок к своему отцу и не признавал ценности, которые тот исповедовал. Сын не хотел быть похожим на отца и ревновал к своим братьям, которые были ближе к родителям. Он одновременно завидовал членам своей семьи и презирал их. Он высмеивал их религиозные убеждения и расстроил своих родителей тем, что однажды назвал себя агностиком. Митчелл оспаривал существование Бога и в беседах с Шильтом, утверждая, что, если бы Бог существовал, он бы не допустил хаоса, творящегося на Земле в наше время. Тем не менее он не обсуждал ни политику, ни происходящие события. Во время последней встречи с Шильтом Митчелл загадочно произнес: «Может быть, мы снова встретимся, а может быть, нет». Меньше чем через месяц он был на пути в Советский Союз.
Рассматривая побег Мартина и Митчелла и зная убеждения последнего, доктор Шильт приходит к выводу, что сотрудники АНБ пошли по обычному пути гомосексуалистов. Традиционной опасностью работы таких людей в правительственных учреждениях считается их подверженность шантажу. Они могут выдать государственные секреты под угрозой разоблачения. Однако доктор Шильт видит эту угрозу менее опасной, чем характер самого гомосексуалиста. Приводя в пример Митчелла, доктор Шильт указывает на отсутствие чувства вины и чрезмерно развитое чувство принадлежности к классу человечества, стоящему выше законов и морали.
«Опасность работы гомосексуалиста в правительственном учреждении, — объясняет доктор, — заключается в том, что у него прямолинейная мораль — это как бы дефект его сознания. Он не хочет лечиться. Он считает, что принадлежит к третьему полу, который никто не понимает. Для таких людей клятва верности ничего не значит. Они считают закон чем-то неудобным для себя. Интеллектуальное высокомерие Митчелла чувствовалось в том, что он не нуждался в оправдании своих поступков. Оправдание для него значило бы то, что он был не прав и что он может быть не прав».
Презрение гомосексуалистом установленного образа жизни — восстание против власти, которое всегда является повторением конфликтов с семьей. Это утверждение также подтверждается Митчеллом, который говорил о напряженности своих отношений с отцом. (Когда его отца допрашивали после побега, он описал своего сына как прекрасного, но политически наивного ученого, «который ничего не знал о политике. Эти вещи не были его стихией. Поэтому он и стал математиком, а не политическим обозревателем».)
«Митчелл не хотел быть похожим на своего отца, — говорит доктор Шильт. — Он не восхищался отцом. Поэтому он стал ближе к матери. Это началось еще в юности. Митчелл был одним из тех детей, которых называют неженками. Он сознательно не принимал участия в делах, в которых преуспевали его братья. (Один был футбольной звездой колледжа и стал маклером, а второй участвовал в драматическом театре в колледже и работает в юридической фирме отца.) Митчелл наслаждался позором, который он принес своей семье. В этом смысле его побег стал формой самоубийства. Самоубийство — способ наказать окружающих муками своей смерти.
Самоубийца чаще всего говорит: „Посмотрите, до чего вы меня довели“. Когда Митчелл дезертировал, он сказал то же самое, только не настолько решительно. Его родителей называли родителями предателя. Его поведение должно было отразиться на них. Они автоматически разделили его вину. Гомосексуалист добивается того же эффекта своим отделением от общества».
Доктор Шильт считал отношения Митчелла с матерью тем звеном, которое привело его от гомосексуализма к побегу. Шильт добавлял, что ничто в Митчелле не выдавало его ориентации. Он не был женоподобен. Он был атлетически сложен (он занимался плаванием, теннисом, атлетикой), высок, темноволос. Он был довольно худым, имел правильные черты. Он носил очки, выражение его лица менялось от уважения до презрения и раздражительности. Доктор Шильт не считал проблему Митчелла уникальной. В то время он работал с несколькими государственными служащими, среди них был сержант ВМФ, которые также были гомосексуалистами. Поэтому доктор не счел необходимым сообщать службе безопасности о своих разговорах с Митчеллом.
Гомосексуальность Мартина кажется менее постоянной. На пресс-конференции, которую перебежчики дали в Москве в декабре 1960 года, косвенно было сказано о том, что Мартин женился на русской девушке. Мартин коротко упомянул о своем счастье, сказав: «Моя жена также собирается заняться научной работой. Она прекрасная советская девушка, отличная хозяйка, и я очень счастлив с ней». По воспоминаниям друзей, одним из наиболее горьких разочарований Мартина в американской жизни было отсутствие в американских женщинах грации и женственности. В Советском Союзе ему потребовалось всего три месяца, чтобы найти себе подругу и подать заявление в новый Дворец бракосочетаний.
Кроме гомосексуальности Мартина и Митчелла, следователей в США удивил и их ум. Оба считались высококлассными математиками, имели доступ к секретным материалам и получали 9000 долларов в год.