Но в 1957 году спокойствие жизни Элизабет и Гарри было нарушено. В январе ему позвонил человек, у которого были новости от Кристины. Они договорились о встрече в воскресенье, и Гарри поехал на нее с надеждой, что его варшавская подружка бежала из Польши. Но он услышал обратное. От Кристины разговор перешел к работе Гарри, к которой его таинственный собеседник проявлял большой интерес.
«Вы можете достать какую-нибудь информацию о Вашей работе для меня?» — спросил он Гарри, который ответил: «Нет, мне нельзя этого делать».
Мужчина продолжил: «У Вас и Вашей жены могут быть неприятности». Он рассказал Гарри о том, как они будут договариваться о встречах. Гарри будет получать по почте рекламу, и в первую субботу после этого он должен будет прийти в лондонский бар «Тобиджаг».
Реакцией Гарри на это предложение не стало заявление в полицию о том, что вражеский агент предлагал ему вести разведку против собственной страны. Он спросил своего собеседника: «Вы проследили за мной от самого Веймута. Что я за это получу?» Ответом стали восемь фунтов, которые незнакомец вытащил из кармана и отдал Гарри со словами: «Этого хватит на расходы».
Гоутон сказал на суде, что у него была мысль сообщить в полицию, но он решил сам «отвязаться от этого человека».
Первая реклама пришла только осенью. Гарри, от скуки, а не из-за чего-либо еще («Я просто пошел узнать, что он от меня хочет»), пошел в «Тобиджаг». Он взял с собой номер местной газеты «Телеграф энд Пост», в которой была колонка, посвященная ВМФ. В колонке говорилось о перемещениях судов, маневрах, повышениях и переводах офицеров флота.
«Вы не могли достать чего-нибудь получше?» — неприязненно спросил его мужчина. Гарри ответил, что это было все, что он мог достать, не подвергая себя опасности. Собеседник снова начал угрожать, намекая, что он и его жена не находятся под надежной защитой. Гарри ответил: «В Великобритании такого не происходит».
За этим последовало обсуждение возможностей советской разведки за рубежом. «Вы помните человека по фамилии Петров? Он работал в посольстве СССР в Австралии. Он бежал на Запад, но австралийцы не могут защитить его. Они платят ему две тысячи фунтов в год, а он все равно боится за свою жизнь. Вы знаете, что этот человек алкоголик? Что австралийцы будут счастливы, когда он умрет?» (По последним сведениям, Владимир Петров и его жена Евдокия, дезертировавшие в 1954 году, все еще живы и находятся в Австралии, хотя Петров создавал определенные проблемы своим пристрастием к алкоголю.)
Гоутон противопоставил этому Троцкого, что оказалось неудачным примером.
«Мы все-таки достали его, не так ли? Спустя двадцать лет, а он жил в Мексике, в крепости, в которой была охрана с пулеметами. Вас нам достать гораздо легче».
Гарри ушел со встречи в шоке, и, когда получил следующее письмо, он решил никуда не ходить. Через два месяца после этого (тогда он еще жил в трейлере) он шел домой из бара, когда его остановили двое. «Ты Гоутон?» — спросил один. Второй добавил: «Почему ты не пришел на прошлую встречу?»
«Я не собираюсь ходить туда», — ответил Гарри.
Мужчины затащили упрямца в трейлер и там методично избили, следов от их ударов не оставалось. Это были лондонские головорезы, нанятые 3–2 для того, чтобы запугать Гарри. Они ушли, предупредив его, что жена «получит то же самое». Очевидно, они не знали о том, что он уже был не женат.
Гарри говорил, что был слишком испуган, чтобы обращаться в полицию. «Я не мог рассказать об этом доктору, потому что мне пришлось бы объяснять, кто меня избил. Я не был готов идти в полицию. Я думал, что они все равно ничего с этим не сделают. Я больше всего беспокоился о своей безопасности. Я боялся, что меня могут убить».
После избиения 3–2 не беспокоила Гоутона целых пол года, прислав рекламу только в сентябре 1958 года. В письме, которое он получил вместе с пакетом, говорилось, что он должен был держать газету и перчатку, отправляясь на встречу со связным.
Его первого собеседника сменил балканец, представившийся Никки. Гарри принес с собой номер «Телеграф энд Пост», а также несколько номеров военно-морских газет. Когда Никки сказал, что этот материал был бесполезен, Гоутон напомнил о том, что его избили. Никки рассмеялся в ответ: «Я ничего об этом не знаю, скорее всего это была ошибка. В любом случае, они не церемонились. Есть другие способы, например, мины-ловушки в воротах или посылка, которая взрывается, когда ее открываешь. Однажды Вы можете пить чай, а в нем окажется яд».
Никки дал Гарри спичечный коробок с двойным дном, в котором лежали инструкции об их последующих встречах. Гоутон, когда ему нужно было увидеть Никки, должен был поставить мелом знак ОХ на воротах лондонского парка. Знак ОХ, подчеркнутый двумя линиями, означал, что встреча должна состояться в первую субботу месяца в баре «Мэйпоул», а если он не приходил к 8 часам вечера, то она автоматически переносилась на первое воскресенье месяца. Гарри должен был приходить с номером «Панч».
Никки хотел, чтобы тот выяснил, не занимаются ли в Портленде испытанием устройства, которое крепится к корме корабля и передает шум двигателя другому прибору, находящемуся в двух милях от судна. Это ведет к тому, что подводная лодка стреляет по ложному звуку и не повреждает настоящий корабль. Он также хотел узнать о самонаводящихся торпедах.
Гарри ничего не знал ни о первом, ни о втором, но тем не менее взял пять фунтов и ушел, пообещав скоро встретиться.
Следующая встреча была неплодотворной, так как Гоутон снова принес газеты, а Никки настаивал на информации о торпедах, говоря, что у Гарри было достаточно времени, чтобы все узнать. А тот и не пытался ничего узнавать, утверждая, что эта информация нигде не упоминалась.
Когда в январе 1960 года Гарри получил очередное извещение, он решил проигнорировать его: «Я не хотел постоянно быть у них на побегушках. Я сам пытался отделаться от них». К этому времени он уже понял, что его используют иностранные агенты, скорее всего поляки или русские.
За неявкой на встречу снова последовало быстрое наказание. Его снова избили, на этот раз уже у него в доме. После расправы ему сказали: «У тебя есть подружка, Банти (мисс Ги), не так ли? Если ты не придешь еще раз, достанется ей». Гарри говорил, что он «боялся думать о том, что мисс Ги или его бывшей жене что-то угрожает, поэтому решил стать более послушным».
На следующий день состояние друга заметила Элизабет и спросила, что с ним случилось. Гарри ответил, что плохо себя чувствует, и рано ушел домой. Он снова не стал обращаться к врачу.
В апреле ему пришло очередное письмо, и Гарри ответил на него, потому что боялся, что на него будут давить через мисс Ги. «Я боялся, что они пришлют ей посылку, которая взорвется. Я думал, что они могут избить ее».
В баре был третий связной, представившийся как Джон. Он также упрекнул Гарри в бесполезности материала: «Вы работаете на военно-морской базе. Почему вы не найдете чего-нибудь получше?»
Во время суда Гоутон по фотографии узнал Джона в Василии Дойдалеве, втором секретаре польского посольства. Но к тому времени Дойдалева уже не было в Великобритании. Однако во время встречи с Гарри польский дипломат допустил любопытную ошибку. Он сказал ему, что в случае необходимости тот может отправить сообщение по адресу: Лондон, Ланкастер-роуд, 16. Если бы Гарри отправился с этой информацией в полицию, он стал бы героем, а не негодяем.
Но к этому времени Гоутона уже подготовили к работе с более важным человеком. Именно тогда Гарри встретился с центральной фигурой портлендской агентурной сети.
После того как Гарри два раза избили и предупредили, что ему и Банти может быть еще хуже, он был готов к работе под руководством советского разведчика. Сотрудничество между разведкой СССР и разведками социалистических стран, которое подтверждается делом Гоутона, описано в выступлении полковника Моната.
Он говорил, что «методы, используемые в работе 3–2, очень похожи на методы советских спецслужб. Это совпадение связано с тем, что 3–2 находилась под прямым контролем Советского Союза в период с 1951 по 1956 год, а также с тем, что польские офицеры проходили прекрасную подготовку в СССР… в 1955–1956 годах большинство советских офицеров, работавших в 3–2, были отозваны в СССР. Все ответственные посты были заняты польскими специалистами. С этого времени контроль советской разведки стал косвенным. В настоящее время в 3–2 работает только офицер связи Игорь Амосов (бывший помощник военного атташе в Вашингтоне, объявленный в 1954 году Соединенными Штатами персоной нон грата по обвинению в шпионаже).