Дочь все это выслушала и сказала: „Это неплохая история, папа, но я все равно не смогу это объяснить“».

Если мы подведем итог инцидента с У-2, то узнаем, что ЦРУ вышло из своего первого большого кризиса без потерь. Аллен Даллес никак не комментировал публикации об У-2, а протокол его выступления в сенате подвергся цензуре. Через полгода после катастрофы самолета его деятельность была поддержана администрацией президента Кеннеди. Уход А. Даллеса из ЦРУ никак не был связан с инцидентом с У-2. Русским также стало понятно, что США не собираются сидеть сложа руки, в то время когда их государственные секреты похищаются армией шпионов, ограниченных только собственной инициативой.

С другой стороны, У-2 стал главным фактором, сорвавшим встречу руководителей двух стран. Президент Эйзенхауэр признал враждебность обстановки, сложившейся после всех событий, уже 6 мая, когда на вопрос журналиста о предстоящем визите в СССР он ответил: «Если я поеду». Как оказалось, он туда не поехал…

Макмиллан, де Голль и Эйзенхауэр прибыли на встречу на высшем уровне как люди доброй воли, однако они ни на что не надеялись. Атмосфера была напряженной с самого начала. Хрущев, у которого в «запасе» был У-2, не преминул воспользоваться им. Его первыми словами 16 мая, во время открытия встречи, были: «Как всем известно, недавно военно-воздушные силы США предприняли действия, носившие провокационный характер по отношению к СССР». После этого он потребовал, чтобы Эйзенхауэр «осудил действия ВВС» и «отказался от подобных шагов в будущем». «Само собой разумеется, — продолжил Хрущев, — что, если правительство США согласится с этим, должны быть наказаны непосредственные виновники намеренного нарушения воздушного пространства СССР американским самолетом». Однако само собой подразумевалось и то, что ни один здравомыслящий глава государства не мог согласиться с подобными требованиями, и на этом встреча на высшем уровне закончилась.

Несколько дней спустя Чарльз Болен, специальный советник президента по вопросам СССР, провел эксклюзивную пресс-конференцию по итогам встречи. Он согласился с тем, что У-2 был одной из трех причин, из-за которых была сорвана встреча на высшем уровне. Второй причиной, по его словам, стали противоречия, существовавшие в Москве, которые побудили Хрущева занять твердую позицию. Третьей причиной стала уверенность советского руководителя в том, что ему не удастся урегулировать берлинский вопрос в свою пользу, поэтому он решил, что срыв переговоров не будет большой потерей для Советского Союза.

Неудача переговоров на высшем уровне ознаменовала собой окончание первой фазы инцидента с У-2, советская сторона торжествовала, а американцы зализывали раны. Советский Союз, желавший выгодно использовать сложившуюся ситуацию в целях пропаганды, готовил грандиозный суд над Пауэрсом.

Летчика, находившегося в тюрьме на Лубянке, содержали очень хорошо. В письмах жене, на которых стоял обратный адрес: ул. Дзержинского, 2, он говорил, что с ним «обращаются гораздо лучше, чем он ожидал». Из его писем можно сделать вывод, что с ним обходились, как с туристом, а не как с заключенным., Пауэрс писал: «2 мая меня возили на экскурсию по Москве. Я в восторге. Эти люди действительно гордятся своей столицей».

Об условиях своего «быта» он писал: «Есть мне дают больше, чем я съедаю, я много сплю… Я все еще много курю. Кстати, сигареты здесь довольно хорошие… Я гуляю каждый день, если не идет дождь. Однажды я даже загорал. До этого было слишком прохладно».

Пауэрсу также позволили осмотреть обломки его самолета. Выставка открылась в парке имени Горького 11 мая, она изобиловала обычными приемами советской пропаганды. Начало ее совпало с открытием финской выставки сельскохозяйственной техники и мебели, чем русские как бы подчеркивали огромный контраст между «мирной» экспозицией Финляндии и останками У-2. «Правда» писала: «Разница очевидна, и она явно не в пользу Америки».

Когда около 500 журналистов вошли в павильон, они встретили там пожилого мужчину, на гражданском костюме которого «совершенно случайно» был ряд орденов и медалей. «Меня зовут Александр Сергейчук, — сказал он. — Я знаю, что такое война, и я не понимаю, как американцы могут на каждом шагу кричать о мире и искренности и одновременно посылать к нам таких бандитов, как Пауэрс. Я простой советский человек и не понимаю, как эти люди могли пасть так низко и чего в этом случае стоит их мораль».

На выставке были представлены поврежденные крылья самолета, на которых не было обозначений, костюм и шлем Пауэрса, магнитофон, включенный советским техником, чтобы посетители могли услышать звуковые сигналы, карты, фотографии и другие документы. Не были выставлены ни пистолет, ни капсула с ядом, ни иностранная валюта.

«Американская выставка», как ее называли в городе, была открыта до 5 июля, когда ее перевезли в Дом Союзов, где должен был состояться суд. В парке выставку ежедневно посещало до 10 000 человек. Целые школьные классы ходили посмотреть на «американский самолет». В книге отзывов для посетителей практически не было добрых слов о пилоте и самолете, зато часто встречались такие слова, как «смерть империализму», «что вы за друзья?», «волк в овечьей шкуре».

18 июля, через два с половиной месяца после задержания, Пауэрсу предъявили обвинение в шпионаже и объявили, что он предстанет перед судом 17 августа. 9 августа он признал себя виновным по всем пунктам обвинительного акта и в тот день писал своей жене: «Мне назначили русского адвоката, и я уверен, что он сделает все, что будет в его силах».

В этом письме он также сообщал: «Я по-прежнему гуляю каждый день и уже хорошо загорел. Сейчас я читаю „Унесенные ветром“, мне эта книга очень нравится. Не знаю, почему я не прочитал ее раньше. Мне также дали Библию, которую я читаю каждый день. Я полюбил вечера, потому что с приходом ночи мне остается ждать все меньше дней. Раньше я не любил это время суток, потому что это значило, что я стал на день старше».

День начала суда, 17 августа, совпал с днем рождения Пауэрса. Ему исполнился тридцать один год. Открытие заседания было больше похоже на премьеру в опере, а не на судебный процесс. Американцы могли бы продемонстрировать подобную роскошь только в том случае, если бы суд над Абелем состоялся в Карнеги-холл.

Дом Союзов — дворец XVIII века, находящийся в центре Москвы, недалеко от Большого театра. Он был построен царями как концертный зал, в нем играли Лист, Чайковский, Рахманинов. Революция положила конец царским концертам, и здание стало использоваться в государственных целях — в нем, в частности, проводится ежегодный бал студентов Московского государственного университета. Дом Союзов также используется как здание, связанное с памятью советских руководителей — в нем прощались с Лениным и Сталиным.

Самый красивый зал Дома — Колонный, с двенадцатиметровых потолков которого свисают хрустальные люстры с лампочками в форме свечей. В конце Колонного зала стоял помост высотой больше метра, на нем были высокие стулья для трех судей. Над ними, словно дамоклов меч, висели огромные серп и молот. Пауэрс, входивший и выходивший через боковую дверь, охранявшуюся двумя военными, сидел слева от судей. На возвышении, где сидели судьи, стояло шесть ящиков, в них лежала часть экспонатов выставки, включая оранжевый парашют Пауэрса.

В первых рядах зала сидели журналисты и важные гости. Около каждого места для журналистов были наушники, с помощью которых можно было услышать перевод процесса на французский, немецкий и английский языки.

Вне зала стояли телефоны, печатные машинки. Процесс проходил на втором этаже, а на первом был буфет, здесь продавали шампанское, напитки, бутерброды с икрой и ветчиной. В холле можно было купить книги и журналы. Толпы народа хотели увидеть это представление, их сдерживала милиция, окружившая здание металлической оградой. Советское телевидение снимало все важные сцены. Перед началом заседаний и после каждого перерыва звенел звонок.