— Да, обладают, — сказал Платон и отошёл от повозки.

Он поговорил о Федоне с Критобулом, и тот пообещал уговорить отца дать Алкивиаду деньги на покупку Федона, поскольку Алкивиад хоть и богат и не жалеет денег на развлечения, лошадей и женщин, на добрые дела всё же скуповат, о чём в Афинах все знают.

   — Да и я добавлю, — сказал Платон, хотя был не столь богат, как Критон, отец Критобула. Его доходы складывались из того, что приносили имения и извоз, отданный на откуп освобождённым рабам. Впрочем, и то и другое теперь, когда шла война, приносило мало денег. Их едва хватало на содержание большого отцовского дома и новой материной семьи: у её нового мужа доходы были не ахти какими.

   — Ты думаешь, что жрецы заломят за Федона такую цену, что мой отец один не наберёт столько денег? — спросил Критобул. — К тому же я ему намекну, что покупкой Федона он окажет услугу Сократу. Для него отец ничего не пожалеет. Даже обрадуется, думаю, что удастся приставить к Сократу не раба, а неотступно следующего за ним проворного, умного и трудолюбивого ученика. Ты это здорово придумал, Платон. Кстати, а согласится ли сам Федон? Ты уже говорил с ним об этом? Ведь Алкивиад, купив Федона у жрецов храма Коры, сразу же даст ему свободу, не так ли?

   — Да, так, — ответил Платон.

   — И значит, Федон вправе будет распорядиться своею судьбой как ему захочется. А захочется ему, думаю, вернуться в Элиду, на Пелопоннес. Или нет?

   — Променять Сократа на Пелопоннес?! — удивился Платон.

Критобул рассмеялся: Платон так любил Сократа, что всё иное казалось ему ничтожным.

   — Но Пелопоннес — это родина Федона, — напомнил Платону Критобул.

   — У человека есть только одна настоящая родина — истина, и только одна настоящая семья — единомышленники.

   — Это так, — не стал спорить с Платоном Критобул, однако же предложил ему снова отправиться к Федону и поговорить об условиях выкупа.

   — Вместе с тобой, — сказал Платон.

Критобул согласился.

Юного раба долго уговаривать не пришлось. Оказалось, что Федон знает Сократа, что он не только видел, но и слышал учителя, по приказу жрецов ездил на Агор за покупками, что готов учиться у него всю жизнь, и даже дольше, если немолодой уже Сократ проживёт больше человеческого века.

   — Тогда жди нас через несколько дней, — пообещал Федону Платон, — Только никому не говори о нашем намерении, иначе жрецы вздуют цену, приписав тебе качества и умения, о каких ты и не слыхивал.

   — Я поцеловал бы вам ноги, — сказал Федон, стоя на повозке, — но в моём положении сделать это невозможно. Поэтому я целую ваши ноги только наполовину.

   — Как это — наполовину? — спросил Критобул, которому мальчишка тоже очень понравился.

   — Так говорят мои нынешние хозяева — жрецы храма Коры. Они утверждают, что готовность совершить поступок — это уже половина поступка, — смеясь, ответил Федон.

Пир, как и обещал новым друзьям Платон, состоялся на следующий день после его возвращения из Элевсина. Место праздника выбрал сам Платон. Он решил, что это будет не комната в доме, хотя помещений, способных вместить полсотни приглашённых, было предостаточно. Дом строил ещё дед Платона в ту пору, когда главным достоинством жилища считалось наличие залов, в которых мог бы собраться весь род. Теперь родовые связи ослабли, многие просто забыты, и в домах живут небольшими семьями. Да и то правда, зачем тесниться, ведь мир так велик, особенно для афинянина, который ещё недавно, пока не началась эта отвратительная война со Спартой, чувствовал себя всюду хозяином — и на материке, и на островах, и на далёких северных берегах Понта Эвксинского[37], примыкающих к Скифии.

Платон выбрал место для пира — сад, раскинувшийся сразу за высокой стеной перистиля[38]. Из внутреннего двора дома туда вела калитка, запиравшаяся по ночам на железный засов. Сад тоже был обнесён высокой оградой, вдоль которой с внешней стороны в незапамятные времена прорыли глубокий ров, а с внутренней стороны днём и ночью стену охраняли вооружённые рабы.

С младенческих пор Платон считал калитку, ведущую в сад, волшебной, потому что за ней начинался совсем другой, огромный и загадочный мир — мир деревьев, цветов и трав, мир солнца, ветров и дождя, мир загадочного шороха листвы в недоступной вышине, и ещё более таинственный мир корней, что временами вырывались из вздыбленной земли, когда под натиском бури валились старые деревья. Взрослые говорили о корнях, что они глубоко уходят в землю, и там, в холоде и темноте, не зная благодарности, ищут пищу для деревьев, которые красуются под солнцем. Что за бескорыстная преданность, что за самоотверженная любовь кроется в этих кривых, грубых и холодных корнях...

Посреди сада раскинулась просторная лужайка — любимое место детских игр Платона, а в центре её величаво возвышался огромный раскидистый платан. В тени великолепного дерева мог бы разместиться не один десяток людей. Мать говорила Платону, что этого великана посадил его прадед, чтобы под ним резвились все его потомки и вспоминали старика добрым словом. С каких-то пор этот платан стали называть Дедом, иногда Старым Дедом, потому что в дальнем углу сада, примыкающем к холму, рос ещё один исполин, помоложе, а потому именовался Молодым Дедом.

Платон решил расставить ложа и столы для пира под Старым Дедом. Благо, ночь ожидалась лунная, да и факелы были закуплены в таком количестве, что их хватило бы на две, а то и на три ночи.

Осень — идеальное время для ночных бдений в саду. Ещё не холодно, но уже не мучит духота. Пропали мошкара и ночные бабочки, летящие летом на огонь и падающие в чаши с вином, нет гусениц в листве, которые также доставляют немало хлопот в другую пору года.

Гости начали собираться ещё засветло. Первым пришёл Аристипп и, осмотрев место пира, заявил, что в таком саду, у таких яств, на этих мягких ложах он готов провести всю свою жизнь. Аристипп чувствовал себя вдохновителем предстоящего пира, ведь именно от него исходило предложение устроить праздник для друзей и учеников Сократа. Поэтому он даже отдал слугам несколько распоряжений — как лучше расставить ложа, где разложить костёр, чтобы любители горячих перепёлок могли бы разогревать мясо над огнём. О том, что пирующим будут поданы перепёлки, привезённые под вечер из имения, Аристипп конечно же узнал от слуг. Он поинтересовался, впрочем, и остальным: какое будет вино, что за лепёшки — пшеничные или ячменные, у кого куплен сыр, какого цвета будут яблоки — румяные или золотые и хорошо ли начесночена начинка для пирожков. Он сразу же выбрал место для себя и посоветовал, какое из лож предложить Сократу, Алкивиаду, Критону, поэту Агафону, куда уложить молодых и шумливых гостей. Платон принял советы Аристиппа и велел слугам запомнить всё, что тот сказал, поскольку Аристипп — это было по всему видно — лучше многих других знал, как разумнее устроить пир. Кажется, он даже пытался преподавать своим ученикам искусство подобных празднеств, что, впрочем, делали и другие наставники по части практической мудрости, разумно полагая, что учить надо всему, что способствует успеху в делах. О том же, что хорошо устроенный пир для полезных делу людей ведёт к быстрому успеху, знали, пожалуй, все.

Сократ пришёл вместе с Критоном, с которым, кажется, не расставался никогда.

   — Критобул говорил мне о Федоне, — сказал Платону Критон, — я дам денег на выкуп. Следует лишь уговорить Алкивиада.

Критобул явился позже отца, поскольку Сократ послал его за фиванцами, Симмием и Кебетом, — им трудно было самим найти дом Платона.

Алкивиад пришёл с Периклом-младшим и привёл с собой гетеру Тимандру. Со своей спутницей — юной сиракузянкой — прибыл и Аполлодор. Поэт Агафон для украшения пира привёл сразу троих танцовщиц, захватив также тимпаны, цимбалы и свирели. Антисфен пригласил рапсода Никия из Пирея. Сказывали, он знал наизусть всю «Одиссею» Гомера, а также множество стихотворений фиванца Пиндара, прославившегося в Афинах тем, что воспел блистательную победу над персами при Саламине. Эту поэму исполняли почти все рапсоды — как афинские, так и бродячие. Особой популярностью среди афинян пользовалась глава о том, как Фемистокл перед решающей битвой с персами собственноручно принёс в жертву богу Дионису-Пожирателю-Сырого-Мяса трёх племянников персидского царя, ранее захваченных в плен. Фемистокл задушил юношей на своём флагманском корабле на виду у всего флота.