Изменить стиль страницы

   — Завтра поднимемся к храму Деметры и расстанемся, — предложил Платон, — дабы не совращать друг друга подобными разговорами.

   — Нельзя вести поиск истины, не заглядывая в тёмные и запретные места, — сказал Аполлодор. — Другое дело, если поиск истины неугоден богам — тогда лучше навеки умолкнуть. Однако Сократ, наш лучший учитель, говорит, что познание — благо, а невежество — зло и что знание рождается из сопоставления мнений, где вопросы и ответы — ступеньки к истине.

   — Охо-хо, — вздохнул Критобул. — Но и в молчании рождаются благие мысли, не только в споре. Кратил говорит, что ничто из существующего не заслуживает слов.

   — Из существующего, но не пребывающего вечно, — возразил Аполлодор.

   — А что пребывает вечно? — спросил Критобул.

   — Мысль о вечности, мыслящая себя вечностью, — ответил словами Платона Аполлодор и снова засмеялся.

Дни поста, омовений и молитв они провели вместе. Вместе выслушивали ежедневные наставления жрецов и жриц у храма Деметры, у парадных ворот на акрополе и у священного источника близ Больших пропилей. И по-прежнему вместе спали в саду под сенью орехового дерева, но прежних бесед всё же не вели. Однако на шестой день под вечер около их пристанища в саду появились неожиданно Алкивиад и Перикл-младший, оба в военных доспехах, в шлемах, шумные и весёлые. За ними следовала свита из юных оруженосцев — эфебов и рабов. Рабы тащили в руках и на спинах корзины с кувшинами, кулями, фруктами и овощами. В кувшинах — вино, в кулях — хлеб, сыр, мясо, рыба. Когда всё это было разложено и расставлено на скатертях под деревом, стало ясно, что посту и воздержанию чающих посвящения пришёл конец. Платон сказал:

   — Я к этому не прикоснусь: посвящение бывает один раз, и у меня хватит сил, чтобы потерпеть ещё один день.

   — Когда-нибудь ты об этом пожалеешь, — заметил ему Алкивиад. — Однажды ты захочешь попировать с друзьями, но не будет ни вина, ни друзей. Каждый день жизни следует заполнять всем, что посылают нам боги.

   — Но надо ещё разобраться, что посылают боги, а что люди, — возразил ему Критобул и присоединился к Платону.

Зато Аполлодор от яств отказываться не стал. Не отвергли щедрых угощений и другие спутники Алкивиада и Перикла, а также те, кто присоединился позже, покинув свои уединённые пристанища в саду. Праздник был устроен не без причины. Народное собрание Афин избрало Перикла-младшего стратегом. Алкивиад был облачен в военные доспехи по роду службы — он продолжал нести охрану Священной дороги и Элевсина. Перикл же надел их по случаю своего избрания. Позже все узнали, что на нём были доспехи отца: Перикл-младший показывал всем бронзовый отцовский шлем с зазубринами, оставленными на нём вражескими мечами. Перикл-младший приехал праздновать к Алкивиаду, потому что тот был не только его двоюродным братом, но и во многом поспособствовал избранию Перикла-младшего афинским стратегом.

   — Я уже был осуждён за всё, за что только можно судить человека, — хвастаясь, сказал Алкивиад, — за неуважение к богам, за разрушение герм, за кощунственные мистерии, за измену отечеству... — Тут он вдруг сделал паузу, задумался, потом махнул рукой, как бы отгоняя от себя какое-то наваждение, и добавил: — Но боги меня берегли. Стало быть, заключил я, боги благословляют радости человека, которых у него не так много, и видят, что правда, а что навет. Слава богам Олимпа! — поднял он над головой чашу с вином.

   — Этот пир послан нам как искушение, — тихо сказал Платону Критобул. — Хорошо ещё, что испытание не слишком сурово. Боги, например, могли бы ночью положить к тебе в постель красивую женщину...

   — Да, ты прав, — согласился Платон и тут снова вспомнил о прекрасной Тимандре.

Ели они очень умеренно: оливки, смоквы, сыр, вино не пили, а лишь макали в него хлеб. Мясом бараньим не объедались, не притрагивались к чесноку и луку, чей запах, по утверждению жрецов-наставников, может отвратить от человека нежное божество, несущее образ откровения.

Заспорили о том, надо ли быть скорбным в дни посвящения? Что приносят священные откровения людям — печаль или веселье? Большинство сошлись на том, что это всё-таки радостное событие, поскольку открывает перед людьми врата вечной жизни. Аполлодор же, которого Платон недолюбливал, но не мог отказать ему в прозорливости и уме, сказал, что во всяком знании — скорбь, поскольку оно отнимает у человека беспечную свободу, требуя сообразных полученному знанию мыслей, слов и поступков.

   — Для глупого, — заявил он, — открыты все двери, а для умного — только одна, дверь истины. Правда, это самая лучшая дверь, но за нею нет ни свободы, ни веселья, а есть только... — Аполлодор замолчал и отпил несколько глотков вина из своей кружки.

   — Говори же, что там, — нетерпеливо потребовал от него Перикл-младший.

   — Где? — Аполлодор притворился, будто забыл, о чём говорил только что.

   — За дверью, — напомнил ему Перикл-младший.

   — За какой дверью?

   — Говори! — закричал Перикл-младший, свирепея. — Не прикидывайся, будто ты не помнишь, о чём говорил! Убью!

   — Ладно, — вздохнул Аполлодор. — Я действительно не хотел говорить, что там... Первое, что мы обнаруживаем, за этой дверью — смерть. Первая истина есть смерть, неизбежность конца. И сквозь эту истину человеку приходится смотреть на жизнь. Ей мы обязаны тому, что стали людьми.

   — Тьфу! — совсем разозлился Перикл-младший. — Знал бы, о чём ты скажешь, не стал бы допытываться. Глупость всё это, а не истина. Смерти нет! — выкрикнул он. — Выпьем за то, что её нет! И через эту истину будем смотреть на жизнь!

Смерти нет? Смерть, как и рождение, не начало и не конец: это всё равно как если бы человек вышел из дому, а потом вернулся обратно и назвал при этом уход из дому рождением, а возвращение — смертью. Ушёл и пришёл к своему вечному жилищу...

   — Эскато бабелои! Эскато бабелои! — кричал герольд, предваряя торжественный проход мистов при свете факелов через калитку в ограде, ведущую во внешний портик телестериона, — Непосвящённые изыдите! Эскато бабелои!

Этот его призыв относился к тем, кто не принял первое посвящение в Агрее, на малых мистериях, и не получил в храме Коры чёрный плащ. Когда же все мисты вошли в портик, герольд предупредил, что всякого, кто осмелится войти в пределы храма Деметры с осквернённой неверием и дурными поступками душой, ждёт смерть. Не та кончина, за порогом которой — вечная жизнь, а та, что зовётся падением в Тартар. Тот же, кто чист, пройдёт невредимым через царство Аида, через мрак к свету.

Следующий обряд многих развеселил. Мистам раздали шкуры оленей, в которые надо было облачиться. Возникшая кутерьма походила на игру детей, примеряющих чужую одежду, но невольное веселье старательно скрывалось под суровым взглядом герольда. Ведь оленьи шкуры — не карнавальный костюм и не обычная одежда вроде гиматия[36] или хитона, а знак грубой и смердящей плоти, в которую погружена в своём земном странствии человеческая душа. Как только с облачением было покончено, герольд приказал погасить факелы и следовать за ним в тёмный лабиринт под телестерион.

Шли медленно, держась друг за друга, в полной тишине, касаясь время от времени плечами холодных каменных стен и осторожно ступая босыми ногами. Иные постанывали от страха подземной тьмы, другие шептались, окликая друг друга. Были, конечно, и те, кто хихикал, не боясь гнева богов. Но вскоре и тихие стоны, и шёпот, и сдержанный смех были заглушены громкими и грозными голосами, доносящимися из гулкой тьмы подземелья. Вдруг сверкнула ослепительная молния и зарокотал гром. Непроглядная тьма ещё более сгустилась, будто все погрузились в чёрную морскую пучину. И подобно тому, как ночью на поверхности моря возникает таинственное свечение, из мрака стали всплывать странные, пугающие образы чудовищ — драконы, химеры, сфинксы, гигантские злобные привидения, терзающие свои окровавленные жертвы. Впрочем, их не удавалось разглядеть как следует. Они загорались как вспышки и гасли, едва возникнув, чтобы тут же уступить место новым видениям. Рычанье, стоны и голоса... Трудно было представить, как удалось устроить подобное представление, если только происходящее не было реальностью.

вернуться

36

Гиматий — верхняя одежда в форме плаща для мужчин и женщин.