В купе протискивается худенький парнишка, осматривается и вместе с маленькой девочкой начинает петь популярную тогда в Варшаве песенку «Враг напал на Польшу из сопредельной стороны». Посыпались подаяния. Вытащил из кармана медяки и я.

В Жирардове вагон притих — работая направо и налево прикладами, ворвалась толпа жандармов. Начался повальный обыск. Дошла очередь и до нашего купе. В проходе встали два здоровых жандарма. Один держит на изготовку автомат, другой обводит настороженным взглядом лица, вещи пассажиров. Я сижу с краю. Жандарм внимательно ко мне присматривается, потом берет своей лапищей с полки мой сверток и спрашивает:

— Это чье?

— Это мой хлеб, — отвечаю я, прикидывая одновременно возможность вырвать у него сверток и выскочить из поезда. Жандарм стоит удачно, прикрывая меня своим тучным телом от ствола автомата того второго, что в проходе.

Жандарм начинает разворачивать бумагу. Только бы не оторвалась корка! К счастью, под руку ему попался другой конец. Слегка его примяв, жандарм бросил буханку на полку. Моего соседа он обыскивал с пристрастием: унюхал запах самогона и заставил открывать все чемоданы. Из одного с триумфом извлек несколько бутылок. Прихватив чемодан и его владельца, жандармы вышли из купе.

В Пётркуве хищные, жадные взоры железнодорожной охраны снова ощупывают всех выходящих из поезда. Принюхиваются, словно голодные псы.

С вокзала я направился на улицу Среднюю. Приютившийся за железнодорожной станцией небольшой домик был просто идеальным местом для размещения рации. После переезда всей нашей группы в Варшаву здесь стало тихо и спокойно. Лишь изредка заходил сюда кто-нибудь от нас с донесениями и забирал от Игоря листки, испещренные длинными колонками цифр. Убедившись, что «хвоста» за мной нет, я остановился у калитки. Хозяйственная Кося копошилась в огороде. Узнав меня, она многозначительно улыбнулась и повела в дом. В окне мелькнуло лицо Игоря.

— Привез лампу? — встретил он меня вопросом прямо у порога.

Я вопросительным взглядом указал на Коею.

— Привез!

— Она в курсе, — успокоил меня Игорь. — Помогает мне во время сеансов, дежурит на улице, следит, не вертится ли кто поблизости.

Я разворачиваю сверток, Игорь не спускает глаз с моих рук.

— Какая лампа, от этого передатчика или немецкая?

— Немецкая.

— Угу… Подойдут ли ее характеристики?

— Подбирали инженеры, специалисты по радио. Это тебе подарок от Юрека Маринжа.

— Спасибо, сейчас проверим, — говорит Игорь с улыбкой и, не откладывая дела в долгий ящик, достает из тайника чемодан с комплектом радиостанции, раскладывает все на столике и начинает нагревать паяльник. Мне вспоминается, как на занятиях по радиотехнике в авиационной школе мы собирали радиоприемники и проклинали судьбу, считая это бесполезным занятием. Вот ведь, оказывается, в жизни все может пригодиться.

Я с интересом наблюдаю, как Игорь спокойно и уверенно колдует над рацией, копается в хитросплетениях разных проводов, что-то припаивает, проверяет напряжение и наконец подключает станцию к сети. Лампы начинают светиться, все больше накаляясь. Игорь легонько стучит ключом.

— Порядок, ночью даем концерт. Выходим в эфир в час ночи. Ну а пока расскажи, чем вы там занимаетесь и как устроились в Варшаве?

В дверях показывается Кося, вносит чай и бутерброды. Она с интересом смотрит на аппаратуру, потом переводит взгляд на Игоря.

— В порядке, сегодня ночью работаем. Приготовься дежурить.

Судя по ее поведению и ласковому взгляду, брошенному на Игоря, она влюблена в своего милого и неизменно тактичного квартиранта. Война любви не помеха…

Игорь сложил станцию в чемодан и засунул его под кровать.

За чаем я рассказывал о разрушениях в Варшаве, о наших общих товарищах, которых сумел отыскать, о твердости и решимости людей бороться. От Игоря узнал, что Збышек по заданию Миколая занят сейчас расширением сети наблюдательных пунктов на железных дорогах. Тадек Квапиш связал его с железнодорожниками из Колюшек[9]. Возможно, со временем удастся проникнуть и в Лодзь.

По секрету Игорь рассказал мне, может быть, стремясь как-то оправдать этим свои отношения с Косей, что в Збышека влюбилась Ванда Стахур. С Вандой мы познакомились через Эдека Згида. Это была очень живая, красивая и стройная девушка. Правда, при разговоре с ней несколько коробила ее, я бы сказал, чрезмерная прямолинейность, а подчас даже навязчивость. Я задумался. Почему Ванда ищет расположения Збышека? Неужели он действительно так уж ей нравится, или она преследует какие-то иные цели? Нам было известно, что у нее есть знакомьте и среди немцев. Что это? Следствие неразборчивости в знакомствах или она действует по чьему-либо указанию? Понять ее было трудно, но ведь и беспочвенным подозрением можно оттолкнуть нужного и честного человека. С другой стороны, проявишь чрезмерное доверие — как бы не пришлось потом кусать локти и пенять на себя за недостаток осторожности. Дело еще более осложнится, если девушка почувствует, что ее попытки завоевать симпатии Збышека наталкиваются на сопротивление. Тогда можно ожидать с ее стороны и острой реакции. Во всяком случае, появится повод для желания насолить Збышеку. Несколько настораживало меня и поведение Эдека Згида. Этот интеллигентный, начитанный юноша, о собрании книг которого в личной библиотеке с большой похвалой отозвался Миколай, был доброжелателен и исполнителен, но сам своих услуг никогда не предлагал. Он производил на меня впечатление актера, искусно дергающего за ниточки кукол, которые играют за него на сцене. Не скрывается ли за его помощью нам просто стремление следить за нашей группой. Во всяком случае, были данные, что АК проявляло по отношению к нам живой интерес[10]. Совершенно естественно, посвящение обоих в наши дела было неизбежно, учитывая их родственные отношения с теми, кто нам так самоотверженно помогал и ради нас подвергал себя смертельной опасности. Все мои опасения, однако, и гроша ломаного не стоили на фоне нашей общей неграмотности в деле конспирации. В этом смысле грешны были мы все, и особенно, пожалуй, наш командир. Порой его буквально захлестывали темперамент и фантазия. Ему казалось, что в Польше все только о том и думают, как бы включиться в борьбу с ненавистным врагом. А ведь нельзя забывать, что в тот период акция по борьбе с полицаями еще далеко не развернулась в таких масштабах, как это было позднее. Да и не все агенты гестапо ходили со свастиками и черепами на рукавах. Вечером приехал Тадек Квапиш с продуктами. Мне пришлось повторить рассказ о том, как мы устроились в Варшаве. Приближался комендантский час, и Квапиш стал прощаться, допытываясь у Игоря, чего бы повкуснее привезти в следующий раз. Тадек любил Игоря и таким способом выражал ему свои симпатии.

Вспоминая курсантское житье-бытье, мы с Игорем проговорили до часа ночи. Подошло время выходить на связь. Игорь снова достал чемодан и стал настраивать рацию, не прерывая при этом беседы.

— Раньше рацию прикрывал Тадек, затем Юзек Клюф, слов нет — ребята они боевые, но зато теперь, когда этим занимается Кося, в доме стало меньше посторонних людей. До привлечения к работе Коси приходилось ждать, пока все в доме уснут, и только после этого можно было выставлять через окно наружную антенну. Помню, однажды во время такой операции выпала форточка. Шуму было столько, что разбудили всех женщин. На следующий день пришлось оправдываться тем, что было, мол, душно и мы хотели проветрить квартиру. Женщины не особенно этому поверили и явно подозревали нас в ночных любовных похождениях, а мы не только не пытались поправить нашу пошатнувшуюся репутацию, но даже специально выставили на стол бутылку водки. После привлечения к работе Коси Тадек и Юзек помогли мне установить постоянную антенну, укрыв ее под штукатуркой стены и стропилами крыши. Теперь перед сеансом не надо выходить на улицу.

Чуть слышно скрипнула дверь, и в комнату на цыпочках вошла Кося.