Анна отстала на один шаг и продолжала путь позади него. Ее губы приоткрылись, щеки залились румянцем, а грудь высоко вздымалась. Она любила слушать Давида, когда он говорил с ней так, как сейчас, в глубокой чаще и во мраке вековых дубов. В такие минуты он особенно нравился ей как мужчина, и тогда в ней с еще большей силой просыпалась женщина. Она испытывала в душе какое-то особенно радостное чувство и счастье. И Давид, в душе которого еще боролись мальчик и мужчина, думал про себя, что никогда он не видел ее такой прекрасной.
Она распустила волосы и предоставила им развеваться под легким летним ветерком; почти каждый раз, когда она находилась с Давидом, она распускала их. Но почему-то сегодня, когда Давид взглянул на нее, он почувствовал дрожь во всем теле. И, между прочим, в этот вечер Анна отдавала себе отчет в том, что она именно потому распустила волосы, что это нравилось Давиду.
Девушка имела обыкновение набирать полную охапку цветов, проходя по опушке леса; когда она опустилась на колени и, весело хохоча, начала подавать их Давиду, тот вдруг бросил цветы наземь, быстро и с силой привлек ее к себе, схватил в объятия и стал так жадно целовать, что у девушки занялось дыхание. Она чувствовала, что никогда еще ее возлюбленный не целовал ее так, как сейчас.
Испустив легкий крик, она стала бороться с ним и, упершись обеими руками в его грудь, пыталась вырваться из крепких объятий. Но даже в эти мгновения борьбы ее сердце радостно билось от счастья и восторга. Она инстинктом проснувшейся женщины различала в лице и глазах возлюбленного ту страсть, которая поборола наконец юношескую робость. Тогда она перестала сопротивляться и, положив голову к нему на грудь, еще крепче прижалась всем телом.
Но в этот момент, который должен был запечатлеться на всю жизнь в душе молодого человека и девушки, раздался насмешливый хохот; Анна с быстротою молнии вырвалась из объятий Давида, а тот в мгновение ока повернулся лицом к месту, откуда доносился смех.
Шагах в двенадцати от молодых людей из-за рощицы диких сумах показались три человека, и смех принадлежал тому, который шел впереди других. Но как только Анна Сей-Дени повернулась, улыбка исчезла с лиц незнакомцев. Тот, кто находился впереди, почтительно снял шляпу и, низко кланяясь, стал рассыпаться в извинениях.
— Ради Бога, простите, мадемуазель, — начал он. — Мы не видели и не слышали вас и были уверены…
— Вы лжете! — прервал его Давид Рок, делая шаг к нему. — Вы великолепно видели и превосходно слышали, и вы смеялись потому, что не знали, что имеете дело с мадемуазель Сен-Дени. И что еще вы думали, разрешите узнать?
Анна потянула его за рука и умоляющим голосом стала просить:
— Ради Бога, довольно! Уйдем, Давид!
И раньше, чем молодой человек успел ответить или повернуться к ней, она по узкой тропинке нырнула в лес, и тогда Давид, не торопясь, поднял ружье, подобрал цветы и последовал за ней.
— Черт возьми! — с восхищением в голосе воскликнул один из мужчин, следовавших позади первого. — Скажите, Водрей, видели вы такую красотку в своей жизни? А вы, де Пин? И, между прочим, недурную историю вы затеяли, подкравшись потихоньку к такой сцене! А этот молодой дикарь — кто он такой? Черт меня возьми, если он ее не целовал! Как крепко он держал ее в своих объятиях! И я бы сказал, что ей это было вполне по душе, если я хоть что-нибудь понимаю в женщинах.
— А то, чего вы не понимаете в женщинах, могло бы наполнить две книги, Биго! — воскликнул де Пин. — А не заметили ли вы случайно, какие у нее волосы?
— Божественные! — воскликнул Биго. — Я бы заплатил губернаторским постом за право быть на месте этого дикаря.
— Разрешите поймать вас на слове, мсье, если вы действительно говорите серьезно, — сказал де Пин. — Вовсе нет надобности платить такой дорогой ценой — предоставьте только мне заняться этим делом.
Франсуа Биго, последний и самый могущественный из интендантов французского короля в Новой Франции, быстро сделал несколько шагов вперед и вышел на тропинку, по которой скрылись Анна Сен-Дени и ее молодой возлюбленный. В его глазах загорелся страстный огонь, а на хищном лице появилось выражение, которое можно видеть на лице охотника, выжидающего добычу.
Позади него стоял де Пин и глядел через плечо интенданта; он был щегольски одет, а лицом напоминал хитрую лису. Де Пин был правой рукой Биго и самым близким к нему человеком; весь Квебек знал, что этот человек продал свою жену, прекрасную Анжелику, интенданту в обмен на милости последнего, давшие ему возможность нажиться.
А за этими двумя стоял, потирая руки над изрядным брюшком, маркиз Водрей, губернатор королевских владений в Луизиане. Это был веселый, счастливый, бесконечно гордый собой и абсолютно бессовестный человек, настоящий маленький петушок, который, казалось, вот-вот лопнет от своей напыщенности. Как это нередко случалось и раньше, Водрей сейчас откровенно сказал то, что было у него на уме.
— Как это хорошо, что здесь нет мадам де Пин, — в противном случае двойное предательство ее мужа — хе-хе-хе! — несомненно унизило бы ее!
И Водрей еще быстрее стал потирать руки, когда заметил, что затылок де Пина стал багровым. Что касается Биго, то он метнул на маркиза взгляд, полный яда.
Но почти сейчас же злобное выражение на лице Биго сменилось веселой улыбкой, и он разразился тем искренним смехом, который иногда обманывал даже самых осторожных его врагов.
— Ваше счастье, Водрей, что вы слепы к женской красоте, — шутливым тоном заметил он — Потому-то вы в такой степени любите самого себя, и потому я хочу притащить вас из Луизианы, чтобы в будущем году сделать вас губернатором всей Канады. У меня будет уверенность что вы никогда не станете моим соперником, ха-ха-ха! Что же до этой девушки и этого дикаря, который был с ней то я по-прежнему предлагаю губернаторский пост за первую и кое-что равноценное за голову второго.
— Должен ли я понимать, что вы командируете меня передать ваше предложение ее отцу? — спросил де Пин с лукавой усмешкой.
С лица Биго исчезла улыбка — его веселое настроение кончилось.
— Мы должны скорее вернуться и хорошенько посмеяться вместе со старым Сен-Дени над этим инцидентом, пока девушка сама не передала ему о случившемся по-своему заметил он трезвым тоном — Вы большой дурак де Пин если могли подумать, что она дочь какого-нибудь окрестного «мужика».
— Разрешите вам напомнить, Франсуа, что вы знали довольно много дочерей «мужиков», которые были, однако, весьма прекрасны, — ответил де Пин, подмигивая и пожимая плечами — Что же касается этого инцидента, свидетелем коего нам случилось быть, то я готов смотреть на это как на счастливый случай здесь кроется безграничный источник, если разрешите мне так выразиться, для романа.
Биго ничего не ответил, и все трое молча повернули к лесу Гронден и замку барона Сен-Дени.
Через несколько минут из леса показалась фигура человека, который, весело насвистывая, шел им навстречу.
— Опять этот осел, Пьер Ганьон, который повсюду сует свой нос! — заметил де Пин с брезгливой гримасой — И вечно насвистывает одно и то же. Чем больше его оскорбляют тем больше проникается он уверенностью, что его любят. Я никак не могу понять, почему все девушки Квебека с ума сходят по нему? Уж не потому ли, что они знают что он не может им причинить какого-либо вреда.
Биго кивнул головой в знак того, что по достоинству оценил сарказм своего друга. Водрей, который шагал, с шумом втягивая в себя воздух, сделал вид, будто ничего не слышит. Но, несмотря на то, что внешне он ничем не выдавал своих мыслей, его мозг работал с лихорадочной быстротой и при этом с изумительной ясностью, и только в глазах маркиза загорелся алчный огонек.
Анна Сен-Дени дожидалась Давида Рока на опушке леса Гронден среди великолепных гигантских дубов.
Она уже успела снова заплести свои косы, и ее лицо горело отчасти от быстрого бега, отчасти под действием обуревавшего ее гнева, оскорбленной гордости и стыда. Но коша она заметила, что ее возлюбленный настолько же спокоен и холоден, насколько она взволнована, она протянула ему обе руки, взяла у него цветы и сделала попытку расхохотаться.