Изменить стиль страницы

Уважаемый Ильхам муаллим! В ответ на Ваши недоуменные сентенции Игорь Мурадян в это же время в республиканской газете «Хорурдайин Айастан» изложил свою концепцию «моей земли»:

«Нагорный Карабах может обеспечить примерно 25–30 процентов потребностей республики (конечно, Армении — Ю. П.) в высококачественных плодах и ягодах, 25 процентов производства в республике молока и мяса, треть производства зерна, значительную часть производства картофеля. Есть возможность превратить Арцах в табаководческую, винодельческую и шелководческую базу республики. Если же брать в целом… без сельскохозяйственных ресурсов Арцаха самостоятельность Армении невозможна… Арцах следует считать незаменимой сырьевой базой для строительной индустрии республики. Ресурсы области могут избавить республику от завоза сырья для производства керамики, стекла, и самое главное — гипса для цементной промышленности». А излюбленная Илхамом Бадалбейли Топхана, «поле Куликово, исподтишка застраивалась корпусами алюминиевого завода под руководством кремлевского наместника Аркадия Вольского.

В том же 1989 году газета «Советский Карабах» поместила снимок медали, изготовленной в Венеции при активном участии самого Комитаса Мамукяна. На лицевой стороне медали изображена карта Армении вместе с НКАО и Нахичеванской автономной республикой (последняя — слегка затушевана — то ли по политическим соображениям, то ли из-за качества венецианской позолоты) и надписи на армянском языке: «Карабах наш» и «Карабах — это наш Арцах». На обратной стороне проштамповано: «О, народ армянский, твое спасение в твоем единстве», «Нас мало, но мы армяне». «Мы были, есть и должно нас быть больше». Медаль, по сообщению газеты, предназначена для награждения представителей культуры, искусства, литературы, а также государственных и военных деятелей в прошлом, настоящем и будущем, проявивших себя в деле воссоздания «Великой Армении», а также воссоединения с «неотделимой» ее частью — Карабахом, Нахичеванью и другими землями Азербайджанской Республики.

Престижная награда, что и говорить, продуманная безо всякой иронии, на трезвую голову. Тем горше от этой затеи — поощрения «представителей» за откровенную агрессию и пропаганду националистических идей.

В традиционно интернациональном Баку на ноябрьских митингах 1988 года ораторов от интеллигенции растерянно спрашивали:

— Почему же наша нация должна быть в каком-то оскорбительном для себя положении в отношении армянского народа? Разве мы посягнули на территорию Армении? Нет, добрососедство должно быть взаимным…

Специалиста по Кавказской Албании Фариду Мамедову покоробили некоторые аргументы организаторов митинга: «Да, такой-то хороший ученый, но у него же мать русская. И такой-то — ничего человек, но у него мать немка или даже бабушка…». Взглянув на исступленные лица собеседников с красными повязками на головах, доктор исторических наук ответила однозначно, как думала:

«Слава той русской женщине и той немке, и вообще женщине любой другой национальности, которые родили нашему народу достойных сыновей! И горе тем азербайджанкам, чьи дети пятнают себя».

И выразила в заключение точку зрения азербайджанской интеллигенции на психологию своего народа:

«Когда идут разговоры о национальной чистоте, и с этой целью «просвечивается» вся родословная человека чуть не до седьмого колена, — ничего, кроме брезгливости и сожаления, это у нормального человека вызвать не может. Нашему народу, насколько я знаю, никогда не были свойственны потуги на национальную исключительность и неповторимость и связанные с ними амбиции».

Г. Старовойтова, знакомая с Арменией по стихам Нарекаци и повести Андрея Битова, сразу поддержала карабахские потуги своих ереванских друзей. Шел февраль 1988 года, Раиса Максимовна Горбачева три месяца назад с благодарной улыбкой уже приняла подношения «от армянского народа советскому народу» в вашингтонском посольстве, а Г. Старовойтова, по ее признанию, лежала в Москве со сломанными рукой и ногой. «Не имея возможности вылететь в Ереван, я написала письмо сочувствия, адресованное С. Капутикян и 3. Балаяну, — рассказывала вскоре, не скрывая восторга, кандидат в народные депутаты от Армении. — Было очевидно, что мы находимся перед лицом исторического события, не просто случайного народного выступления, а выстраданного всем ходом истории народного движения».

Стоп: прозвучала самая первая идеологема о «выстраданном ходом истории народном движении», хотя в ту начальную пору всем наблюдателям (без исключения) было ясно стремление Армении подчинить себе часть территории соседней республики. Через неделю во имя желанного «народного движения» был запущен «сумгаитский процесс» (выражение самой Г. Старовойтовой).

Впрочем, и в те дни, и впоследствии «наша Тэтчер» явилась рупором пристрастных в отношении Карабаха взглядов академика Андрея Сахарова, признанного борцом за права человека в самом непорочном значении этих слов. Академик же бездоказательно утверждал, что «исторически вся область Нагорный Карабах (Арцах) — являлась частью Восточной Армении», объявляя при этом, что движение в Армении носит «законный и мирный характер», Азербайджан же не вызывает в его памяти ничего, кроме «страшных картин геноцида 1915 года».

Через год в феврале 1989 года, можно было подвести некоторые практические результаты запущенной в общественное сознание идеологемы. Принятые решения по Нагорному Карабаху кремлевской бюрократией показали: «чувствительный он, оказывается, государственный организм’’. Это заключение Г. Старовойтова сопроводила постановкой вопроса о том «стоит ли объявлять охранной зону вокруг этой эклектической постройки» (то есть СССР — Ю. П.), не брезгуя даже ссылкой на убеждение В. И. Ленина: государство сильно сознательностью масс и призывая ошарашенных демократией сограждан: «Давно нам нужен Пленум ЦК КПСС по этим вопросам». Политическую конъюнктуру теперешняя госпожа блюла всегда неукоснительно, будучи уверенной, что на предстоящем Пленуме ЦК по совершенствованию межнациональных отношений, благодаря помощнику Генсека, академику Г. Шахназарову, не прозвучат «однозначно негативные тенденции о сепаратистских тенденциях». Сама Старовойтова в ту предвыборную пору предпочитала говорить о них нейтрально: право на самоопределение — конституционное право наций. Это была вторая по счету идеологема, которая наиболее полно оценена в рассмотренном нами письме ленинградского рабочего Игоря Пояркова.

Как бы ни относились сегодня к распаду СССР различные политические партии и отдельные люди, роль авторов и исполнителей карабахского сюжета в этом процессе все же явно недооценена. 14 апреля 1992 года газета «Комсомольская правда» опубликовала интервью с писателем Львом Копелевым, живущим в Германии. Писателю, по его словам, «больно» от того, что происходит в бывшем Советском Союзе, и он признает, что «советская империя была исторически обречена, должна была распасться». И приводит поразительный факт: «еще в 1970 году мы говорили об этом с Андреем Дмитриевичем Сахаровым». И хотя Копелев сожалеет, что «распад этот произошел так быстро и так страшно», само признание о замысле академика Сахарова многого стоит.

Призвав к разрушению «охранной зоны вокруг эклектической постройки», то есть границ СССР, старший научный сотрудник при Президиуме Академии наук вступила в борьбу, с Хельсинкским соглашением 1975 года о неприкосновенности современных границ, подписанным 33-я ведущими державами Европы и Америки. Это положение распространялось и на внутренние границы СССР, поскольку под соглашением стояла подпись Л. И. Брежнева.

Борцы за права человека начали попирать эти права у себя на родине, безнаказанно и непогрешимо, при полном молчании прессы и власть имущих.

Впрочем, я ошибаюсь. Израильский публицист Роберт Давид назвал поддержку сепаратистов Нагорного Карабаха «кровавой ошибкой А. Д. Сахарова», возложив основную вину на Елену Боннэр. «Ее притязания на авторские права Сахарова уже после его смерти, — объясняет Р. Давид, — основаны на ее полном господстве над Сахаровым при жизни». «Настоящим анекдотом» счел израильский публицист попытку Е. Боннэр отказаться от Нобелевской премии мира от имени покойного мужа. «Сам Сахаров не безвинен, — настаивает Р. Давид, — ибо ни один муж не дает жене править собой, если его это не устраивает».