Секретарша сразу поняла, что ему не до вопросов, и только спросила:

— Герр оберст приготовил поручения?

Он не очень-то вежливо махнул рукой, и она моментально скрылась за дверью.

«Вот пришел и мой черед», — думал тем временем Ашенбреннер. Он даже про себя в суеверном страхе не называл то ведомство, которое почтило его своим вниманием. «В интересах великой Германии» — каков аргумент! Но ничего не возразишь, если не хочешь однажды проснуться или, лучше сказать, не проснуться, в родном Берлине, в доме на Вильгельмштрасе, 8»[1].

И он промолчал.

Он согласился.

Палец нащупал сигнальную кнопку у ножки письменного стола. С блокнотом и автоматическим пером вошла секретарша. Кратко, будто экономя слова, он сообщил, что завтра с группой авиационных специалистов выезжает на Урал. Отправление с Курского вокзала. Поезд Москва-Пермь.

Домой, в гостиницу, Ашенбреннер возвращался в смятении.

«Почему такая спешность?» — спрашивал он себя в который уже раз.

Берлинский гость на этот вопрос ответил так: «Чтобы успеть подготовиться к дню рождения фюрера, который намечается провести как национальный праздник — с приемом официальных лиц страны пребывания, с речами перед колонией проживающих здесь соотечественников. А день этот, как известно, двадцатого апреля». Но такая мотивировка лишь для отвода глаз. Посол перед отъездом сказал, что возвратится не скоро, и дал понять: ничего этого не будет. Дезинформация и разведывательные цели — понятно, но не потому ли такая поспешность, что Германия остановилась у последней черты и вот-вот начнется война с Россией?

В этот вечер он лег с больной головой. А рано утром к посольской гостинице подошел автомобиль. «На Курский вокзал», — коротко приказал Ашенбреннер.

Поезд, которым следовала группа германских авиационных специалистов, отошел от платформы точно по расписанию.

Явившись по вызову в управление госбезопасности, Архипов ознакомился с сообщением, полученным из Центра. И сразу же приступил к разработке операции.

Германа Васильевича Кожевникова за глаза называли двужильным. Он мог полдня пробыть в своем кабинете, потом посетить цеха, побывать в партийных органах, провести совещание, отправиться домой в восьмом, а то и в девятом часу вечера, а в полночь снова появиться на заводе, чтобы лично понаблюдать работу конвейера в это сонное время суток. И ничего, утром он бывал неизменно бодр и выглядел вполне отдохнувшим. Возраст, что ли, помогал выдерживать такую нагрузку? Тридцать четыре года было директору

Простившись за полночь с Архиповым, Герман Васильевич приветливо махнул ему рукой и проводил взглядом автомобиль, отъехавший от заводоуправления. Теперь надо было основательно обдумать все то, что он услышал от Архипова, потому и решил отправиться домой пешком. Собственно говоря, его не только ввели в курс дела, но и познакомили с планом действий. На основе этого общего плана он намеревался прикинуть свой собственный, предусмотрев роль конкретных людей в конкретных обстоятельствах, осуществление разных мер производственного и иного порядка.

Итак, с однодневным визитом прибывает группа авиационных специалистов из Германии. Официально цель их поездки — ознакомление с передовым в Советском Союзе моторостроительным заводом, который работает на всю авиацию. Следовательно, прием надлежит организовать так, как подобает в подобных случаях. Но это — официально. На самом же деле их задача — осмотреть опытное производство, где в ожидании государственных испытаний стоит «двухрядная звезда» Швецова. Уже самое наличие скрытой цели говорит об истинном лице прибывающих гостей. Тем не менее надо соблюсти внешние приличия, чтобы не вызвать эксцесса, и в то же время необходимо решительно перекрыть доступ к нашим секретам.

Именно так была оценена складывающаяся обстановка, когда Кожевников беседовал с Архиповым. Тот несколько раз повторил: «Бдительность и еще раз бдительность!». Сам собою напрашивался вывод: надо сделать все необходимое и возможное, чтобы не дать врагу осуществить свой замысел. Для этого придется...

Дома Кожевников взял чистый лист бумаги, разграфил его иа три части и крупно надписал: «Первое. Второе. Третье». В одну графу он внес фамилию главного инженера, в другую — начальника производства, в третью — директора заводской фабрики-кухни. Именно от этих людей, по замыслу чекистов, зависел самый первый, подготовительный, этап операции.

Главный инженер завода Виктор Павлович Бутусов был фигурой колоритной — что внешностью своей, что биографией. Среднего роста, атлетического склада, чуть рыжеватый — это он получил приглашение Горького рассказать на страницах журнала «Наши достижения» о том, как «постепенно становился коммунистом, новым человеком»; это он стоял рядом со Сталиным на трибуне Мавзолея в скорбный час похорон Серго Орджоникидзе и от имени московской инженерии произнес слово прощания; это он выступал у памятника Пушкину в столетнюю годовщину смерти поэта; это он был членом правительственной комиссии по перелету Владимира Коккинаки из СССР в Северную Америку.

Бутусов родился на Средней Волге. Восемнадцатилетним деревенским парнем он добровольно записался в Красную Армию и в Конармии Буденного прошел всю гражданскую войну. В деда своего, что ли, полного георгиевского кавалера, пошел он храбростью? Молодой рубака был награжден почетным революционным оружием.

Потом была Москва. Работа и учеба, да еще забота о девяти братьях и сестрах, которых увез из голодающего Поволжья. Затем, в 1930-м, он стал коммунистом, еще через год получил диплом инженера. А еще через шесть лет его, уже видного специалиста авиационного моторостроения, награжденного орденом Красной Звезды, командировали в Соединенные Штаты Америки представителем СССР по закупке оборудования. Там он пробыл долгих три года. Правда, с кратковременными отлучками в Англию, Францию и Германию, где, как и в Америке, изучал моторостроительное производство.