А потом он шагнул к магам. И хотя они стояли со всех сторон, каждому показалось, что Линард шагнул именно к нему. Миг – и они побежали, завывая от ужаса, на ходу испепеляя друг друга в тщетных попытках выбраться из бегущей толпы. Горделивые воины улепетывали без оглядки, даже не пытаясь применить свое магическое искусство, потому что того, кто надвигался на них, заклятья уже не брали. С тихим безвредным шорохом они осыпались с его неуязвимого тела, хрустели под ногами, ни одно заклятье не могло с ним совладать. Он шел, словно Бог Войны, а за его спиной уродливой тенью кривлялась Смерть. Неминучая и лютая.

Оставшиеся в живых разведчики, воины Аргелла и гвардейцы Рионна бежали следом за ним – и ночь почернела от черных плащей убитых магов.

Однако чем гуще тьма, тем легче дышится злу. Великий Магистр со своей лучшей дружиной надвигался на Линарда, а следом за ним спешила и вся черная армия – немалая сила! И тогда Линард воздел свой меч высоко в небо и громовым голосом запел древнюю песню Оннера. «Призывание Всадника.» И Облачный Всадник откликнулся на зов – да как! В пении рогов возник он сам, огненно-золотой на фоне мглы, а вслед за ним мчалась огненная конница. Много конницы. И мечи в их руках пламенели ярче чем магические огни.

И маги не выдержали. Один за другим возникли четыре огромных портала, торопливо поглотившие остатки черной армии.

Художника разбудило незнакомое ощущение. Поразмыслив, он пришел к выводу, что это был пинок. Пинок… Пинок?! Эстен Джальн не получал пинков так давно, что успел позабыть те дивные чувства, которые пробуждает в организме упомянутое действие. Черных магов, в особенности же Великих Магистров, никто не пинает, а пнуть художника живущего в собственной картине попросту некому. Разве что Ученик мог бы, но ему это как-то не приходило в голову. И вот – на тебе! Такая неожиданность. Разлепив глаза, он разглядел пинателя – и нельзя сказать, чтоб не удивился. Скорее наоборот.

– Я не привык получать подобные знаки внимания от моих клиентов! – язвительно заявил Эстен Джальн. – Вам что, портрет разонравился?

– Да нет, портрет-то в полном порядке, – заявила Судьба. – А вот художник… дрыхнет тут, а я за него отдувайся!

– Дрыхнет?! – возмутился Эстен Джальн. – Не дрыхнет, а отдыхает от трудов праведных! И вообще… что за тон?! Нет, конечно, я все понимаю, на гениев всегда клевещут, судьба у них такая… но чтобы такое… и от такой… красавицы! – закончил он обведя восхищенным взором профессионала всю Судьбу с ног до головы.

– Когда я захочу, чтобы ты написал меня обнаженной, я сама тебе об этом скажу, – усмехнулась Судьба. – Да, и осторожнее со словом «судьба» в моем присутствии… не люблю пустопорожних святотатств. А теперь слушай. Времени у тебя мало…

– Времени? – удивился Художник. – Почему у меня мало времени?!

– Не перебивай, – нахмурилась Судьба. – Ты просил у меня за двоих, ведь так?

– Так, – насторожился Художник. – А что…

– Заткнись и слушай. Курту теперь ничто уже не угрожает. Скорей, он сам является угрозой. Счастье еще, что он такой хороший мальчик. А вот второй твой приятель, такой смешной маленький человечек… как его…

– Гном, – педантично поправил Джальн. – Он не человечек. Он гном. А зовут его Йолн Холнамуртен. А что с ним?

– Вообще-то он умер, – поморщилась Судьба. – Ты ведь начал ему помогать, так почему бросил дело на полдороге?!

– Но…

– Вот тебе и «но»! Я придержале его душу, хоть это и против правил, но если ты немедля не спасешь его тело, душе просто некуда будет вернуться.

– Где он?! – возопил Эстен Джальн, вскакивая. – Где?!

– Там же где был, полагаю, – промолвила Судьба. – Спеши, Эстен! Спеши.

– Сейчас! – рявкнул Эстен Джальн, хватая кисть. – Гений! Гений не должен умереть! Гений обязан быть бессмертным!

Одним движением кисти Эстен Джальн нарисовал портал. Шаг – и его уже не было в созданном им мире.

– И никакой он не маленький… – прошелестело в пустоте портала. – Он велик. Огромен. Вселенная – лишь пылинка с его башмаков!

Судьба усмехнулась.

– Учитель! Что случилось, Учитель?! – в распахнувшуюся дверь влетел Ученик.

Он испуганно глянул на гаснущий портал, вздрогнул, увидев Судьбу, после чего, сообразив, низко ей поклонился.

– Не шуми. Он сейчас вернется, – коротко ответила та. – И не пугайся так. Творец должен быть бесстрашен.

Эстен Джальн возник на холме, усеянном мертвыми телами. Торопясь, он запутался в собственном портале, лохмотья которого теперь свисали у него с носа и с ушей. Его вид перепугал бы любого – если бы было кого пугать… но все маги сбежали, преследуемые остатками армии Эруэлла, Флейта не замечала сейчас никого, кроме мертвого Керано, а сами мертвые никого и ничего уже не боялись.

Эстен Джальн был страшен. Торопливо продираясь из нарисованного мира в реальный, Эстен краем портала зацепил несколько сотен других миров, а потом разорванные лохмотья портала повисли на нем, переливаясь ухмылками и гримасами сотен и сотен чудовищных и чуждых обликов, странно изломанных, сплетенных и спутанных между собой. Даже самый безумный черный колдун заорал бы от ужаса при виде Джальна – но ужасаться было некому, и только бесстрастные глаза мертвых равнодушно взирали на мечущееся по склонам холма пугало… да еще комар, решивший его укусить, вдруг оторопел и с глухим стуком упал на траву.

– Ну наконец-то! – воскликнул Эстен Джальн, завидев гнома. – Йолн, дружище! Ты просто не имеешь права быть мертвым!

Схватив гнома в охапку, Джальн нарисовал еще один портал и быстро шагнул в него. Они исчезли.

Завидев Эстена Джальна с гномом на руках и остатками теперь уже двух порталов на морде, Ученик сунул в зубы кисть и принялся ее жевать. Ведь сама Судьба только что говорила ему о пользе бесстрашия… нельзя же после этого вот так вот взять и заорать со страху. Однако орать хотелось, так что кисть оказалась очень кстати. Она разжевалась с громким хрустом.

– Бедный мальчик, ты не завтракал? – обеспокоилась Судьба. – Эстен, ты слышишь? Сними немедленно с ушей все эти макароны и накорми своего Ученика!

– Что… снять с ушей?! – оторопел Джальн.

– Ох уж эти гении… – вздохнула Судьба. – Никогда не ведают, что творят.

– А разве я что-то натворил?

– Да так, помаленьку, – усмехнулась Судьба. – Продираясь сквозь свои кошмарные порталы, ты зацепил кучу миров и измерений. Прекратил три войны, предотвратил два важнейших открытия, восемь убийств, двенадцать ограблений, семь восшествий на престол, помешал уютному ужину при свечах и заодно намотал на уши чьи-то макароны с сардельками. Если ты их аккуратно снимешь, твой Ученик не умрет от голода и, по крайней мере, прекратит грызть кисти. Меня раздражает этот звук. Ну, что стоишь? Давай мне своего гнома и отправляйтесь завтракать. Сама не знаю – за что я вас люблю?..

Мертвый гном перекочевал в надежные ладони Судьбы, а художники отправились завтракать.

Когда Эстен Джальн покинул холм, а где-то вдали затихли звуки боя, наступила пронзительная тишина. Юная ведьма не могла больше плакать. Она держала руку убитого Керано и молча смотрела в никуда. Быть может, именно поэтому она заметила чудовище. Те, кто смотрят в никуда, чаще других замечают чудовищ. Чудовище медленно шло по склону холма, собирая павших. У чудовища были совершенно чудовищные карманы. Много карманов. Поэтому всем мертвым хватало места.

Флейта молча смотрела на приближающееся страшилище. Она понимала, что должна испугаться, но у нее не получалось. Что-то навсегда окончилось для нее. Она ничего не боялась и ничего не хотела. У нее не осталось сил бояться и хотеть. Она просто сидела и смотрела, как чудовище собирает мертвых.

– Ты зачем это делаешь? – спросила она, когда чудовище протянуло к Керано свою ужасную когтистую лапу.

– Я их ем, – объяснило чудовище.

– И… его? Его – тоже… съешь? – прошептала ведьма.