Изменить стиль страницы

— Так что же это за факты? — не отступал Грэхем, всеми силами стараясь заставить ученого заговорить. — Что — развеяло по ветру Силвер Сити? Что прервало эксперименты целой группы ученых, прикончив их таким образом, чтобы не вызвать никаких подозрений? Что только сегодня убило начальника полиции Корбетта?

— Корбетт? Так он тоже погиб? Бич погрузился в длительное раздумье, устремив глаза через плечо собеседника на занавешенную дверь. В комнате повисла тишина — только настольные часы отсчитывали время, оставшееся до смерти. Один ум лихорадочно мыслил, другой с суровой неумолимостью ждал. Наконец Бич встал и выключил свет.

— Лучше наблюдать за экраном в темноте, пояснил он. — Садитесь сюда, рядом со мной, и не сводите с него глаз. Если он засветится, начинайте думать о чем-то постороннем, или само небо не сможет вас спасти!

Придвинувшись поближе к ученому, Грэхем устремил взгляд во тьму. Он знал: наконец-то дело вот-вот сдвинется с мертвой точки, и его безжалостно терзали угрызения совести.

«Ты обязан выполнить приказ! — не умолкал в нем внутренний голос. — Твой долг — связаться с Лимингтоном, как тебе было велено! Если Бичу придет конец, а вместе с ним — и тебе, то мир ничего не узнает, кроме того, что ты потерпел неудачу, как и все остальные, причем только потому, что не захотел выполнить свой долг!»

— Грэхем, — произнес из темноты хрипловатый голос Бича, положив конец покаянным мыслям разведчика, — мир получил научное открытие такой же величины и важности и такой же далеко идущей перспективы, как изобретение телескопа и микроскопа.

— Что же это?

— Способ расширения видимой части спектра далеко за пределы инфракрасного диапазона.

— Вот оно что!

Его обнаружил Бьернсен, — продолжал Бич. — Как уже случалось с многими другими великими открытиями, он натолкнулся на него случайно, занимаясь чем-то совсем другим. Но сумел понять значение своей находки и получить практические результаты. Как и телескоп, и микроскоп, она раскрыла перед ним новый, доселе неведомый мир, о котором никто даже не подозревал.

— Новый ракурс, позволяющий увидеть то, что незримо присутствовало и раньше? — подсказал Грэхем.

— Вот именно! Когда Галилей, сам себе не веря, глядел в телескоп, он обнаружил то, что испокон веков было перед глазами несведущих миллионов, то новое, революционное, что перевернуло официально принятую и широко известную геоцентрическую систему.

— Замечательное открытие, — согласился Грэхем.

— Микроскоп дает гораздо лучшую аналогию — ведь он позволил увидеть факт, который с сотворения мира маячил у всех под носом и о котором тем не менее никто не подозревал. Факт, что мы всю свою жизнь соседствуем с бесчисленным множеством живых организмов, скрытых от нас за пределами нашего зрения, скрытых в бесконечно малом. Вы только подумайте, — настаивал Бич, голос его звучал все громче, — юркие живые твари, кишащие вокруг нас — над головой, под ногами, в нас самих. Они борются, размножаются и погибают в нашей же собственной кровеносной системе, и при этом никто о них знать не знал, даже не догадывался, пока микроскоп не прибавил остроты нашему слабому зрению.

— Да, это тоже великое открытие, — подтвердил Грэхем. Несмотря на заинтересованность, нервы его все еще были на взводе: он так и подскочил, когда собеседник случайно коснулся его рукой в темноте.

— Все это веками ускользало от нас — одно, скрываясь в непостижимо большом, второе — в невероятно малом. Точно так же ускользало и другое — затаившись в абсолютно бесцветном. — Глуховатый голос Бича дрожал от волнения. — Шкала электромагнитных колебаний занимает более шестидесяти октав, из которых человеческий глаз снособен увидеть всего одну. Вот за этим зловещим барьером, создаваемым нашим же слабым, ограниченным, беспомощным зрением, и скрываются жестокие, всемогущие господа, правящие каждым из нас с колыбели и до могилы, невидимо и безжалостно паразитирующие на нас — истинные хозяева Земли!

— Кто же они, черт возьми? Перестаньте ходить вокруг да около, говорите же Бога ради! — На лбу у Грэхема выступила холодная испарина, глаза были прикованы к сигнальному экрану. Он с облегчением отметил, что пока ни единый проблеск света не прорезал окружающую тьму.

— Перед глазами, наделенными новой зрительной способностью, они предстают в виде парящих сфер, сияющих бледно-голубым светом, — сообщил Бич. — За их сходство с шарами живого света Бьернсен прозвал их витонами. Они не только живые, но еще и мыслящие! Они — властители земли, а мы — лишь скот на их лугах. Они — жестокие и безжалостные повелители невидимого мира, а мы — их мычащие, потеющие, полоумные рабы, до того тупые, что только теперь прознали про свои оковы.

— А вы можете их видеть?

— Могу! Но порой готов молить Всевышнего, чтобы мне никогда не доводилось их увидеть! — В тесной комнате отчетливо слышалось дыхание ученого. — Все те, кто повторил последний эксперимент Бьернсена, обрели способность проникать за этот зрительный барьер. Увидевшие витонов уже не могли жить спокойно, начинали постоянно думать о них — и входили под сень смерти. На определенном расстоянии витоны умеют читать человеческие мысли с такой же легкостью, с какой мы читаем открытую книгу. Вполне понятно, что они немедленно пресекают распространение информации, которая может в конце концов привести к тому, что мы бросим вызов их многовековому господству. Они так же хладнокровно отстаивают свою власть, как мы отстаиваем свою — над животным миром, а именно — уничтожая противников. Вот и тот, кто последовал примеру Бьернсена и не сумел скрыть полученное знание в тайниках ума или невольно обнаружил его во сне, когда мозг был беззащитен, уже никогда не сможет ничего сказать. Помолчав, он добавил: — Не исключено, что нас ждет та же участь. — Снова повисло молчание, отмеряемое равномерным тиканьем часов. — И вам, Грэхем, предстоит та же пытка, ибо знание несет в себе проклятие. Тренированный ум может постараться спастись, постоянно — ежеминутно, ежесекундно — контролируя свои мысли в часы бодрствования. Но кто из нас способен контролировать свои сновидения? Да, самая смертельная опасность — это сны. Не ложись в постель — она может взорваться!

— Я подозревал нечто подобное.

— Неужели? — Бич был явно удивлен.

— С самого начала расследования бывали странные, необьяснимые мгновения, когда я ощущал: просто необходимо начать думать о чем-то другом. Я не раз повиновался этому абсурдному, но властному импульсу — занять мысли чем-то посторонним, чувствуя, веря, почти зная, что так безопаснее.

Только это вас и спасло, — подтвердил Бич. — Иначе вас бы давно прикончили.

— Неужели я владею своими мыслями лучше, чем такие гораздо более талантливые люди, как Бьернсен, Лютер, Мейо, Уэбб?

— Дело не в этом. Просто вам было легче. Ведь то, что вам приходилось контролировать, не выходило за рамки смутных подозрений. В отличие от других, вам еще не доводилось подавлять в себе мысли, содержащие ужасную истину во всей ее полноте. Настоящая проверка только начинается — посмотрим, на сколько вас хватит теперь! — зловеще добавил он.

— И все же, спасибо Всевышнему за эти подозрения, — пробормотал Грэхем.

Похоже, что вас посещают вовсе не подозрения, — сказал Бич. — Если эти ощущения, несмотря на всю свою смутность и неопределенность, все же были достаточно сильны, чтобы в противовес инстинкту рассудка заставить вас повиноваться, то у вас скорее всего необычайно развито экстрасенсорное восприятие.

— Никогда не задумывался ни о чем подобном, — признался Грэхем. — Просто времени не хватало, чтобы копаться в себе.

— Такая способность встречается не особенно часто, и тем не менее она далеко не уникальна.

Встав со стула, Бич включил свет и выдвинул ящик большого каталожного шкафа. Порывшись в ворохе газетных вырезок, заполняющих ящик, он извлек одну из подборок и стал ее просматривать.

— Здесь собраны сведения о подобных случаях за сто пятьдесят лет. Вот Мишель Лефевр из СентЭйва — это во Франции, неподалеку от Ванна — ее не раз исследовали французские ученые. Они установили, что ее экстрасенсорное восприятие составляло шестьдесят процентов от нормального зрения. Хуан Эгерола из Севильи — семьдесят пять процентов. Вилли Осипенко из Познани — девяносто процентов. — Он извлек из пачки очередную вырезку. — — А вот самый смак! Взято из английской газеты «Тит Битс» от 19 марта 1938 года. Илга Кирпс, латышская пастушка из-под Риги, молоденькая девушка с интеллектом не выше среднего и в то же время научный феномен. Комиссия из ведущих европейских ученых подвергла ее самой тщательной проверке, в результате чего было установлено, что она, несомненно, обладает настолько развитым экстрасенсорным восприятием, что оно по силе своей превосходит обычное зрение.