— Боже мой, — пролепетал Хок.

— О господи, о господи, — причитал Сенешаль. — Сколько их здесь?

— Сотни, — ответил Ламент. — И они пробыли здесь очень долго.

— Бедняги, — повторяла Фишер. — Бедняги.

По темной толпе прошла медленная волна ряби, и в сознании живых зазвучал беззвучный голос: «Освободите нас. Освободите нас».

— Разве ты ничего не можешь поделать? — требовательно спросил Сенешаль у Пешехода. — Ты же Гнев Божий, мститель за обиды. Если что и заслуживает отмщения, так именно это. Здесь же дети! Сделай что-нибудь, черт тебя дери!

— Я не могу вернуть жизнь мертвым, — отозвался Ламент. — На это был способен только один человек, а я не он. Все, что мне доступно, — это освободить их из этого места и отослать к вечному упокоению. С местью придется подождать, пока мы не найдем их убийцу.

Он потянулся за своей святой силой и не нашел ее. Сила, которую он в прошлом так легко призывал, воплощение Господней воли в мире людей, больше не принадлежала ему. Он звал голос, который жил внутри него, но ответа не получал.

— Ну? — спросил Хок. — Чего ты ждешь?

— Я умалился по сравнению с тем, чем я был, — медленно произнес Ламент. — Я — Гнев Божий в мире людей, а мы, сдается мне, уже не в мире людей. Мы в каком-то ином месте.

— Я всегда знаю, где нахожусь, — заявил Сенешаль. — Это всегда было моим даром, в этом — моя сила. Но я утратил свой дар. Я потерялся. Никогда раньше я не испытывал этого ощущения. Никогда. Как вы, люди, это выносите?!

По мере того как Сенешаль говорил, он переходил от неуверенности к страху и затем к полной истерике. Он умолк только после того, как Фишер схватила его за руку и хорошенько встряхнула.

— Расслабьтесь. Вы привыкнете. Сосредоточьтесь на происходящем. Я всегда находила, что присутствие смерти очень дисциплинирует.

— Что-то творится с призраками, — заметил Хок. — У них возбужденный вид.

Темные фигуры теперь двигались, скользя вокруг живых в огромном хороводе. Они кружились все быстрее и быстрее, пока отдельные фигуры не затерялись в сплошном черно-белом мареве. Шепчущие голоса зазвучали снова. Они отчаянно пытались передать людям нечто важное, но разобрать удавалось только два пугающих слова: «Переходные Существа». Пораженный Ламент резко втянул ноздрями воздух, и все обернулись к нему.

— Этого имени я услышать не ожидал, — сказал он. — Переходные Существа представляют собой бессмертные креатуры огромной мощи, физические воплощения отвлеченных понятий или идей. Они пребывают вне времени и пространства, пока какой-нибудь идиот не призовет их в явный мир. Не будучи рожденными, они не могут умереть. Идеи, воплощенные в материальную форму, невозможно уничтожить, их можно только изгнать. Князь демонов был Переходным Существом. Он один едва не уничтожил этот бренный мир. Если здесь представителей этого племени слишком много, нам определенно не под силу одолеть их.

И тут мертвые пронзительно закричали. Ужасный звук наполнил огромный неф и отразился от его окровавленных мраморных стен. А после он внезапно рассеялся и исчез вместе с призрачными фигурами. Через несколько секунд только эхо их ужаса свидетельствовало о том, что они были здесь. Однако постороннее присутствие по-прежнему ощущалось — такое сильное, что его чувствовали все. Словно взгляд злобных глаз. Хок и Фишер снова встали спина к спине, выставив перед собой оружие. Ламент сердито озирался. Сенешаль слегка наклонил голову набок и прислушивался.

— Еще что-то надвигается, — сказал он. — Что-то плохое.

И тут он возник прямо перед ними — человек, объятый пламенем. Жар заставил Хока и Фишер отступить на шаг. Сенешаль спрятался за Ламентом, который выставил посох между собой и пылающим человеком. Языки пламени вздымались и опадали, но не пожирали свою жертву. Сначала кожа этого человека была болезненно-красной, затем она чернела и лопалась, светясь в открытых трещинах кроваво-красным, прежде чем потемнеть еще больше и стать словно живая зола, и потрескаться, и отвалиться, обнажив свежую новую ткань. Снова и снова повторялась огненная смерть в бесконечном мучительном цикле. Объятый пламенем, претерпевающий бесконечную пытку — это был…

— Жареный, — негромко произнес Ламент.

— Добро пожаловать в мое творение, — проговорил вновь прибывший сухим скрипучим голосом. Пламя плясало у него на языке, во рту. — Это все мое. Я это создал. И из-за него я заставил всех тех людей погибнуть — потому что я стремился к чему-то большему. Из-за меня и из-за того, что я сделал, они навеки заточены в этом месте. Они появляются и пропадают по моему желанию. Я позволил им ненадолго показаться, чтобы вы получили представление о моем могуществе.

— Если ты столь могуществен, — спросила Фишер, — то почему горишь?

— Потому что я умер и был проклят, — ответил Жареный. — А затем меня призвали из ада, чтобы сделать стражем этого места. Но пылать мне вечно, изнутри и снаружи, бесконечно сгорать и возрождаться, объятому жаром бездны, дабы мое наказание не закончилось только потому, что меня ненадолго выпустили погулять.

— Сколько же ты здесь пробыл? — спросил Хок, стараясь не отворачиваться от удушливой вони горелой плоти.

— Столетия, — ответил Жареный. — Столетия мук и ни секунды облегчения. Сначала думаешь, что скоро привыкнешь, но этого не происходит. И сегодня боль такая же страшная, как и в первый день, когда меня утащили в преисподнюю. Я даже плакать не могу. Мои слезы превращаются в пар.

— Ты смеешь просить нашей жалости? — вопросил Ламент. — После признания в убийстве всех этих несчастных пленников? Объяснись! Кто ты такой? Что случилось столько веков назад?

— Что заставляет тебя думать, что я открою тебе свои тайны, Пешеход?

— Потому что грешники любят хвастать своими грехами. Это их единственная радость и утешение.

— Думаешь, ты — самый умный? — протянул Жареный. — Ты ничего не знаешь! Вообще ничего. Тогда как я могу поведать тебе вещи, которые взорвут твой разум и проклянут душу. Я Томас Чэдбурн, архитектор и создатель этого Собора. Все здесь рождено моим сознанием. Я надзирал за его сооружением, мучился над каждой деталью и доводил рабочих до безумия, потому что не принимал ничего, кроме совершенства. И это был мой первый грех. Гордыня. Потому что я полюбил мое творение сильнее, чем Бога, для поклонения которому оно предназначалось. Я считал себя могущественным и выдающимся человеком и постоянно хотел большего. Гораздо большего. Изучая некоторые древние книги в поисках способов сделать мое детище еще прекраснее, я наткнулся на древний договор, который мог бы изменить мою природу и сделать меня подобным богу. Следуя содержавшимся в нем инструкциям, я без страха отправился в Черный лес, и ни один демон не тронул меня. Они знали, что меня ждут, что я приглашен. В гнилом сердце Черного леса я обнаружил князя демонов, сидящего на трухлявом троне. Он сказал мне, что делать, чтобы стать таким же могущественным, как он, и я сделал это. Но он, разумеется, солгал. Переходные Существа всегда лгут. Наши короткие жизни для них — ничто, мелкое развлечение. Они ненавидят человечество за то, что оно реально.

Цена моего могущества оказалась удивительно простой. Массовая жертва. Собор мой был, наконец, достроен, и поэтому я созвал первых прихожан. Я обещал им особую церемонию, которой они никогда не забудут. Они все пришли — те, кто так долго и тяжко трудился на строительстве храма. Они пришли с семьями, с детьми. Они пели гимны и славили Господа, в которого я больше не верил. А я стоял в замаскированном пентакле и произносил слова, которым меня научили. И в единый страшный миг каждый мужчина, женщина и ребенок набросились друг на друга в безумной ярости и разорвали друг друга на кусочки. Отцы и матери убивали своих детей, а потом и друг друга. Это было изумительное зрелище, и я смеялся, смеялся, смеялся… Они, разумеется, до сих пор здесь, несчастные убийцы и их жертвы, связанные друг с другом ужасом потери и невольно совершенными страшными преступлениями. Вечные пленники заклятия, силу которому придала их смерть.