— Но это опасно, сынок.

— Вот поэтому я и должен через это пройти. Сама рассказывала, что мой дед с пяти лет ратоборствовал, мне уж скоро двадцать, а я даже на лове еще копья не преломил, не то что на рати.

Получилось, что вмешательство княгини, наоборот, подхлестнуло князя и он уже на следующий день приказал Еловиту:

— Завтра выезжаем на вепря.

— Но мне надо найти лёжку, — пытался отсрочить выезд ловчий.

— Ничего. Найдем вместе.

— И еще ж надо собрать кличан.

— Кличан собирай сегодня, а завтра выезжаем.

Не нравилась Еловиту такая спешка, по опыту знал: ничем хорошим это не кончается. Пошел к кормильцу Варяжке, спросил его:

— Ты хоть раз ходил на вепря?

— В молодости не один раз, еще с князем Ярополком.

— И убивал зверя?

— И убивал.

— Святополк завтра велит на вепря идти. Езжай с ним, будь рядом, коли что, пособишь.

— А ты?

— Мне надо с кличанами быть, зверя с лежки подымать и заганивать. На Волчка надежи мало, он вепря в глаза не видывал.

— Ну что ж, тряхнем стариной, — согласился Варяжко.

— Тряхни, тряхни, — усмехнулся Еловит, — да не вытряхни чего.

Утром, когда на конюшне еще готовили коней, а псари кормили собак, Еловит зазвал Святополка в свинарник. Зазвал тихо, даже Волчок не заметил, куда вдруг пропал князь.

— Хочу показать тебе, Ярополчич, куда надо бить вепря. Конечно, домашний боров не вепрь, но все же троюродный братец ему.

Еловит открыл загородку и стал почесывать за ухом насторожившегося борова. Животному это понравилось, боров прикрыл глаза и, довольный, захрюкал.

— Вепря так не почешешь, мигом руку оттяпает. А этот дурачок… и готов.

Еловит начал почесывать борова в подбрюшье, и тот даже лег. Тогда ловчий другой рукой взял его за переднюю левую ногу, отвел несколько в сторону.

— Смотри, князь. Вот сюда удар смертельный. Сразу в сердце. Но учти, наш дурачок эвон какой широкий, что печь, да еще сам подставился под удар. Не понимает, что это удовольствие может жизни стоить. Вепрь с боков плоский, ну вроде леща. Потому через чащу стрелой проносится, будто по чистому полю. И попасть ему в это убойное место не просто. Копья ломаются как соломинки, лучше бы мечом сюда угодить, но мечом можно лишь в стоящего или упавшего, недобитого. Помни, Ярополчич, вепрь, даже смертельно раненный, опасен. Он и умирая может смять охотника. Поэтому запомни, если на тебя несется вепрь, сделай шаг в сторону, и он пронесется мимо. Только не запоздай. Когда он будет рядом, бросай копье, но не держись за него, можешь выбить руку. Он видит плохо, ты — хорошо, не спускай с него глаз ни на мгновение. Если его зацепишь, он может оборотиться и снова кинуться на тебя. Молоденький убежит, но старый вряд ли.

— А как отличить молодого от старого?

— У старого клыки вверх торчат, чем старее, тем длиннее. Они и опасны, ими он и расправляется с охотником, если свалит. Это его кинжалы. Берегись, князь!

Еловит надеялся, что достаточно напугал князя этими страстями и он отложит охоту хотя бы на день-другой. Но Святополк сказал решительно:

— Спасибо за науку, Еловит, даст Бог, управимся. Едем.

— Моя наука — тьфу, вот вепрь, тот лучше учит, — пообещал ловчий зловеще.

Но князь был настроен на лов, и его ничто уже не могло остановить.

— Ступайте на Лысую поляну, — наказывал Еловит Варяже, как старшему среди охотников. — Я с кличанами и собаками зайду с запада, с ветра, там есть их лежка. Как протрублю, изготовьтесь. Это значит, мы пошли. Поляну имейте перед собой, мы их выжмем на ее. Расставь людей так, чтоб каждый видел обоих соседей. Ты понял, Варяжко?

— Ну что я, первый раз, что ли?

— Волчок! Где Волчок?

— Я здесь.

— Иди к кузне, там я навострил для князя пять копий. Забери их.

— Пять? Зачем столько?

— Бери все, говорю. И будь с ними около него. Не понимаешь, бестолочь, что с одним копьем на вепря не ходят.

— Понял, понял, — ответил с готовностью Волчок и побежал к кузнице.

К Лысой поляне Святополк ехал рядом с Варяжкой, с другой стороны от него на своей игреней[90] держался Волчок, сзади ехали еще трое ловчих, отряженные Еловитом.

— А сколько их в лежке бывает? — спросил Святополк кормильца.

— По-разному. Смотря какой выводок выходила и сохранила самка. Может, и четыре-пять, а может, и все десять.

— А как они лежку устраивают?

— А просто роют яму и ложатся в нее все носами внутрь. Сейчас ведь заморозки начались. А так лежа они согреваются друг от друга.

— Коли десяток выскочит на поляну, нам шестерым худо будет. А?

— Да что ты. Дай Бог один-два на нас налетят. Когда их кличане спугнут, они врассыпную кинутся. И потом, думаешь, они нас не учуют? Эге, еще как учуют. Человека вепрь далеко слышит. Видит плохо, а чует он, как пес, хорошо.

На поляне, по краю ее в кустах, Варяжко расставил всех так, что сам оказался посредине этого полукруга. В нескольких шагах от него встал Святополк, а за ним Волчок. Ловчие были по краям.

— Как пропоет труба, никаких разговоров, — наказывал Варяжко. — Всем затаиться, изготовить копья и замереть.

— Но ты ж говорил, все равно учуют, — сказал Святополк.

— Когда у них сзади будет шум, гам, лай собак, куда они кинутся? Верно, где тише. А тихо должно быть здесь. А коль еще и мы зашумим, они уйдут, как вода меж пальцами.

Когда вдали пропел охотничий рог, на поляне стало так тихо, что откуда-то прилетела стайка желтобрюхих синиц и деловито стала обследовать промерзшие ветки оголенных кустов, не обращая внимания на стоявших неподвижно охотников, переговариваясь меж собой нежным «теньканьем».

А после сигнала трубы закричали, засвистели, захлопали в трещотки кличане, дружно взлаяли собаки. Застрекотала где-то сорока — лесная вестница.

Шум-гам этот постепенно приближался. Стремглав через поляну промчался заяц, где-то в траве мелькнул и пропал хвост лисицы, — наверное, почуяв засаду, она свернула в сторону.

И вот на кромку поляны выскочила веприца в окружении вепрят. На какое-то мгновение она замерла, видимо почуяв неладное. Но шум сзади, с боков заставил ее кинуться через поляну.

Святополк, замахнувшись копьем, целил в одного из молодых, но брошенное копье лишь скользнуло по его шкуре. В следующее мгновение он промчался мимо. Сбоку раздался визг, кто-то из ловчих попал-таки в вепренка. Все происходило столь стремительно, что на поляне никто не увидел, как вылетел из кустов старый вепрь, преследуемый собаками. Он несся как черная молния, и направлена эта «молния» была в самую середину засады.

— Князь, берегись! — даже не закричал, а завизжал Волчок.

Но вепрь вонзился в куст, за которым стоял Варяжко. Кормилец и охнуть не успел, как был сбит, смят огромной тушей старого разъяренного зверя.

Отвлеченный на какое-то мгновение визгом Волчка, он взглянул в сторону Святополка, упустив из виду собственную безопасность. И это сгубило его. Вепрь не только сбил кормильца, но промчался по нему, терзая тело острыми и тяжелыми копытами. Если б не собаки, почти сидевшие на хвосте вепря, он бы, наверное, растерзал его.

Добычей охотников был годовалый вепренок, приконченный ловчими. Зато потеря была великая — кормилец Варяжко лежал без сознания растоптанный, раздавленный.

Его привезли в Туров на полсти, укреплённой на двух хлыстах и привязанной к седлам двух коней. Внесли во дворец, в его светелку. Святополк немедленно послал за бабкой Буской. Она, причитая, охая, осмотрела, ощупала раненого и вдруг тихо заплакала.

— Ты что, бабка? — спросил Святополк. — Лечи!

— Ой, милай. Ведь он насмерть ранетый. Хорошо, ежели до ночи протянет. Внутре у него все порвато.

Варяжко не приходил в сознание. Буска силой влила ему в рот какое-то зелье, но более расплескала по постели.

К ночи дыхание больного участилось, он начал бредить. Святополк вслушивался в бессвязные слова. Пришла в покои Арлогия.