Итак, даже и летописное название татар приводит нас, как и самое слово «татарин», не в заволжские степи, где колышется один ковыль, а в могучие Татрские горы и, с ними вместе, в Венгрию, в страну башнеобразных дыменных печей, откуда происходит и другое название их главного города: по-славянски Пещь, а по-немецки Ofen (тоже печь), после чего находит объяснение и третье летописное название этого народа — Таурмены, т.е. люди башен: Тауер-мены (Towermen) по-англо-саксонски и турмены (Thurmenschen) по-немецки[110]. Уже отсюда выходит, что татарской Золотой Ордой в русских летописях времен крестовых походов назывался какой-то Татарский Золотой Орден крестоносцев.

Все только что приведенные ономатические объяснения являются у нас не руководящей нитью исследования, а только подтверждением выводов, сделанных на основании общекультурных, экономических и географических фактов, доступных для проверки в любое время.

Возьмем хоть эту самую битву на речке Кальце, 16 июня 1223 года, через 19 лет после взятия крестоносцами Царь-Града, от которой началось на Руси «татарское иго», и описание которой я привел буквально из летописей несколько страниц назад.

Посмотрите сами на карту. Началось сражение на реке Днепре на «Заруби у острова Варяжского», где была потом «Запорожская сеча», так хорошо описанная Гоголем в его «Тарасе Бульбе». Побил там Мстислав Галицкий татарский отряд. Услышав это, все русские князья идут на «татар».

И вот сразу же начинается этнографическая и экономическая нелепость, если считать татар не за венгерских крестоносцев, наседающих с запада, от татрских гор, а за кочевников, пришедших из-за Волги. Известно, что в то время в южных степях к востоку от Днепра и к северу от Азовского моря не было ни одного оседлого поселка, за исключением Генуэзских береговых колоний на устьях рек, а следовательно, нельзя было добыть и провианта для отряда всадников. Кругом была одна бесконечная степь. Как же скакали по ней русские князья и их отряды, преследуя бегущих татар до Мариуполя на протяжении почти 600 километров, т. е. не меньше, чем от Ленинграда до Москвы?

Но вот они перебрались, вслед за бегущими остатками ограбленных ими еще в самом начале татар по необозримым безлюдным степям, за реку Калец, на северном берегу Азовского моря, а бежавшие разбитые татары повернулись за рекой и разбили их самих! Где взяли они там свежие резервы, убегая без дорог и без компаса, если это не были Генуэзские колонисты, естественные союзники крестоносцев? Мстислав Киевский делает себе от них ограду из кольев, а где он достал достаточно деревьев в безлесной степи? Однако, несмотря на эту фантастическую защиту, все уцелевшие русские князья с остатками своих конных войск бегут обратно, на протяжении 600 километров до Киева и (что всего чудеснее) начинают платить диким, разрозненным по природе кочевникам ежегодную дань, признав их своими сюзеренами на 250 лет!

Читатель видит сам, что начало татарского ига в его обычной версии так же неправдоподобно, как и продолжение его, и конец его. И, лишь повернув сцену действия с востока на запад, как показывают нам многочисленные лингвистические следы и признав, что русское летописное слово «орда» и латинское слово «ordo» — орден одно и тоже слово, и согласившись затем, что местность Калка была Калецкий край в Польше, мы осмыслим это сказание. Ведь на всем протяжении между Кельцами и Киевом была уже культивированная в то время местность с повсюду разбросанными поселками, где всегда можно было награбить достаточно провианта, оставляемого разбегающимся испуганным населением при приближении чужих войск. Так и продовольствовались в те времена все армии, не имевшие даже представления об интенданствах.

А что же было на восток от Днепра? Посмотрите сами на карте. На ней изображены все оседло обитаемые пункты, упоминаемые в русских летописях не только до 1223 года, когда произошла эта битва, но и после — до 1420 года, когда Адское иго (Jugum tartaricum) уже приходило к концу. Где тут можно было кого-нибудь ограбить, чтобы хоть позавтракать? А припомнив, что для разведения огня тогда не было еще спичек, и накаленные угли хранились в печах до следующего дня, чтоб раздуть на них высушенную заранее лучинку для зажигания новых дров,— скажите сами: на каких кострах эти князья и их войска жарили себе шашлык или варили что-нибудь на своем огромном степном пути? Мне скажут: у них были кремни и огнива, т. е. пропитанные селитрою толстые шнурки, которые начинали тлеть, когда падала на них искра... Но без серных спичек они были годны только для зажигания папирос, а для добывания огня употреблялось тогда утомительное вращение сухой палочки в дырке сухой дощечки, да и то целыми часами... Значит, большие степи, где не было сухого дерева были тогда также непроходимы для быстро идущих военных отрядов, как и океан.

«Татары» могли придти тогда в Русь только с более культурного и уже оседлозаселенного запада. Посмотрим с этой точки зрения на все упоминания о них или в связи с ними в русских летописях.

Вот под 1229 годом (лето 6737) в Лаврентьевской рукописи: «Того же лета (была) страсть (т.е. мучительная смерть) нового мученика христова, убитого Болгарами в Великом граде их (т. е. дело было в Болгарии на Балканском полуострове). Он был иного языка не русского, христианин богатый, путешествовал по городам и пришел в их город. Они же нудили его и прельщали много дней отречься от Христа и христианской веры, но он не покорился и усечен был 1 апреля, а русские христиане, взявши его тело, положили в гроб[111], идеже вси хрестьяне лежат».

«И за кровь его погорел город их Великий, и того же лета Саксины (саксонцы) и половцы (очевидно из Полоцка) избегоша (поднялись) из низу (из равнины) к Болгарам перед Татары (не иначе как перед Татрскими горами)». А затем идет уже тенденциозная путаница: «И сторожевые болгарские побежали, „биени“, от Татар (т. е. от Татрских гор), близ реки ей же имя Яик (тенденциозная путаница: с Татров течет река Дунаец, приток Вислы, а Яик — старинное название реки Урала, где никогда не было болгар)». И здесь простой здравый смысл говорит за то, что «Татарами» названы тут Карпатские Татры, имя которых старинный русский летописец и не мог произнести (в силу присущей русскому языку полногласности) иначе как Татары.

Очевидно также, что названные тут саксины были саксонцы, а, следовательно, и союзники их половцы были поляки или полочане (из Полоцкого княжества), а великим городом болгар названо никак не пустое место за Волгой. Удивляться же тому, что какие-то католические или арианские фанатики того времени хотели принудить богатого православного путешественника принять их веру, тоже нет никаких причин.

Пойдем и далее.

Через три года после этого, под 1232 годом (в лето 6740) находим: «Того же лета придоша Татарове и зимоваша не дошедше великого града Болгарского». Опять татары в Болгарии, и как раз в то время, когда ходили по ней крестоносные ордена, по летописному — орды.

А после этого, через четыре года, те же самые болгары из безбожных мучителей «богатого путешественника», как во сне, сами гибнут от безбожников.

«В 1236 году (лето 6744). В той же осени пришли с восточной стороны в Болгарскую землю безбожнии татары (очевидно из Венгрии по р. Пруту) и взяли славный Великий город Болгарский» (очевидно Преслав на Дунае, а никак не село Успенское за городом Казанью в 6 километрах от Волги по дороге в Тетюши, которое «рассудку вопреки, наперекор стихиям» было провозглашено русскими историками XVIII века столицею Великого Болгарского царства, будто бы разрушенного Батюшкой-Ханом — Батыем) — при таких обстоятельствах:

«И взяли татары, — заканчивает летописец, — это место славный Великий город Болгарский (Преслав) и избили оружием от старца до юного и до суего младенца и взяли (далее две строчки закрыты)». Так, — говорят нам историки XVIII века, — в 25 верстах от бывшего уездного городка Спасска, не доезжая до другого уездного городка Тетюши, в 6 километрах от берега Волги, исчезло великое царство Болгарское, ведшее, говорят нам, — обширную торговлю даже с Багдадом в Месопотамии, с Новгородом и Москвою, и еще раньше колонизировавшей до Дуная современную Болгарию.