Карл колебался. «Манифест» оставался для него главным произведением, хотя он и написал его всего за четыре дня шестнадцать лет тому назад. Он рад, что об этом еще помнят, тем более что «Манифест» не был переведен на французский. Но ему надо закончить книгу и сообщить, наконец, о том, что он открыл в 1855 году, почти десятью годами раньше, в год смерти Эдгара: о прибавочной стоимости и природе капитализма, который он своей теорией пошатнет гораздо вернее, чем это могут сделать их собрания.
Потом, когда Ле Любе назвал ему имена тех, кто будет присутствовать на учредительном собрании (величайшие революционеры и профсоюзные деятели из Англии, Германии, Италии, Швейцарии, Бельгии и Франции), он согласился, но только в качестве наблюдателя, предоставив старому союзнику по бывшему Союзу коммунистов Иоганну Георгу Эккариусу, уже сотрудничавшему с ним в Брюсселе, представлять немецких рабочих. Маркс объяснил Энгельсу, которого удивило его возвращение в политику: «Я знал, что и со стороны Лондона, и со стороны Парижа присутствуют реальные „силы“, вот почему я решился отступить от своего обычного правила».
Народное собрание состоялось 28 сентября 1864 года в Сент-Мартинс-холле Ковент-Гардена, чересчур просторном для рассыпавшихся по нему участников. Председательствовал англичанин Эдвард Спенсер Бисли — либерал из университетской профессуры, назначенный Оджером главой тред-юнионов. Карл сидел в президиуме, но хранил молчание. Речи следовали за речами — сначала о Польше, потом о «еще большей угнетаемой нации — пролетариате». Присутствующие подтвердили прошлогодние планы об основании Международного товарищества рабочих (International Working Men's Association), быстро получившего название «Интернационал».
Во главе его стал избранный «Центральный совет», быстро превратившийся в «Генеральный совет» с «генеральным секретарем» и «секретарями-корреспондентами», представлявшими присутствовавшие на заседании рабочие организации Англии, Германии, Франции, Италии, Испании, Америки, Швейцарии и Бельгии. Первым генеральным секретарем стал Эккариус, что говорит о непосредственном влиянии Маркса на назначения. Первый Генеральный совет был разношерстным по своему составу: 82 члена, в том числе 40 английских тред-юнионистов-реформистов, 12 немецких социалистов, 12 французских прудонистов и бланкистов, 9 итальянских мадзинистов, 5 польских патриотов, 2 швейцарца, венгр и датчанин. Среди французов было девять эмигрантов, поселившихся в Лондоне (Денуаль, Ле Любе, Журден, Моризо, Леру, Бордаж, Бокке, Таландье, Дюпон), плюс трое других, прибывших на собрание из Парижа — гравер Толен, сборщик Перрашон и басонщик Лимузен.
Карла кооптировали в Генеральный совет. Являясь одним из редких его членов, не принадлежащих к пролетариату, он был назначен «секретарем-корреспондентом» в Германии. Его также включили в подкомитет по разработке (к 1 ноября) манифеста и уставов организации. В подкомитет входили девять человек: Оджер, Маркс, Уитлок, Уэстон, Ле Любе (секретарь-корреспондент для Франции), Голторп, Пиджон, Кремер, Вольф (прозванный «Красным волком» — удивительный поляк, адъютант Гарибальди, мадзинист, ставший анархистом, который, как мы видели, не имел ничего общего с Лупусом).
В первые дни Карл, еще не догадываясь о важности собраний, не ходил на них — они отвлекали бы его от работы. Но когда контроль за их проведением чуть не захватили анархисты, Эккариус убедил его в них участвовать. Всего через месяц после создания Интернационала, где он присутствовал лишь как рассеянный наблюдатель, Карл станет душой товарищества и заберет в нем власть в свои руки.
Двадцатого октября 1864 года он нехотя отправился на собрание подкомитета, который должен был составить манифест и устав: одни хотели говорить в нем о революции, другие — о праве, морали, справедливости. Полный хаос. Документов, которые надо было сдать уже через десять дней, не существовало даже в набросках! «Старая песня!» — возмутился Карл. Он самочинно стал председателем собрания и с того вечера стал продвигаться к завоеванию полномочий, которые так и не сможет в дальнейшем с себя сложить.
Для начала он затянул обсуждение до часу ночи; потом, когда все мечтали уже только о том, чтобы пойти спать, отложил дебаты на неделю, пообещав наспех, под шапочный разбор, самостоятельно составить к тому времени проект обращения к рабочему классу и проект устава. Все приветствовали смелость верного борца, закрывшего заседание. Ответственность за документы, которые предстояло обсудить через десять дней на пленарном заседании, таким образом, возлагалась на него.
И Карл написал. В четыре дня «Учредительный манифест» и «Временный устав» были готовы. Он составил их с такой же легкостью, с какой изложил на бумаге в несколько дней «Манифест Коммунистической партии». И снова, как и шестнадцать лет назад, получился шедевр. Не ловкий ход циничного манипулятора (как напишут некоторые возмущенные и столь же многочисленные восхищенные биографы), а образец интеллектуальной и политической сноровки.
Кстати, Маркс сам придет к обобщению по поводу способностей, которые он проявил в тот день: «Я был вынужден вставить <…> отрывки о долге, о праве, об истине, о нравственности и о справедливости. Нужно время, прежде чем пробудившееся движение сделает возможной прежнюю откровенность языка…»
Ибо его проект обращения — прежде всего образец балансирования между различными точками зрения современных ему левых сил. Карл говорит в нем о необходимости свергнуть общественный порядок, стараясь не задеть самолюбия реформистов. Он объясняет, что эмансипация рабочего класса должна быть делом самих трудящихся, однако создаваемый Интернационал должен стать центром сотрудничества между рабочими союзами, центром распространения идей и развития классового сознания; что экономическая борьба должна найти свое продолжение в борьбе политической, при этом пролетариат должен стать отдельной партией и способствовать проведению мирной внешней политики.
Выступая против французов и немцев, которые хотели ограничиться программой, делающей акцент на системе кооперативов, Маркс восхваляет ее («Кооперативные фабрики самих рабочих являются, в пределах старой формы, первой брешью в этой форме <…>, показывают, как на известной ступени развития с естественной необходимостью возникает и развивается новый способ производства»), при этом высмеивая в убийственной фразе: «Как бы кооперативный труд ни был превосходен в принципе и полезен на практике, он никогда не будет в состоянии ни задержать происходящего в геометрической прогрессии роста монополий, ни освободить массы, ни даже заметно облегчить бремя их нищеты, пока он не выходит за узкий круг случайных усилий отдельных рабочих <…>. Завоевание политической власти стало, следовательно, великой обязанностью рабочего класса». Иначе говоря, кооперативное движение — не защита от капитализма, овладеть экономикой можно только через политику.
Далее в «Учредительном манифесте Международного товарищества рабочих» объясняется, что условия захвата власти варьируются в зависимости от национальных традиций, так что нужно придерживаться прагматизма, как уже поняли английские тред-юнионы, и не устраивать бесполезных государственных переворотов. Здесь не идет и речи о «диктатуре пролетариата» или о готовых рецептах.
Кто станет возражать против такого?
Проект «Временного устава товарищества» составлен так же ловко и, верно, так же искренне. Маркс пишет: «Принимая во внимание: что освобождение рабочего класса должно быть завоевано самим рабочим классом; <…> что экономическое освобождение рабочего класса есть, следовательно, великая цель, которой всякое политическое движение должно быть подчинено как средство; <…> что освобождение труда не местная и не национальная проблема, а социальная, охватывающая все страны, в которых существует современное общество, и что ее разрешение зависит от практического и теоретического сотрудничества наиболее передовых стран; что нынешний новый подъем движения рабочего класса в наиболее развитых промышленных странах Европы, вызывая новые надежды, служит вместе с тем серьезным предупреждением против повторения прежних ошибок и требует немедленного объединения все еще разрозненных движений; принимая во внимание указанные соображения, нижеподписавшиеся члены комитета, уполномоченные на это постановлением публичного собрания, состоявшегося 28 сентября 1864 г. в Сент-Мартинс-холле в Лондоне, предприняли необходимые шаги для основания Международного товарищества рабочих».